Это был Женя. Он расплывался перед глазами. У неё не нашлось сил ответить, но он больше не спрашивал. Подхватил её чемодан в одну руку, зацепил Соню под локоть и потащил внутрь, в подъезд.
— Вадик… — слабо позвала она.
— Да идёт он, идёт, — ответил Женя.
(начало - глава 1, глава 2, глава 3, глава 4, глава 5, глава 6, глава 7, глава 8, глава 9, глава 10, глава 11, глава 12, глава 13, глава 14, глава 15, глава 16, глава 17, глава 18, глава 19, глава 20, глава 21, глава 22, глава 23, глава 24, глава 25, глава 26, глава 27, глава 28, глава 29, глава 30, глава 31, глава 32, глава 33, глава 34, глава 35, глава 36, глава 37, глава 38, глава 39)
Он буквально втянул по лестнице и её, и чемодан. Сзади бежал, запинаясь, мальчик. Не успели они подняться, как дверь в квартиру распахнулась — на пороге стояла Танечка с девочкой на руках. Увидев их, обалдела и не нашлась, что сказать. И то — картина: муж приводит бывшую любовницу с ребёнком и вещами… Однако Соне было не до приличий. Женя аккуратно, но без всяких объяснений отодвинул Таню с дороги. Соня вошла в квартиру, не узнавая родного дома — новые хозяева сделали отличный ремонт, в коридоре и в комнате стояла дорогая мебель.
— Давай, туда, туда, — Женя мягко, но так же твёрдо провёл Соню в гостиную и усадил на диван. — Тань, быстро неси воды и накапай чего-нибудь.
— Чего накапать? — послышался Танечкин голос.
— Не будь тормозом! Капель, сердечных!
Где-то в глубине квартиры заплакала маленькая — наверное, её уложили в кроватку. К лицу Сони поднесли стакан с противным запахом и влили ей в рот содержимое.
— Вадик… — снова оглянулась Соня.
— Мам, я здесь, — жалостно откликнулся он.
— Вадик, иди к тёте Тане… Таня, пожалуйста, возьми его до вечера… или до завтра… мне надо идти.
— Никуда ты в таком состоянии не пойдёшь, — твёрдо сказал Женя. — Ну-ка, ложись. Тань, притащи подушку.
— Нет… мне надо! Женя, ты не знаешь… может, ты знаешь…
— Что именно? — лицо у него стало непроницаемым.
— О взрыве… Калюжный… что с Митей — прошу тебя!
— Сонь, — жёстко ответил Женя. — Ты всё продолжаешь себя гробить, да? Ничего я тебе не скажу — незачем тебе!
— Это не твоё… ты не имеешь права! Он мой муж! Да будьте же людьми, сволочи вы все, скажите хоть что-то! Хоть что-то! Садисты! — Соня вскочила.
Теперь у неё началась настоящая истерика — она вцепилась Жене в рубашку и начала его трясти. Прибежавшая Танечка только испуганно взирала на это, не решаясь что-либо предпринять. Вадик испуганно замер в углу дивана. А Женя стоял, как монументальная скульптура — не сопротивлялся, но и не реагировал.
— Хорошо. Только ты должна успокоиться, — наконец, выговорил он.
Она закивала, пытаясь изобразить спокойствие.
— Может, отпустишь меня? — ровно произнёс Женя.
Опомнившись, она оторвалась от его рубашки и без сил упала обратно на диван.
— Антон Калюжный мёртв, — чётко произнёс он. — Туда ему и дорога. Сынок в больнице, после взрыва остался жив. В каком состоянии, я не интересовался. Но, судя по тому, что давал показания — был в сознании.
Соня откинула голову назад, пытаясь проглотить застрявший в горле комок. Она сделала глоток, но спазм был такой, что в горле возникла боль. Но от сердца чуть отлегло — Соня залилась слезами. Она готова была встать перед Женей на колени и расцеловать его ноги за эти слова.
— Но это всё — на той неделе, — продолжил он. — Я не знаю, что с ним сейчас, жив или нет.
