Образ ветхозаветной праведницы Юдифи вдохновлял художников из века в век, но каждый находил в этом образе что-то своё: для кого-то Юдифь — образец кротости, для кого-то — пример святости, для кого-то — благочестивый повод полюбоваться обнажённой красавицей, а для кого-то — икона феминизма.
Кто такая Юдифь?
Юдифь — героиня ветхозаветной книги Юдифи, которая повествует о спасении Иудеи от страшного врага. Этим врагом был полководец Навуходоносора Олоферн — грозный и непобедимый военачальник (и, разумеется, язычник). Олоферн со своим войском осадил Иудею и перекрыл источники пресной воды, так что горожан ждала гибель или от жажды, или от рук язычников.
В галерее — краткий пересказ истории Юдифи в картинках:
Старейшины решили ждать божьей помощи, молиться, но больше ничего не предпринимать. Однако молодой вдове Юдифи такой план не понравился, и она покинула город вместе со своей служанкой, пообещала Олоферну провести его в Иудею, соблазнила его, а когда тот напился вина, отрубила ему голову. Юдифь вернулась в Иудею вместе с головой врага, а войско Олоферна, обнаружив обезглавленное тело военачальника, в панике бежало.
Юдифь — "чудо по красоте"
Многие религиозные деятели уже в раннехристианские времена сомневались в правдивости истории Юдифи, но считали её полезной для народа — назидательной, пробуждающей патриотические чувства и вдохновляющей на страстную молитву.
Со времён Средневековья эта история и впрямь вдохновляла, но далеко не каждого именно на молитву. Хотя Юдифь и не отдалась Олоферну, сам образ красавицы наедине с могучим бородачом (вдрызг пьяным, но с кем не бывает) весьма пикантен. Так что неудивительно, что многие художники обращались к истории Юдифи отнюдь не из богобоязненности.
Закономерен вопрос: почему бы этим художникам не писать обнажённых, полуобнажённых, страстных, чувственных и прочих прелестниц без ветхозаветных аллюзий? Дело в том, что в XV веке, когда в моду вошли ню, церковь не допускала неоправданного обнажения в искусстве (подробнее об этом я писала раньше).
Поэтому все ренессансные обнажённые — сплошь античные богини или библейские героини. И заметьте, в строгом соответствии с источником: в книге Юдифи сказано, что она, покидая Иудею, оделась так, чтобы "прельстить глаза мужчин, которые увидят её". Такая формулировка и будит воображение, и даёт большую свободу художнику.
Соблазнительная красавица, которая усыпила бдительность воспылавшего к ней страстью гиганта и отрубила ему голову, — образ не только чувственный, но и сильный. Такие художники эпохи модерна, как Густав Климт и Франц фон Штук не могли обойти вниманием Юдифь и неоднократно посвящали ей картины. Для них она стала женщиной-вамп, доминатрикс, которая привыкла смотреть на мужчину сверху вниз, которая может вить из него верёвки, от которой легко потерять голову — причём буквально.
Юдифь — орудие Господне
Думаю, секрет популярности Юдифи у художников разных веков состоит в том, что её образ невероятно пластичен. Каждый найдёт в нём что-то своё, причём сможет подтвердить находку цитатой из Ветхого завета. "Она была красива видом и весьма привлекательна взором?" Да. Но кроме этого, она "была очень богобоязненна".
Для многих художников и в XVI, и в XIX веке именно это качество Юдифи было ключевым. Такие мастера как Доре, Рубенс, Хогарт изображали Юдифь боговдохновлённой праведницей. Ведь старейшины собирались сдать город врагу, если бог не спасёт их в течение пяти дней, а богу, знаете ли, лучше не ставить ультиматумов. Или, как сказала сама Юдифь, "Богу нельзя грозить, как человеку, нельзя и указывать Ему, как сыну человеческому".
Вместо того, чтобы пять дней сидеть, сложа руки, Юдифь предложила старейшинам: "Станьте в эту ночь у ворот, — а я выйду с моею служанкою, и в продолжение дней, после которых вы решили отдать город нашим врагам, Господь посетит Израиль моею рукою". А это значит, что в лагере Олоферна Юдифью руководил бог, и она делала то, что он ей велел.
Поэтому на множестве картин и гравюр Юдифь смотрит в небо, а некоторые мастера окружают её фигуру ангелами — так у зрителя не останется ни малейшего сомнения в чудесности происходящего.
Юдифь — воплощение кротости и смирения
Прежде, чем идти в стан врага, Юдифь вознесла молитву богу: "Ты — Бог смиренных, Ты – помощник умаленных, заступник немощных, покровитель упавших духом, спаситель безнадежных..." А придя к Олоферну, она усыпляла его бдительность, называя себя его рабою. Для многих художников именно кротость Юдифи стала ключевым её качеством. И их можно понять!
Согласитесь, для патриархального общества Юдифь — проблемный персонаж. Женщина, которая без колебаний рубит голову человеку, которому многие народы сдавались без боя. Но, как я уже писала выше, образ Юдифи пластичен: вот она говорит Олоферну, что он "один добр во всём царстве, силён в знании и дивен в воинских подвигах", а такое не только ассирийскому воеводе приятно слышать.
И потом, Юдифь — вдова, которая всю жизнь носила траур по мужу, — а прожила она больше ста лет! Одним словом, чистейшей кротости чистейший образец (перефразируя Пушкина). Так что на многих картинах Юдифь — самоё смирение. Как-то даже неуместно смотрится в её руках отрубленная голова.
