Домой они добрались быстро. Видимо, он и впрямь опасался за ее драгоценное здоровье. Парень помог ей раздеться, галантно придержав ее пальто. Они прошли в гостиную. На столе в беспорядке лежали карты и деньги, которые тут же напомнили ей о ее статусе.
— Кто научил тебя играть в карты?
Она следила за Нилом взглядом, когда он, открыв дверцу одного из шкафов, стоящих вдоль стены, пытался там что-то найти.
— Отец, — ответил он, не отрываясь от поисков, — это единственное, чему он меня научил. Да и, наверное, единственное, что умел сам. Ну, кроме пьянства, конечно.
Он закрыл дверцу шкафа и повернулся к ней. В руках у него было одеяло.
— Время уже позднее. Я думаю, ты устала. Пойдем, я покажу тебе твою комнату.
Лили еще раз бросила взгляд на стол и пошла за хозяином дома.
Они поднялись на второй этаж и прошли в небольшую, но очень уютную комнату в центре которой стояла двуспальная кровать, справа от нее, в углу, небольшой старомодный шкаф, а возле окна с ситцевыми занавесками круглый стол на массивной деревянной ноге (напоминающий ей деревянную ногу пирата). Вся мебель в доме была в хорошем состоянии, но старомодной.
— Это дом твоих родителей? — спросила она, осматривая комнату.
— Да.
Нил положил одеяло на край кровати.
— Это на случай, если ночью будет холодно.
Он замялся и, чтобы избежать неловкого молчания, быстро пошел к двери. Она поймала его за руку, когда он проходил мимо. Он не сразу обернулся, а повернувшись, строго посмотрел на нее. Его взгляд был холодным и предостерегающим, как тогда на кухне, когда она обозвала его Нюнчиком.
— Я же сказал, ты ничем мне не обязана.
— Нет, ты сказал, что не станешь насиловать, — она уверено смотрела на него, — не люблю оставаться в долгу.
Она провела рукой по его длинным темным волосам, они были шелковыми. В детстве они называли его сальноволосый ублюдок, а сейчас перед ней стоял привлекательный мужчина, внимательный и заботливый. Он не был похож на того заморыша из школы. А может быть он всегда был таким, просто они не замечали этого, потому что он был другим? Все они были «золотой молодежью», с мнением и тачками родителей. Нил Мартинес явно не вписывался в их компанию со своими отличными оценками и поношенной одеждой. Он вылепил себя сам. Вылепил сильного, цельного мужчину. А они так и остались со старыми понтами и поношенными душами.
— Я совсем не нравлюсь тебе? — спросила Лили тихо, продолжая держать его за руку.
Если бы она только знала, сколько бессонных ночей он провел, мечтая о ней. Как он хотел сорвать к чертовой матери всю ее одежду и вылюбливать каждый сантиметр ее такого желанного тела. Но он знал, что солнце все равно взойдет, и она в очередной раз разрушит его жизнь.
Лили подошла к нему и обхватила ладонями его лицо.
— Не отталкивай меня, пожалуйста.
Нил видел, как дрожат слезы в ее изумрудных глазах. В груди болезненно защемило. Он наклонился к ней и прошептал в самые губы:
— Никогда.
А потом одним движением проник в ее горячий влажный рот. Ему хотелось, чтобы поцелуй был нежным, но какая-то необузданная жажда вдруг завладела им, и он, прикусывая в нетерпении ее губы, снова жадно впился в ее рот. Он разорвал на ней платье и, стащив его с плеч, стал покрывать торопливыми беспорядочными поцелуями ее грудь и плечи. Она не сопротивлялась ему. Он встал на колени и одним движением снял, наконец, с нее трусы. Нил прижался пылающим лицом к ее животу; ярость, обида, желание, стучали, как второе сердце, у него в висках. Он даже знал, откуда они взялись. Словно он снова был в том кабинете физики, и руки Рика и Сирила крепко держат его, пока Даглас стаскивает с него штаны перед всем классом. Но главное – там была она.
«У него не стоит. Посмотри сама. Или встанет, а Нюнчик?»
Она стояла там и, как все они, наблюдала за его унижением. Он ничего не мог с собой сделать, этот стыд и бессильная ярость, что вернулись вместе с ней, выжигали его изнутри. Ему было больно. Больно от того, что солнце неумолимо, за те сто долларов, ставшие ценой его любви. Хотелось кричать. Казалось, что ему не хватает воздуха. Он осел на пол и стал рвать ворот водолазки, пытаясь избавиться от этого сумасшедшего давления. Лили встала перед ним на колени и, обхватив руками его голову, стала гладить его непослушные волосы.
— Знаешь, давно я не вызывала в мужчинах такую бурю, — сказала она, когда он перестал биться в ее объятиях.
Нил снова напрягся и попробовал отстраниться, но она не позволила, все также прижимая его голову к своей груди.