— Жень, когда Калюжного хоронили — весь город знал, — робко вступила в разговор Танечка, — наверное, и про Диму сказали бы…
— Если бы умер здесь — то конечно. А если в Раскове? Нынче про них стараются не вспоминать.
О Боже, опять… да что же это — сколько он будет мучить её, будто специально? Страх, который чуть-чуть отступил, накинулся с новой силой.
— А кто это сделал, уже известно? — спросила Танечка.
— Да мало ли у Калюжных врагов. Может, в городе нашлись силы, которым он надоел. Может, из Раскова ниточка. Помнишь, Сонь, у Антона конкурент появился? Или вот ещё, например — Ларису убили, а у неё остался жених. А чутьё у Калюжного было потрясное — шофёра сменил накануне буквально, тот уволился и уехал — концы в воду.
— Но ведь говорили, это пожар? Кто-то спичку кинул, а там бензин кругом… — судя по Танечкиным вопросам, они впервые обсуждали эту тему.
— Какой пожар? — презрительно бросил Женя. — Какая спичка? Источник воспламенения обнаружен в авто. Сначала случился взрыв, а после — пожар. Похоже, устройство использовали радиоуправляемое. Впрочем, официально никто про убийство не скажет. Нас ждёт передел в городе — вот тогда и поймём, кто от этого выиграл.
— В какой он больнице? — облизнув пересохшие губы, смогла выдавить Соня.
— Откуда ж я знаю. Может, в Москву уже увезли, или в Расков. Меня это не интересует. И тебя не должно.
— Мне надо к нему, — Соня сделала попытку встать.
— Не надо тебе к нему! — раздражённо произнёс Женя. — Опомнись. Он тебя бросил — ты ему ничего не должна. Вот тебе твоя теория — про возмездие. Значит, было за что.
— Женя, ты не поймёшь и… не смей… Помоги мне узнать, где он, пожалуйста! Я всё, всё для тебя сделаю, только помоги, умоляю!
— А что ты можешь для меня сделать? — усмехнулся он и уставился на неё своим стальным, жёстким взглядом. — Ну, давай помечтаем. Что? Выйдешь за меня замуж? Опоздала малость. А может… переспишь со мной, а? Готова на такую жертву?
Что-то выпало из Таниных рук — кажется, детская бутылочка. Соня невольно перевела на неё взгляд — девушка стояла бледная, в ужасе взирая на мужа.
— Прости, я забыла… — тихо сказала Соня, снова посмотрев ему в глаза.
Она теперь без труда выдерживала его взгляд.
— Что — забыла? Как я хочу тебя?
— Забыла, что ты за человек.
— И какой же я человек?
— Не тот, к которому мне стоило обращаться. Мы пойдём. Спасибо за капли.
Соня медленно встала с дивана — занемевшие руки теперь мелко покалывало. В голове стучало, Соня едва удержалась на ногах от слабости и тошноты. Но сердце немного отпустило, стало легче дышать. Откуда-то появилась уверенность, что Митя жив. Просто не могло быть иначе — и всё. А значит, надо действовать, и как можно быстрее. Главное — его найти. Она двинулась к выходу.
— Стой, — Женя преградил ей путь. — Значит, так. Где сейчас Калюжный, я в самом деле не знаю. Местные больницы можешь обзвонить сама. Ребёнка оставляй здесь, а то потеряешь по дороге. Он-то ни в чём не виноват.
— Спасибо, — выговорила Соня и повернулась к Танечке: — Тань, спасибо… Вадик… слушайся Татьяну Михайловну, пожалуйста.
И тут мальчик вцепился в неё, не пуская.
— Мам, мы опять здесь живём? Я не хочу здесь! У меня игрушки дома.
— Нет, милый, мы тут в гостях. Потерпи без игрушек, ладно?
— Мамочка, ты вернёшься? Честно?
— Сынок, я тебя никогда не обманывала. Я обязательно приду, как только найду Митю. Понимаешь?
Мальчик понятливо кивнул. Он тоже был очень напуган, но Соня не могла сейчас переключить на него внимание.
— Чемодан можешь оставить, — продолжал распоряжаться Женя. — Деньги у тебя где — там или в сумке?