Юдифь и в горящую избу войдёт
Однако из песни слов не выкинешь. Какой образ встаёт перед глазами при чтении таких строк?
Она сняла с него меч его и, приблизившись к постели, схватила волосы головы его и ... изо всей силы дважды ударила по шее Олоферна и сняла с него голову и, сбросив с постели тело его, взяла со столбов занавес.
Не всякая женщина (да и не всякий мужчина!) сможет не дрогнувшей рукой отрубить голову человеку, а потом ещё и спокойно сбросить мёртвое тело на пол и, не вызывая подозрений у стражи, уйти с головой в мешке якобы на еженощную молитву.
Вернувшись в Иудею, Юдифь показала согражданам голову врага и сказала: "Вот голова Олоферна, вождя Ассирийского войска ... — и Господь поразил его рукою женщины". Говоря современным языком, иудейская вдова, видя беспомощность лучших мужей города, на время приняла новую гендерную роль — роль защитника родины и веры, роль воина.
Вполне закономерно, что иные художники изображают Юдифь как полную мужества воительницу, бесстрашную и безжалостную. В XX веке она даже становится супергероиней (см. последнюю картину в галерее выше). Честно говоря, этот тип изображения Юдифи я считаю самым адекватным. Уж по крайней мере современным.
Юдифь — ролевая модель
Разумеется, эта воинственная сущность Юдифи была особенно близка художнице эпохи барокко Артемизии Джентилески — жертве изнасилования, которая отдавала предпочтения образам сильных женщин и посвящала картины противостоянию полов, в котором женщина или погибает, или побеждает.
Артемизия была не единственной художницей, обращавшейся к образу Юдифи. Для её коллег, так же как и для неё, Юдифь была ролевой моделью (недаром они придавали спасительнице Иудеи собственные черты), причём вовсе не обязательно — моделью безжалостной воительницы.
Так же, как и мужчины, каждая художница видела в Юдифи что-то своё: для кого-то она была образцом богобоязненности, для кого-то — бесстрашия, для кого-то — красоты. Как можно не изобразить себя в образе женщины, о которой ассирийцы говорили, что "от края до края земли нет такой жены по красоте лица и по разумным речам?"
Ролевые игры
Однако не всякая женщина — художница, а остаться в памяти потомков "чудом по красоте" (так назвали Юдифь воины Олоферна) хочется многим. К счастью таких дам, стремительное развитие портретного жанра в Европе пришлось аккурат на тот период, когда считалось правилом хорошего тона позировать в образе — в образе представительницы языческого пантеона (скажем, Венеры) или святой покровительницы (скажем, Агаты).
Но и образ не канонизированной, но благодетельной ветхозаветной красавицы считался весьма подходящим с точки зрения морали. А некоторые заказывали даже двойной портрет: дама в роли Юдифи, кавалер — в роли отрубленной головы (ищите в галерее ниже).
Модный приговор
Есть у истории Юдифи ещё одно редкое достоинство, способствующее неиссякающему вниманию художников: собираясь сдаться в рабыни Олоферну, Юдифь "оделась в одежды веселия своего ... и возложила на себя цепочки, запястья, кольца, серьги и все свои наряды, и разукрасила себя, чтобы прельстить глаза мужчин, которые увидят её". Проще говоря, Юдифь принарядилась.
А стоит сказать, что до сравнительно недавнего времени было принято изображать героев событий прошлого в одежде, современной не событиям, а художнику. Таким образом мастер делал образ понятным и знакомым зрителю, создавал иллюзию близости библейских времён.
Что одежда, даже архитектура и ландшафт осовременивались: и святые встречали мученическую смерть будто бы вчера и по соседству, и Мадонна родила спасителя человечества буквально на днях. Эта традиция тесно связана с религиозными мистериями и с концепцией таинства причастия.
Но не будем вдаваться в подробности. Об этом стоит написать отдельную статью. Для этого же рассказа важно то, что по изображениям Юдифи можно изучать историю моды: богато нарядившуюся красавицу писали как светскую даму Италии и Голландии, XV века и XVII... Хотя, если верить преданию, Юдифь отсекла голову Олоферну у стен Иудеи в VI веке до нашей эры.
P.S. Из любви к спецэффектам
В этой статье я много говорила о пластичности образа Юдифи, о том, что одни художники находили в нём богобоязненность, другие красоту, третьи смирение, четвёртые силу, пятые чувственность. Но были и те, для которых всё это было вторично. Для них история Юдифи была только благопристойным поводом. Речь в первую очередь о мастере саспенса Караваджо и его последователях караваджистах.
За несколько дней в стане врага Юдифь приучила стражу, что каждую полночь она уходит из лагеря, чтобы умыться и помолиться. Именно в полночь, оставшись вдвоём с упившимся до беспамятства Олоферном в его шатре, Юдифь отрубила ему голову. И ни у кого не вызывая подозрений, отбыла "на молитву" — с головой в мешке.
Ночная сцена кровопролития привлекала художников, начиная с эпохи барокко, как возможность изобразить агонию, фонтан крови, драматические контрасты света и тени. А ветхозаветная история служила этим Хичкокам и Линчам прошлых столетий благопристойным алиби: в такой напряжённой подаче подвиг Юдифи вызывает у зрителя бурю эмоций. И подлинно христианский трепет, конечно.