- Мам? А те люди, которые у твоей первой учительницы учились после тебя, они как называются? Ну когда мы уже пойдём в пятый класс, а к Нине Михайловне придут новые первоклашки, они нам кем приходится будут?
Я очень надеялась, что мама скажет: «Младшими братьями и сёстрами».
Но она сказала как отрезала:
- Да никем. Просто учились у одной учительницы в школе. Вот и всё.
Ну что значит «никем»?! Ну пусть даже «никем», пусть ещё не придумали для этой степени родства никакого названия. Но мы же будем приходить к Нине Михайловне из старшей школы! Да хоть каждый день! Будем помогать.
Будем для них складывать бумажные самолётики и лягушек, как для нас это когда-то в первом классе делали её пятиклассники. Будем смотреть, чтобы они прилично вели себя на переменах. А когда у нас не будет физры или труда, мы станем приходить к ним на урок, тихонечко ходить между рядов и смотреть, как они пишут: всё ли правильно, а если у кого-то что-то неправильно, мы подойдём и тихонечко намекнём.
Те пятиклассники ведь так делали! Помню, как надо мной взял шефство один огромный мальчик (ну просто дядька!) и стоял надо мной пол-урока. Мы писали какой-то диктант, и я написала «потому что». Раздельно. Он подошёл и сказал тихо:
- «Потому что» слитно. Взял у меня ручку и нарисовал у «потому» такую длинную загребущую руку, которая притянула за плечо букву «ч».
Странно как-то всё это выглядело, но я мальчику поверила и пикнуть не смела: мальчик умный, он пришёл из старшей школы, он не может не знать.
Но потом мальчик (ну просто дядька!) подумал, снова взял у меня ручку и «потому что» разъединил. Благо ручка у меня была тогда стирающаяся.
- «Потому что» вместе пишется или раздельно? – с беспокойством спросил он у своей одноклассницы, которая тоже над кем-то взяла шефство.
- Вместе.
Тогда он снова прицепил «что» к «потому» как прицеп.
«Ну это уже совсем! Что они мной жонглируют тут, как мячиком!» - подумала я и резко разрубила связь между «потому» и «что».
- Нина Михайловна! – наконец пробасил он. – А как «потому что» пишется – вместе или раздельно?
- Раздельно.
Вот и я потом над кем-нибудь возьму шефство. Только не так, конечно, а лучше. Намного лучше.
Мы будем приходить! Будем, будем! Как же Нина Михайловна тут без нас!
Я не знаю, почему я так любила Нину Михайловну. Беззаветно и безответно. Она ведь меня никогда не любила. Среди Машенек, Ладушек, Катенек и Дарьюшек я всегда была просто Ира Ветровская. Разговаривала со мной Нина Михайловна каким-то брезгливо-подозрительным тоном, будто у меня из носа торчит козявка или укроп между зубов застрял. Я даже подходила к зеркалу. Нет, всё у меня всегда было в порядке. И чтобы получить у Нины Михайловны пятёрку, мне надо было ответить на семёрку в отличие от Дашки, от Юльки, от Зотовой…
Но я любила Нину Михайловну. Может быть, потому что, как писал Ларошфуко, была наслышана о любви. Может быть, потому что понимала, что другой первой учительницы у меня нет и уже никогда не будет.
- Нина Михайловна-а-а! Мы будем к вам приходить! – мечтала Зотова на переменах, вися на Нине Михайловне, как игрушка на ёлке.
- Да, сначала будете. А потом забудете, - и тон Нины Михайловны становился вдруг каким-то брезгливо-недоверчивым, которым она со мной разговаривала.
- Нет, мы будем! Нет, мы будем!
- Забудете. Это жизнь.
- Нет, не забудем! – клялась Зотова.
Спокойствия в нашем королевстве не было. В каждом углу у нас на уроке стояло по два человека. Видели мы кровь, пот, рассечённые брови, разбитые губы, прозрачные уши Стасика, когда он лежал, как жук, который перевернулся на спину и не может встать, лежал в пустой нише шкафа и плакал. Я никогда этого не забуду!
И на каждый такой случай у Нины Михайловны была своя градация: «Малашин, забери свою жвачку. Отнял у меня пять лет жизни», «Редькин, иди на свою камчатку. Вот и сиди там! Отнял у меня десять лет жизни», «Штанга, отвернись к стене и думай над своим поведением. Отнял у меня пятнадцать лет жизни!»
Однажды Зотова с ужасом сказала мне:
- Ира, Нина Михайловна после нас хочет уйти из школы. Она говорит, что после нас первоклашек уже брать не будет.
«Мы - последнее поколение землян. На нашу Землю со страшной скоростью несётся метеорит, который уничтожит всё живое. Всё до последней былинки. И это произойдёт, прежде чем мы успеем открыть вторую часть «Математики». И стоит ли нам открывать первую?» - вот так это тогда прозвучало.
Как?! Ка-а-ак?! Мы же думали, мы же мечтали… мы уже представляли, как мы будем приходить сюда. Как эти маленькие ручки будут выводить свои первые закорючки, как они, эти дети, полюбят нас и будут ждать, и будут обнимать, щекотно тычась подбородками в живот… А теперь у меня и их не будет?
У меня ведь нет ни братьев, ни сестёр. Ни даже двоюродных! Есть троюродные. Но они на двадцать лет меня старше и вижу я их раз в пять лет.
Неужели даже здесь мне не повезло?!
- Откуда ты это знаешь? – спросила я у Зотовой, пытаясь вновь загнать слёзы туда, откуда они вытекали.
- Нина Михайловна бабушке сказала.
А потом Нина Михайловна сказала ещё и Дашкиной бабушке, и Юлькиной маме и моей бабушке… Нас выпустит и всё – брать новый первый класс уже не будет.
- Нет, всё, - говорила Нина Михайловна тоном многодетной матери, не решающейся ещё на одну беременность.
- Нина Михайловна! Ну Ни-и-и-ина Миха-а-айловна! – вечно ныл кто-нибудь на перемене, повисая у неё на спине. – Ну не уходи-и-ите! Ну пожа-а-а-алуйста! Мы к вам будем приходи-и-ить!
Я не умела ни висеть, ни ныть. Но в глубине души радовалась, что есть те, кто прекрасно делают это и без меня.
Это был, конечно, конченный эгоизм! Вроде «Не уходите из большого спорта! Весьте всегда сорок килограммов, прыгайте всегда тройной аксель! А я буду всегда вас смотреть! Мне под ваши выступления очень хорошо картошечка с сальцем идёт, и на душе как-то светло становится, не пойму отчего. Даёшь ещё один олимпийский цикл! Даёшь ещё один! И ещё!»
Но Нина Михайловна говорила, что мы ей отравили всю кровь и всю мочу. И по всем подсчётам, сколько лет мы у неё отняли, выходило, что она уже давно должна была умереть.
Нина Михайловна нас обманула: после нас она взяла первый класс. Но и мы её обманули: ходить к ней нам не хотелось.
Ещё у меня есть: "Полотенце обиды и разочарования, поражения и слёз"