— Там… во внутреннем кармане, — Соня наклонилась к чемодану, но её повело в сторону.
— Ну, куда ты пойдёшь, тебе же плохо! — воскликнула Танечка.
— Молчи, — осадил её Женя. — Ты-то хоть не будь мазохисткой. Пусть шатается по улицам и ищет своего суженого. А потом бьётся головой о хрустальный гроб. Отойди, я достану.
Он отодвинул Соню, сам расстегнул чемодан и извлёк оттуда пакетик с деньгами.
— Только послушай меня сейчас, — Женя стоял прямо перед ней, лицо его оставалось по-прежнему спокойно, но скулы были напряжены, он нервно помахивал пакетом. — Ты не всё понимаешь. Калюжные — конченые люди. Никто в городе им больше руки не протянет — дураков не найдётся. Сейчас всплывет куча историй — преступления Калюжного, бандитизм, финансовые махинации. «Честный» дядя займёт его место. Всё перетечёт в другие карманы. Никто не подаст им даже копейки. Валентина не способна справиться с делами, её и догибать не надо — по слухам, она уже всё продаёт. Наследничек тоже недееспособен. Остаётся невестка — но я её не знаю, что она там решит. Вряд ли пойдёт против течения и станет бороться за бизнес.
— Отпусти меня, а? — попросила Соня. — О чём, я не понимаю…
— Вот именно. Ты снова ничего не понимаешь. Дима твой и раньше был полным нулём, разве что папа веса ему придавал, а теперь — просто растение, судя по слухам о его состоянии. Хочешь поливать цветочек — год, два, пятнадцать? Делать тебе не хрен — вон, лучше ребёнка расти. А подвиг этот оставь для его супруги. Тоже мне, мелодрама. «Он её бросил, но она его простила!»
— Женя, а можно у кого-то узнать? У тебя был телефон его матери… дай мне его, а?
— Нет. Телефона у меня нет, и ничего узнавать я не буду. Соня! Ты не представляешь, что там увидишь — отступать потом хуже. Пойми: твой так называемый брак — только у тебя в твоей больной голове! Никто про тебя не в курсе, никто не попрекнёт. Смотреть не могу, что ты делаешь со своей жизнью! Честно — ради кого? Угробила ты себя, Сонь. Ну хоть сейчас опомнись. Он чужой тебе человек, он женат на другой. А ты теперь будешь его кашкой кормить?
Соня почти не слышала, что он говорит, она думала только об одном: ей надо идти, скорее куда-то идти. Она с тоской смотрела в дверной проём комнаты — их с Митей комнаты. Они были так счастливы здесь — так недолго. Вот в этом коридоре Митя нёс её на руках. На этой кухне жарил ей картошку. Отсюда убежал когда-то в страхе за её жизнь. А она — что дала ему она, кроме страданий? Чем поступилась? Ни гордостью, ни самолюбием, ни убеждениями — теперь всё это казалось ей лживым, неправильным, эгоистичным. А он всё делал ради неё, из-за неё. Он снова оказался в их городе, рядом с отцом — из-за неё! Какая разница, когда и с кем он был в этот год… Как всё это ничтожно по сравнению с новой, дикой бедой…
Но куда же бежать? Наверное, надо взять такси… объехать больницы.
— Дай мне деньги, пожалуйста, — она уже несколько секунд стояла с протянутой рукой, пока Женя разглагольствовал.
Он сделал непонятную гримасу и протянул ей пакет. Соня схватила, нечаянно соприкоснувшись с его ладонью. Он чуть дольше, чем следовало, задержал её пальцы в своих. Рука у него дрогнула — совсем чуть-чуть. Поморщившись, как от сильной боли, Женя отвернулся и ушёл в комнату.
Соня подняла взгляд на Танечку. Ребёнок орал в комнате, Вадик готов был броситься следом за Соней. А Таня стояла красная, потрясённая и не знала, как себя вести. Надо отдать ей должное, она быстро взяла себя в руки.
— Сонь, иди, не волнуйся, всё будет хорошо, — сказала Таня. — Вадика я покормлю, если что — уложу спать. Телефон наш у тебя есть. Не переживай ты так, может, всё ещё будет в порядке… Никто ж ничего не знает.
