Я подружился с вороной.
Раз в несколько дней я беру остатки угловых ломтиков хлеба и режу их на маленькие кубики. Я выношу это в сад и бросаю кубики в глиняную миску, которую я поставил для птиц. Там же стоит миска с водой, которая обычно почти сухая или полна подгнившего хлеба, который вороны опустили в нее. Она неизменно воняет, а жидкость в ней иногда зеленая, склизкая. Я должен помнить, что нужно чаще наполнять ее, но я знаю, что не буду этого делать.
Свежая вода и хлебные крошки - это ритуал с тех времен, когда мама еще была здесь. Я срезала корочки с ее тостов на завтрак. Я отрезала корочки и выносила их на улицу для птиц. Миски стояли - они и сейчас стоят - прямо у ее комнаты, поэтому, когда я заходила с завтраком, мы наблюдали, как птицы слетаются и клюют хлеб, пока мы едим. Там были маленькие птички, которых я не узнавала, птицы майны с ярко-желтыми клювами, и вечно присутствующие вороны, задирающие малышей с дороги. Их болтовня и щебетание заглушали телевизор, радио и даже наши разговоры.
В маминой комнате уже темно, и мне больше не хочется туда заходить, поэтому я выхожу в сад, сажусь в отдалении и наблюдаю. Чаши стоят по одну сторону от огненного дерева гульмохар - маминого любимого лесного пламени, которое никогда не цвело. Этот угол сада сильно затенен фалангой других деревьев. Здесь есть коперник, который закрывает вид на дом с улицы, дерево индийского миндаля с соседского двора, которое раскинуло свои листья по межевым стенам, и дерево карри, которое грозит захватить весь сад.
Вороны предпочитают деревья коперника, потому что они возвышаются над всем остальным. Им также нравится терраса прямо над маминой комнатой, они сидят на обвалившейся балюстраде, наблюдая, как я пополняю их запасы еды и воды. Один из них стал дерзким, садится как можно ближе ко мне, когда я выхожу. В последний раз, когда я был на террасе, он сидел в пяти футах от меня, когда я наклонился, чтобы посмотреть вниз на три огненно-красных цветка, которые наконец-то, после пяти лет, осветили гульмохар.
Вчера я вышел в сад, чтобы выкопать крошечные побеги дерева карри, которые, если бы я им позволил, уничтожили бы газон. Я наполнил ванну для птиц и стоял, положив ногу на лопату, когда мой друг - я назвал его Грейнек - слетел со своего насеста на копернике. Он опустился вниз в шквале черных перьев и по пути к ванне задел мою лопатку.
Я выпрямился и ошеломленно уставился на него, а он повернул голову и посмотрел на меня одним глазом.
"Серьезно?" спросила я. Он молчал, не двигаясь, не моргая. "У тебя внезапно выросли яйца, не так ли?"
Гигантские черные мохнатые яйца. Теперь, когда я выхожу, он даже не ждет, пока я отойду в дальний угол крыльца. Он скачет по лужайке - внимательно наблюдая за мной, несмотря на большие яйца - и перебирает хлебные кубики, пока не найдет тот, который ему нравится.
Грейнек - не единственное дикое существо в саду. Несмотря на нехватку воды и дождей в Карачи, сад зарос. Это уже не тот аккуратный, чистый английский сад с тщательно подобранными растениями и подстриженными живыми изгородями. Спустя два с половиной года после смерти мамы сад был оставлен на произвол судьбы, лишь изредка, раз в месяц или около того, проводились посадки и уборка. В некоторых местах он зарос и стал неухоженным, листья остались на земле, чтобы служить мульчей (а позже и компостом), а кусты и кустарники выплеснулись за некогда тщательно спланированные глиняные границы.
В некотором смысле, это красивее, чем когда-либо. Гульмохар занимает центральное место в полосе, низко нависая над кустами аравийского жасмина, который любила мама. Деревья коперника достигают высоты над линиями электропередач, и в какой-то момент их придется обрезать. Однако в данный момент они являются домом для Грейнека и его сородичей. Ранним утром он, его семья и друзья будят меня неустанным криком, но в этом саду есть место и для других птиц и животных. От бродячих кошек по соседству, которые регулярно устраивают рычащие поединки через дверь с моими кошками, живущими в доме, до майнахов и койлов, до земляных червей, бабочек, пчел, ящериц (которые поселились и в доме) и улиток (которые ОЧЕНЬ редки в Карачи) - этот маленький участок земли процветает жизнью.
Это обычный участок неухоженного сада в мегаполисе Карачи (с неофициальным населением в 20 миллионов человек). Когда-то и дом внутри него кипел жизнью, но за 30 лет души ушли и уехали, оставив меня и мою младшую сестру привязанными к клочку земли, который является всем, что осталось от нашей семьи.
Это странно, я знаю, думать о себе одной в городе размером с Карачи, но этот дом и этот сад ощущаются как оазис, и после COVID он стал для меня символом принадлежности. За стенами дома я слышу рев мотоциклов и гудки проносящихся мимо машин, разговоры прохожих, звуки города, который никогда не спит, даже в режиме изоляции. Внутри - покой природы, уют дома и знакомые вещи, воспоминания о людях, которых я люблю, и о тех, кого я любил.
Запертый от всего мира, я пока доволен. У меня есть мои кошки, Сникерс и Самурай, а теперь еще и Грейнек. Они заполняют пространства, оставленные людьми, которых здесь больше нет.