Главная претензия к выставке "Музы Монпарнаса" в ГМИИ (до 3 октября 2021) – неудачное название. В частности, разбору слова "муза" оказался посвящен отдельный материал The Village, где современные художницы сошлись в том, что слово это сексуализировано и может только дискредитировать женщину-творца. Однако кураторы выставки, разумеется, не вкладывали в это слово никакого уничижительного посыла – ведь даже в роли муз женщины на Монпарнасе начала XX века "были подлинными звездами и полноправными соавторами сценария развития современного искусства" (Сильви Бюиссон). Очевидно, что речь в данном случае идёт о "музах" в исконном значении этого слова – как об обитающих на горе Парнас (Montparnasse это самое и значит) богинях, покровительницах искусств. Но думать так не слишком вяжется с модным нынче поветрием вставать в позу жертвы и наспех выдвигать малообоснованные обвинения.
Сама эта заочная дискуссия вокруг одного слова, на мой взгляд, иллюстрирует главное достоинство выставки – ее провокационность в хорошем смысле этого слова. Сейчас, когда с разных сторон ведут свое наступление "новая этика" и "традиционные семейные ценности", сложнее всего оставаться беспристрастным и думать своей головой при оценке того или иного явления. А выставка "Музы Монпарнаса" сталкивает зрителя с огромным количеством сложных вопросов, ответы на которые далеко не очевидны.
Например, насколько всё-таки велика роль женщин-художниц не только в художественных процессах, но и в самом обновлении языка искусства? С одной стороны, как отмечает куратор выставки Алексей Петухов, основанный в 1881 г. Салон женщин художниц и скульпторов стал первой альтернативой "господству и прежних традиций, и мужчин — единственному до той поры Салону французских художников", так что "в деле появления новых художественных обществ и выставочных площадок именно женщины проложили путь своим коллегам-новаторам". С другой стороны, обращаясь непосредственно к представленным на выставке произведениям сложно не проводить параллели с творчеством более известных художников-мужчин и порой делать неутешительные выводы. Как, например, не ощутить пропасть между работами Жанны Эбютерн и оттенившего её Амедео Модильяни, манеру которого она переняла без купюр? Или не увидеть в картине Мелы Мутер середины 1920-х годов несколько застенчивое подражание работам Альбера Марке 1900-х годов?
Написана ли история искусства мужчинами про искусство мужчин? – ещё один вопрос, которым невольно задаешься на этой выставке. Почему все крупные художественные течения начала XX века связаны с именами художников-мужчин, а художницы лишь отважно подхватывали их авангардные идеи? Может быть проблема в том, что силы художниц в первую очередь уходили на то, чтобы вообще быть серьезно воспринятыми в художественной среде? Или речь идет про намеренное умалчивание об их достижениях? Так, в каталоге выставки приводится фраза Гийома Аполлинера, который, перечисляя весь пантеон художников Монпарнаса, упоминает всего одну женщину – Жанну Марваль.
К сожалению, наследие многих художниц дошло до нас в куда худшем состоянии, чем наследие мужчин, с которыми они соперничали. И это еще один кирпичик в основание "мужской истории искусства".
А может быть дело ещё и в том, что выход художниц на авансцену искусства связан не столько с формальными экспериментами, сколько с поисками новой самоидентификации вне уготованных им мужским миром ролей? Взять к примеру Ромен Брукс, которая ввела в моду не только мужской костюм, но и андрогинную – бисексуальную – внешность. И то и другое нашло отражение в её знаменитом автопортрете 1923 года, который, к сожалению, по объективным причинам не мог быть представлен на выставке (он в США, с которыми нет культурного обмена). Какой контраст он являет к её картине "Женщина с цветами (Весна)", которая написана в духе непосредственно связанного с пресловутым male gaze сентиментального символизма конца XIX!
Ту же Ромен Брукс или ни на кого не похожую Марию Васильеву язык не поворачивается назвать "музами". Это же касается и Доры Маар (одного из талантливейших фотографов своего времени) или Сони Терк-Делоне – пусть они и известны и как спутницы знаменитых мужчин-художников. И если даже согласиться, что название "Музы Монпарнаса" несколько принижает эмансипаторный посыл выставки, в реальности она посвящена именно выходу женщин из тени мужчин – процессу сложному и не сказать чтобы безболезненному.
Вообще эта выставка обнаруживает калейдоскоп невероятных судеб, чуть ли не каждая из которых достойна экранизации. О судьбах некоторых героинь выставки можно почитать, например, здесь.
На мой взгляд, одна из самых талантливых художниц, представленных на выставке – аргентинка Леонора Фини. Она известна как представительница сюрреализма, однако в ее картине "Визит" (1924) скорее можно увидеть родство с немецкой новой вещественностью да с итальянским возвращением к "пластическим ценностям". А какие она делала костюмы! Кстати, позже она работала и в кино (художник по костюмам фильма "8½" Феллини).
Одной из сквозных тем творчества Фини, всегда отстаивавшей собственную независимость от мужчин (и право на сексуальную свободу) стали ведьмы – есть у нее и картины шабаша, а на выставке представлен замечательный рисунок "Ведьма-скелет". Ведьминско-колдовское измерение присутствует и в фотографиях Клод Каон (Люси Швоб), где фигурируют какие-то магические артефакты и куклы вуду. О чем говорят эти работы? Уж не о подчиняющей ли себе все, в том числе и смерть, раскрепощенной женской сексуальности или, шире, сексуальности per se – гендерно-нейтральной? О нарушении табу и выходе за пределы плоскостной (мужской) и бинарной рациональности – однозначно.
В общем, как мне показалось, вполне можно было бы назвать эту выставку "От муз к ведьмам". Стоило мне подумать об этом, как выяснилось, что именно так будет называться один из разделов грядущей в ГМИИ выставки Жана Юбера-Мартена... Так что к этой теме мы еще обязательно вернёмся.
Подписывайтесь на мой блог в Дзене и на телеграм-канал – там будет еще много интересного.