Ком снова подступил к горлу, поэтому Соня не смогла ответить, только кивнула. Она не помнила, как спустилась, как переходила дорогу — пока двигалась куда-то, к какой-то цели, казалось легче. Но вот она пришла домой — и паника охватила её с новой силой. Соня заметалась по пустой, пыльной квартире. Где взять телефоны больниц? Неизвестно каких — расковских ли, местных. В Интернете? Позвонить в справочную? Соня вдруг поняла, что боится разговаривать с казёнными, посторонними людьми, боится услышать страшную новость из равнодушных уст. Кому же звонить? Кто поможет?
Вдруг её осенило — а что, если Митя сам при мобильнике? Его номер Соня, конечно же, помнила наизусть. Дрожащими пальцами она набирала цифры, надеясь на чудо: «Ответь, пожалуйста, только голос — твой голос»… и больше ничего не надо для счастья. Но вместо тёплого живого Митиного голоса в трубке заговорил автомат: «Абонент временно выключен или находится вне зоны доступа». Нет, нет, только не это! Внезапно Соня сообразила: Господи, какая она дура! У Мити давно другой номер…
Соня намотала новый круг по комнате, пытаясь привести мысли в порядок, но ничего не получалось. Она вспоминала и не могла простить себе их последнего разговора, как она потребовала оставить её в покое, не приносить новых страданий, упрекнула во всех своих бедах… как он побледнел тогда — словно смерть нашла на него в эту секунду. И отдал паровозик… а может, он знал? В голове мелькнула ужасная мысль — а вдруг он сам?.. Соня тотчас же отмела её — нет, невозможно, такую вину она не перенесёт. Но что он думал, что решил для себя после того разговора? Вдруг уверился, что она его больше не любит? Разве она поцеловала его так, как должна была, сказала, чем он является для неё, попрощалась по-человечески?
Почему она не спросила потом у доктора, как Митя ушёл, что сказал? Всё — проклятая, мерзкая гордость! Илья Сергеевич говорил, Митя в отчаянии… Соня замерла. Ну, конечно — Илья Сергеевич! По крайней мере, узнает, у них ли в больнице… Соня тут же набрала номер доктора. Недоступен. Ах, да, он ведь собирался в отпуск, в Испанию, телефон мог не взять.
Тогда… кто же, кто?
Нина Степановна! Вот кто должен быть в курсе! Соня снова принялась тыкать кнопки. Длинные гудки — да что же это такое? Словно весь мир объявил Соне бойкот, не давая ей добраться до Мити!
Надо успокоиться… Успокоиться и подумать. У заведующей интерната могли быть контакты Калюжного, хотя бы секретаря. Но время уже очень позднее — на работе никого нет. А что, если просто поехать к дому на Озёрной улице? Но кто же её туда пустит? Там ведь охрана.
Антон Калюжный… что она испытывает при мысли, что его больше нет? Когда-то она хотела, чтобы он исчез навсегда, но гнала от себя эти чувства, ужасалась им. Нет, она не желала ему смерти, она желала, чтобы он — понял. Но знала, что не поймёт. Как это страшно, когда уходит такой человек, без покаяния, с грузом зла за спиной. И берёт с собой других, своих близких или совсем посторонних. Но самое жуткое — он был так похож на Митю… то есть наоборот, Митя — на него… неважно. Валерия говорила — весь в отца…
Соня опомнилась: «Ну, конечно, Валерия!» У Аньки наверняка остался её номер. А может, и номер Мити, с которого он звонил ей на Новый Год! Соня несколько раз набирала сестре — долгие, длинные гудки… Конечно, Анька сейчас на море, а мобильник валяется на тумбочке при кровати. А может, специально не берёт — даже прощаться не стала, обиделась.
Соня мучительно пыталась вспомнить название туристической фирмы Валерии Юрьевны. И вдруг ярко представила себе встречу в кабинете Нины Степановны. Словно картинка, возникло перед глазами: маленький квадратик визитной карточки опускается Соне в халат: «Если что — звони».