— Даглас свел секс к пятиминутной рутине раз в неделю. Я сначала думала, ну, мало ли, может быть, просто строгое воспитание. Но однажды я почувствовала, что он изменился. Я была уверена, у него появилась любовница. Я пыталась успокоить себя, что это лишь интрижка, перебесится. Но потом мне стало интересно, чем она лучше меня? Как-то вечером я отправилась к нему в офис. О, ты не видел его офис! Там есть все удобства, чтобы проводить ночные совещания или разгребать завалы работы, о которых он мне каждый день рассказывал дома, — голос ее был насмешливым, но в нем проскальзывало какое-то щемящее душу одиночество. — Я вошла в его кабинет. Дверь, будто нарочно, оставили приоткрытой. Из комнаты отдыха доносились нетерпеливые стоны. Они стали слышны уже в коридоре. Такие сладкие, такие несдержанные. Я стояла там, как дура, подпирая стену, и слушала, как мой муж трахает с таким упоением какую-то дрянь. Я думала, что я выше всей этой мерзости, но меня точно переклинило. Такая злость взяла. «Лили, ты выглядишь, как шлюха. Ты надела слишком короткую юбку. Ты слишком ярко красишься. Ты слишком громко смеешься, ты привлекаешь к себе внимание», — она повторяла слова Дагласа с мерзким старушечьим шамканьем. — Я словно хотела уличить его во лжи. Будто у меня появятся силы и аргументы, чтобы в следующий раз дать ему отпор. Я подошла к двери и заглянула в щель. Его, расстелив на столе, трахал какой-то здоровый мужик. Но знаешь, что самое отвратное? Я не могла оторвать от них взгляд. Я стояла красная, как рак, и пялилась на то, как имеют в задницу моего собственного мужа. Я никогда не видела его таким. Он умирал от желания. Я ни разу не удостоилась такой чести. Когда-то я думала, что он другой. Да, он всегда был заносчивым и высокомерным, но однажды, кажется, нам было по семнадцать, он написал мне стихи. Сунул их мне в сумку после ссоры. Это были самые прекрасные стихи, которые я когда-либо слышала.
— Стихи? — впервые за весь ее монолог Нил прервал ее.
— Вот именно. Я поняла, что он готов меняться. Ради меня, ради нас. Это было в тот день… — она замолчала.
Нил знал, о каком дне идет речь. Лили отпрянула от него и посмотрела в глаза.
— Прости меня, пожалуйста, — она говорила тихо, на выдохе. Словно боялась снова вызвать бурю. — Пожалуйста, прости нас. Я виновата так же, как они. Я молча стояла там и смотрела на их мерзкую выходку. Я не знаю, что в тот день нашло на Дага. Он, конечно, всегда был придурком, и для его отвратительных выходок не нужно было особого повода. Он не имел права, — Лили всматривалась в его глаза, нервно держа за руку.
— Ты совершенно особенный. Мне жаль, что я так и не узнала тебя в школе.
Нил поднялся на ноги, невольно увлекая ее за собой. Его губы исказила злая усмешка:
— Что же тебе помешало?
Он пытался силой отцепить ее пальцы, мертвой хваткой обхватившие его тонкое запястье. Он не хотел, чтобы она видела его смятение… его желание…
— Знаю, я лишь вещь, которую ты сегодня выиграл в карты, но, прошу тебя, не уходи, — Лили кричала ему в спину.
Он остановился возле двери и медленно повернулся к ней:
— Я не считаю тебя вещью.
Он говорил все также холодно, но теперь она поняла, что видела в его взгляде. За всей этой холодностью и яростью, если заглянуть чуть глубже, была нежность, которая в последнее время превратилась в некое подобие мертвого языка. Все знают, что она существует, но чтобы возродить этот мёртвый язык, нужна любовь. Современный человек стал практичным, сейчас совпадение графиков и статусов определяет взаимоотношения, поэтому она не сразу узнала ее. Она не видела ее с того самого дня, когда прочла стихи, написанные неуверенным мальчишеским почерком на обратной стороне открытки с восходом солнца.
— Я никогда не видел женщины прекраснее тебя, — тихо начал Нил, медленно приближаясь к ней. — Мое сердце переставало биться, когда ты проходила мимо.
— он осторожно провел по ее щеке тыльной стороной указательного пальца. — Я знал, что ты никогда не будешь принадлежать мне. Но никто не мог отнять у меня мои мечты. Как я думал.
Его лицо почти болезненно морщилось. Она порывисто приникла к его зло искривленным губам, даже зная, что он сейчас не ответит на ее поцелуй. Впервые за долгое время она понимала, что делает. Она не могла сейчас отпустить его, потому что, умирая в его объятиях, она наконец-то чувствовала себя живой. Она настойчиво и нежно жалась к его губам, чувствуя, как он все еще подрагивает от гнева. Как все сильнее каменеют под ее ладонями его плечи. Но ей было все равно. Она знала – он хочет ее. Она забралась ладонями ему под свитер, огладив плоский живот, поднялась выше к груди.
— Перестань, — произнес он с какой-то болезненной обреченностью, уже не пытаясь сопротивляться ей.
Лили уткнулась носом ему в грудь и закрыла глаза. Ее руки нежно гладили его спину, оглаживали бока, поднимались вдоль позвоночника, дойдя до плеч, спустились к лопаткам. Она, словно слепец, который познает мир лишь через прикосновения, открывала для себя своего Нила. И эти простые движения вызывали у нее в груди невероятный трепет. В ней скопилось столько глухой нерастраченной нежности, что она сгорала в ее огне. Лили почувствовала, как он обнял ее в ответ, и, уткнувшись в макушку, поцеловал. Он легко касался губами ее огненно-рыжих волос, обхватив руками ее голову.
— Жар твоих волос
Угли в январском костре
Я в нем сгораю.
Нил выдыхал эти строки между поцелуями. У нее в груди болезненно заныло, словно слова, что он с таким упоением шептал ей, железными тисками сдавили ее сердце. Казалось, ей нечем дышать. Она судорожно вдыхала, пытаясь наполнить легкие воздухом, а из-под закрытых век текли слезы, теряясь в складках губ.
— Господи… так это был ты? — дрожащим от волнения голосом, сказала Лили.
— Теперь это неважно, — шептал он, покрывая ее лицо торопливыми жадными поцелуями.
А на горизонте вставало солнце, наполняя комнату своим бело-желтым светом.
Друзья, если вам понравилось, обязательно комментируйте. Это стимулирует меня, как автора.