Детское горевание.
У совсем маленьких детей в возрасте до 2 лет нет представлений о смерти. Первичное понимание смертности появляется примерно в 2 года и полностью формируется к 8 годам. Формирование идет постепенно, от представления о том, что смерть - это полная неподвижность, к ощущению, что смерть является частью мира, причем очень долгое время смерть невозможно отнести к себе самому. Дошкольники не понимают, что смерть - это навсегда. Взрослая концепция смерти подразумевает прежде всего конечность существования, к подростковому возрасту это понимают и растущие дети. С этого момента уже возможно такое же горевание, как у сложившегося человека.
Джон Боулби, английский психиатр и психоаналитик, специалист в области психологии развития, считает, что дети с 6 месяцев уже начинают развивать свою способность к гореванию. Именно в этом возрасте начинают закладываться первые кирпичики того, что дальше позволит полно и глубоко чувствовать и оплакивать потери.
"Представление о том, что печаль в младенчестве и раннем детстве является кратковременной, не подтверждается при внимательном изучении в свете этих наблюдений. В частности, был приведен случай мальчика в возрасте трех лет и двух месяцев, чья печаль явно продолжалась в течение некоторого времени, хотя и в молчаливой форме. Теперь мы вновь обращаемся к данному отчету, так как считаем, что он содержит очень много относящейся к делу информации. Когда Патрика оставляли в приюте-яслях, его убеждали быть хорошим мальчиком и не плакать, иначе мать не будет его навещать.
«Патрик пытался сдержать свое обещание, и его никогда не видели плачущим. Вместо этого он всегда кивал своей головой, когда кто-либо глядел на него, и уверял себя и любого другого человека, который хотел его выслушать, что мать придет за ним, наденет на него его пальто и вновь заберет его домой. Всегда, когда слушатель казался верящим ему, он был удовлетворен; всегда, когда кто-либо ему противоречил, он разражался яростными слезами.
Такое же состояние дел продолжалось в последующие два или три дня с различными дополнениями. Кивание приняло более принудительный и автоматический характер: "Моя мать наденет на меня пальто и вновь заберет меня домой".
Позднее стал добавляться постоянно растущий список одежды, который, как он предполагал, мать наденет на него: "Она наденет на меня мое пальто и детские рейтузы, она застегнет застежки-молнии на моих ботинках, она наденет на меня мою шапочку в виде грибка".
Когда повторения этой формулы стали монотонными и нескончаемыми, кто-то спросил его, не может ли он перестать снова и снова говорить об этом. И опять Патрик попытался быть хорошим мальчиком, как этого хотела от него мать. Он перестал повторять эту формулу вслух, но его губы двигались, показывая, что он молчаливо повторял это снова и снова.
В то же самое время он заменял проговаривание жестами, которые показывали местоположение его шапочки в виде грибка, надевание на него воображаемого пальто, застегивание молнии на ботинках и т. д. То, что в один день показывалось как экспрессивное движение, на следующий день редуцировалось до простого начального движения пальцев. В то время как другие дети были в основном заняты игрушками, играми, издаванием музыкальных звуков, Патрик, абсолютно безучастный, обычно стоял где-либо в углу, двигая своими руками и губами с трагичным выражением на лице»." (Джон Боулби. Создание и разрушение эмоциональных связей).
Ребенок проходит несколько фаз на пути к обретению способности горевать.
1. Фаза избегания. Выражается как в попытках обойти, нежелании допустить даже мысль о смерти, так и в протестах. Протестуя, ребенок отвергает саму идею смертности.
"Первая стадия стадия протеста, может начинаться сразу или с задержкой; она длится от нескольких часов до недели или больше. В этот период малыш переживает острое горе из-за разлуки с матерью и стремится вернуть ее, пуская в ход все свои ограниченные возможности. При этом часто он громко плачет, трясет свою кроватку, бросается из стороны в сторону, жадно ловит любой звук и всматривается в других людей, надеясь, что его мать вернется. Все его поведение говорит о том, как сильно он надеется на ее возвращение. В то же время он может отвергать всех, кто ухаживает за ним; хотя отдельные дети начинают отчаянно льнуть к няне." (Джон Боулби. Привязанность).
2. Фаза дезорганизации. В целом сопоставима с фазой острого горя у взрослых. На этой фазе приходит понимание, что умерший не вернется.
3. Фаза реорганизации. Принятие потери и окончательное прощание.
Для детского горя характерна отсрочка реакции. Часто бывает, когда реакция запаздывает на месяцы, и через значительный промежуток времени ребенок внезапно ощущает боль потери. Боль может быть инициирована другим значимым событием, каким-то потрясением.
Для детского горя характерна скрытость. Нельзя увидеть развернутые процессы горевания, как у взрослого. Проявляется в поведенческих расстройствах, в неврозах, в регрессивных симптомах (как будто ребенок становится в позицию совсем маленького, цепляется за взрослых, капризничает как малыш, становится слезлив, может начаться энурез). Поведение может стать неуправляемым, скачет настроение и эмоции (вот только что хохотал и вдруг заплакал). Детская психика очень лабильна, при этом не прошло еще полное формирование, как физическое, так и формирование психики, так что реакции резкие, быстрые. Также характерна неравномерность. Печаль не постоянна, присутствует от случая к случаю и с разной силой.
Детское горе имеет по большей части бессознательный характер. Отреагирование может происходить даже во сне.
"Мы стали рыскать в зарослях кустарника, под деревьями и в полях. К сожалению, нам попалось совсем не так много покойников, как мы надеялись. Младший брат Эстер – Пютте – тоже помогал нам, но он не знал, что мы ищем, поэтому ничего не нашёл. И вообще, он такой мелкий, что не считается.
Наконец-то мы нашли мёртвого крота.
– Ну вот, – удовлетворённо сказала Эстер, – теперь у нас есть работа.
– А что он делает? – спросил Пютте. – Он спит?
– Он умер, – ответила Эстер.
– Что это значит? Почему он всё время лежит?
Нам пришлось объяснить Пютте, что когда ты живёшь, то в конце ты должен умереть. Все на свете в один прекрасный день умрут и превратятся в ничто. Это очень грустно и печально, и поэтому все плачут. В конце концов Пютте всё понял:
– А я? Я тоже умру?
– Ну не сейчас ведь, глупыш, – сказала Эстер.
– Когда станешь старичком, тогда и умрёшь, – объяснил я.
Нижняя губа у Пютте задрожала.
– Но ведь мама с папой так огорчатся…" (Ульф Нильсон и Эва Эриксон. Самые добрые в мире).