Она метнулась к шкафу — где-то здесь, среди старых кофточек и халатов должен лежать и тот, детсадовский. В интернате выдали свой, белый, а этот Соня даже стирать не стала. Только бы он был здесь, только бы карточка не вывалилась, не потерялась при переезде!
Карточка была здесь. Лежала в кармашке, словно её положили туда вчера. Соня в который раз схватилась за телефон.
Четыре длинных, невероятно пустых гудка. И… хриплый, отрывистый, мужиковатый голос в трубке:
— Да! Чернявская слушает!
***
— Валерия Юрьевна, здравствуйте. Это Соня...
— Кто, не поняла?
— Соня, мы с вами встречались. Митина жена…
— Кто? — недоумение в голосе.
Соня упала духом — ей показалось, Валерия не будет с ней разговаривать. На том конце, действительно, несколько секунд стояло молчание.
— Сестра Ани, вашего бывшего секретаря, — упавшим голосом добавила Соня. — Умоляю вас, не кладите трубку… всего два слова!..
— А! — короткое, но чёткое «а» прозвучало обнадёживающе. — Да, конечно. Я поняла. Я тебя слушаю.
— Валерия Юрьевна, — задыхаясь, заспешила Соня, — где сейчас Митя, ответьте, пожалуйста! Где он, в какой больнице, в каком состоянии?.. Я только приехала в город, и мне никто ничего не может…
— Состояние? — Валерия тяжело вздохнула. — Какое уж там, девочка, состояние. Когда инвалид теперь.
— Инвалид?
Слово забилось у Сони в мозгу, отскакивало, не фиксировалось, не вызывало понимания. Холодок уже побежал у неё по спине, но надежда пока оставалась. Ну и что, пусть, значит, ещё жив, остальное можно вынести, что бы то ни было. Лишь бы не кома, лишь бы он был в сознании!
— Вот именно.
— Да не мучайте же вы меня! — выкрикнула Соня. — Скажите, наконец… что с ним? Он лежит, он в сознании?
— Да нет, ноги, слава Богу, целы. Руку оторвало. Полностью, правую, по плечо. Со зрением беда. Неизвестно, сколько операций ещё предстоит.
Соня невольно ахнула от ужаса, у неё перехватило дыхание. До этого момента она представляла нечто неопределённое — травмы, ожоги, переломы. Но такое… Господи, бедный, бедный Митя, как же он там сейчас, один, в таком кошмаре!
Она пыталась понять, переварить то, что узнала. Нет руки… как же это?.. Ничего, сейчас есть протезы. Хотя — по плечо… Неважно! Он жив, он на ногах, а всё остальное — потом. Это можно пережить, зато он в сознании, ходит! По сравнению с тем, что могло быть… Нет, можно дышать, теперь — можно!
Сердце забилось сильнее — уже от какого-то ненормального воодушевления. Всё будет хорошо! Рука — ерунда… он выжил, Господь его спас! И ей надо немедленно, немедленно к нему бежать. Соня вдруг поняла — он ведь не знает, что её не было в городе! Он думает, что она бросила его в беде, забыла о нём, не пришла, предала.
— Ну, ожоги, осколки, по мелочи… доктор сказал — могло быть и хуже, — продолжала Валерия. — Хотя, сама понимаешь, лицо. Следы останутся — и ещё какие.
— А где он? — заторопилась Соня. — В какой больнице? Он в городе?
— В местной хирургии на улице Горького — филиал нашей центральной больнички. Надо везти в Москву, здесь такие операции не делают.
— Какие операции? Зачем ему операция? Вы же сказали…
— Да зрение же. Первый день вообще ничего не видел, думали — всё, ослеп. Метался, бедный — страшно ему было. Одним словом, жуть! Боялись — навсегда. Потом отошло. Сейчас видит, но доктор говорит — без гарантий.
Соня вцепилась в трубку — пока Валерия говорит, не посылает, надо узнать у неё больше, как можно больше.
— Как… как всё это случилось? За что их? Кто?
— Подожди… сигарету возьму.
Валерия никуда не спешила. Несколько секунд Соня слушала какой-то шорох, потом снова раздался тёткин голос.
— Отец хотел с ним в Москву лететь, к самолёту собрались. Последние несколько дней Антон очень нервничал, как чувствовал. С Димкой они едва разговаривали, — Валерия сделала паузу, наверно, выдохнула дым. — Но билеты им секретарь взяла на один рейс. Шофёр у Калюжных остался единственный, Антон своего личного водилу уволил. Пошли утром в гараж, в половине шестого где-то. Через пять минут как вошли — рвануло. А там ведь — машины, бензин, по цепочке. Нет, это точняк — кто-то свой. Потому что знал, на какой машине поедут.
Валерия снова затянулась, потом продолжила:
— У Антона же всё по-особому было. К подъезду авто никогда не требовал. Придёт в свой дворец-гараж, погуляет там, выберет себе тачку, как девочку на ночь — всякий раз другую, под настроение, шофер только садился, куда говорят. Какие-то суеверия — на одних ездил на переговоры, на других — в баню, на третьих — в Расков. Ну, что теперь… Водила на месте погиб. От Антона только куски собрали. Не могли понять, где он, где шофёр.
Соня в ужасе зажмурилась.
— А Митя как спасся?
— Чудом. Правда, чудом. Говорит, уже сели, а у отца телефон зазвонил. Антон сделал Димке знак — мол, выйди, не слушай; Калюжный никогда при сыне дела не обсуждал. Тот и отправился на улицу покурить. Уже дверь открывал, когда взрыв раздался, его взрывной волной отбросило. В сознание только в больнице пришёл — болевой шок.
Соня слушала и словно видела всё сама: просторный гараж, чёрный автомобиль, Калюжный. Вот Митя открывает дверцу, вылезает и медленно идёт к воротам, приостановившись, достаёт сигарету… Быстрее, пожалуйста, ну быстрее же! Только успей, успей…
Она сжимала трубку так, словно пыталась раздавить. Осталась одна секунда, какая-то доля секунды — и может быть поздно… ещё полмгновенья, и…
Сердце у неё оборвалось, точно взрыв произошёл где-то внутри, но тотчас взлетело от невозможного счастья: ужас был настоящим, избавление — нереальным. И всё-таки Митя спасён — Валерия права, одним только чудом, невероятным чудом, милостивой рукой провидения. Пожалуй, только сейчас Соня осознала всё и разом — хотя до сих пор и не поверила. Но этого хватило, чтобы вознести про себя самую горячую молитву, на которую она была способна. «Господи… спасибо… спасибо… Спасибо Тебе!»
— Как мне попасть к нему — там пускают? Какая палата?
Соня уже бегала с телефоном по квартире, соображая, где скинула туфли и куда бросила сумку.
На другом конце трубки наступило молчание. Соня испуганно замерла в коридоре.
— Валерия Юрьевна, ну пожалуйста! Ответьте… Алло…
— Девочка, — с решительной ноткой начала тётка, — ты-то туда не суйся. Ты что? Зачем?
— Как — зачем? — обомлела Соня.
— У Димки жена есть, забыла?
Жена? Соня и правда, про Наташу совсем забыла, даром только что говорил Женя. А ведь она наверняка постоянно сидит с Митей в палате.
— Она приехала? Она — там?
— Ну, не знаю. Вроде пока нет… — неопределённо ответила Валерия.
Наташа не приехала, не прилетела к нему? Соня ничего не понимала. При всей её неприязни к Митиной так называемой жене, одно было неоспоримо — та его любит. Но что это меняет, почему надо думать о ней теперь? Какая разница Соне, кто ещё смеет любить её мужа?
Внезапно она ощутила дикую злость. Они всё ещё играют в свои игры, но ей-то — ей уже не до этого. Всё предельно ясно, больше никаких пряток, никакой лжи. Пора всё расставить по местам. Теперь никто не сможет ей помешать, никто не остановит! Растерянность прошла, Соня почувствовала, что к ней возвращаются силы.
— Валерия Юрьевна, — отчеканила она. — У Димы одна единственная жена. Это я. И он это знает. Я всё равно к нему попаду, не хотите помочь — не надо.
Валерия молчала. Соня не знала, как это понимать, она уже готовилась первая положить трубку, но тётка вдруг вымолвила:
— Не спеши. Без моего или Валькиного звонка тебя всё равно не пустят. Димка сейчас в депрессняке страшном. Разговаривать с ним невозможно. Он и себя разрушает, и на других отыгрывается — Валька на стенку лезет. Ещё больше на отца стал похож. Я один раз ходила, больше не пойду, — она откашлялась. — Я, конечно, ему родня, мне его жалко до слёз. Но, как ни больно говорить… Кончился наш Димка. Антон и себя угробил, и сына тоже. Дела Антона вести теперь некому. Валька всё распродает. И то верно — лучше им отсюда бежать, все от них отвернулись, все предали. Тот, кто в этом заинтересован, дожмёт. Ясно? Но по телефону незачем, поняла?
— Вы можете позвонить в больницу? — перебила Соня. — Мне надо успеть, до скольких там пускают? Какой у него номер палаты?
— Да ты не врубаешься, что ли? — рассердилась тётка. — Ничего у вас больше не выйдет. Нищие не должны быть ещё и больными. Ни тебе это не нужно, ни ему.
— Антон Калюжный умер богатеньким и здоровым. Валерия Юрьевна, мне надо туда!
— Ненавижу таких героинь, — Валерия, кажется, затушила бычок о пепельницу. — Или сбегут через два дня, сдуются, или ходят с такой кислой миной и по сторонам поглядывают — глядите, чем я пожертвовала! Не пойму я тебя. Вот честно, скажи, оно тебе надо?
— Да это я не пойму… вы о ком заботитесь? Обо мне, о Наташе, о Мите? Вам-то какое дело?
— Просто я объективна. И опыта побольше твоего.
Соня притоптывала от нетерпения — пора бежать! Она из последних сил сдерживалась, чтобы не заорать… Но — нельзя. А то Валерия сделает так, что её не пустят к Мите.
— Прошу вас! — взмолилась Соня. — Ничем я не жертвую! Я не могу без него — пыталась, но не могу.
— Значит, лишь бы заполучить — в каком виде, неважно?
— Я просто люблю его… и он… он из-за меня… это я виновата, что у него депрессия! Вы же всё про нас знаете! Сами же ему рассказывали обо мне… Анькин телефон давали!
— Дала, чтобы успокоился. Мальчик совестливый, переживал. Но будь же ты реалистом: да, был у вас романчик. Но сколько времени прошло? Пойми, девочка, он до тебя таких сотню имел, и после — не меньше. Он в столице жил, другую жизнь видел. И депрессняк у него не из-за тебя — разуй глаза! Он калекой стал. Это же катастрофа — для молодого-то парня! Мужик без руки. Правой! Без сопровождающего по улице не пройдёт — видит плохо. Представь и сама подумай, надо ли ему, чтобы одна из его бывших вдруг заявилась? У него самолюбие больное. Навестить ей захотелось! Нужны ему твои апельсины!
— Какие глупости… Я не одна из бывших… и не навестить! А вы… Наверное, это вы все… своим отношением показываете… что с ним что-то ужасное! Могло быть гораздо хуже! Люди живут и без ног, и без глаз, и…
— Сравнила! Вспомни нашего мальчика! Какой он был? Девки сами в штабеля укладывались, по нему сохли. Про деньги молчу, а кроме того — умница, красавец! Сама, небось, тоже на внешность запала?
— Нет!
Это была сущая правда. Митина внешность — да, она притягивала её, но могла и оттолкнуть, если бы не его полный искренности взгляд, его страстное чувство и, как это ни банально — близкая, родная душа. Но — что объяснять?..
— Ну, конечно! — усмехнулась тётка. — А теперь представь, что он никому больше не интересен, не нужен. Сидит и сам себя жалеет.
Соня уже с трудом выносила её голос. Время, драгоценное время!
— Мне он интересен и нужен. Любой. Пустите меня, пожалуйста…
— Ой, прости, просто смех! Вот уж для него радость, так радость! Он нужен Соне из нашей провинции, — в её голосе звучала издевка. — На тебе свет клином не сошёлся, девочка. Для мужской самооценки тебя одной, прости меня, мало. А от самооценки у него теперь ничего не осталось. Может, он над тобой ещё поизмывается — не исключаю. Но мой тебе совет — оставь ты его в покое. Забудь нашу семейку и начни новую жизнь. Молодая, здоровая, всё впереди. Мало тебе Калюжные крови попортили? А нянька у Димки есть — мать ни на шаг не отходит. Она вот тоже мечтала к юбке его прицепить. Вот и прицепила…
— Раньше вы как-то иначе говорили… что он — не для меня, — не выдержала Соня. — Что я его не заслужила.
— Вот вы и поменялись ролями, такое бывает, — вздохнула тётка.
— Валерия Юрьевна! Я не понимаю, о чём мы говорим! В чём вы меня убеждаете… я ему не нужна или он мне… Мы сами разберёмся! Вы только пропустите… Я его жена и должна быть рядом! А если… если там будет Наташа — значит, он сам всё решит.
— Вот ещё не хватало — разборки устраивать!
— Ладно… как знаете… я всё равно попаду к нему.
Соня подхватила старую сумку, подаренную Митей, и начала зачем-то лихорадочно перекладывать туда всё из новой. Ключи — куда же она дела ключи?
— Который сейчас час? — протянула Валерия. — Восемь? Ну, там как раз Валька сидит. Она тебе рада не будет.
— Всё равно… мне всё равно! Анька говорила — вы нормальный человек. А вы…
Ах да, кажется, ключи она бросила на столик, когда искала халат. Соня снова кинулась в комнату.
— Хрен с тобой! — неожиданно дала отмашку Валерия. — Хочешь — иди. Тоже мне… Джейн Эйр. У него как раз руки теперь нет, да и без глаз почти. Только не забывай, что он от этого не перестал быть Калюжным.
— Валерия Юрьев...
— Третья хирургия, палата двадцать четыре, второй этаж, — отчеканила та. — Я позвоню… а то подымешь всех на уши. Смотри мне — устроишь скандал, пеняй на себя!
Соня и не рассчитывала, что её упрёк вдруг подействует.
— Спасибо! — выдохнула она. — Спасибо, спасибо… вы только прямо сейчас позвоните — я уже выхожу!
Она увидела на столике Бориса, подхватила его, сунула в сумку — в Митину он влезал легко, выбежала в коридор, а оттуда — на лестничную клетку. Поняла, что так и не взяла ключи и метнулась обратно. Телефон она всё ещё держала возле уха — Валерия разговор не окончила.
— Кстати — как ты сама-то? — проскрипела трубка. — Работаешь, или так и не дали?
— Работаю, — раздражённо ответила Соня, уже гулко стуча каблуками по лестнице.
— А ты пацана вроде брала?
Да чего же надо от неё этой тётке, не хватает дыхания с ней говорить, а отрубиться нельзя — ещё разозлится…
— Он в школу идёт в этом году, всё нормально, — Соня пулей вылетела из подъезда.
— Да? А ты у нас стойкая оказалась. Крепкая. Чтобы Калюжные да не раздавили… ещё не слыхала. Что ж. Может, ты и правда справишься… с Вальками да Наташками.
— Валерия Юрьевна, я уже еду… вон маршрутка идёт. Вы позвоните в больницу… пожалуйста! — взмолилась Соня.
Окончание - глава 41.
(начало - глава 1, глава 2, глава 3, глава 4, глава 5, глава 6, глава 7, глава 8, глава 9, глава 10, глава 11, глава 12, глава 13, глава 14, глава 15, глава 16, глава 17, глава 18, глава 19, глава 20, глава 21, глава 22, глава 23, глава 24, глава 25, глава 26, глава 27, глава 28, глава 29, глава 30, глава 31, глава 32, глава 33, глава 34, глава 35, глава 36, глава 37, глава 38, глава 39)
Навигация по каналу Галины Маркус
Обложка - Елена Юшина, иллюстрации - Олег Ильдюков