Отвлечемся от социально-экономического (глядишь, и градус в комментариях снизится). У меня ведь тут очерк о Мережковском вышел в "Русском мире". А это очень важный для меня текст.
Почему Мережковский? Ну, наверное, потому же, почему и Бердяев (о нем я тоже для "Русского мира" писала). Наверное, потому, что Дмитрий Сергеевич, оставил самые интересные свидельства и впечатления об эпохе рубежа XIX-XX веков, о начале XX столетия, о революции. И, конечно, ещё и потому, что Мережковский, сам того не ведая, многое предсказал и вывел удивительные исторические закономерности. Предсказал не как публицист, а как художник. Вообще Мережковский, с моей точки зрения, наиболее ценен именно как художник. И все его философские идеи, пророчества наилучшим образом выражены именно в поэзии и прозе.
Не буду много писать. Дам несколько фрагментов из статьи.
О даре предвиденья
Есть такие души, которые не созданы для страдания. Испытания их не закаляют, а только калечат. Да и не в одном ведь страдании выковывается истина, она может проходить через сердце человека сама по себе. Человек при этом может даже не осознавать, какие токи он улавливает, что он транслирует и зачем. Таких людей называют пророками. Так было с Лермонтовым, который уже в 16 лет "увидел" "России черный год, когда царей корона упадет". Так случилось и с Дмитрием Мережковским. Он мог ошибаться политически, не всегда чувствовал и понимал текущий момент, противоречил сам себе в публицистике, но в прозе и поэзии он всегда будто бы выходил за пределы самого себя. Яркий пример тому — стихотворение "Сакья-Муни". Это, по сути, история всей русской освободительной борьбы и предсказание грядущей трагедии. Стихотворение это написано в 1885 году (в 20 лет).
О выходе за пределы жанра и самого себя
Исторические романы писали и раньше — историософских еще не было. Но удивителен не жанр, не концепция (настолько идеально продуманная, что художнику ставили это в вину), удивителен даже не объем материала, который был исследован, и даже не эрудиция автора (хотя они, безусловно, впечатляют). Поразительно то, как Мережковский уже в первом романе трилогии, написанном в 27 лет, превосходит 40-летнего себя-публициста. Превосходит, конечно, не по художественному таланту, а по дару пророчества. Да, наверное, свою роль сыграла отдаленность эпохи: когда осмысляешь настоящее, эпоху, проносящуюся прямо перед глазами, трудно не ошибаться — все мелькает слишком быстро, все путается, "лицом к лицу лица не увидать". Когда глядишь вглубь веков, кажется, история предстает во всем своем замысловатом рисунке и все повороты и переплетения закономерны. Но ведь это лишь кажется. Не потому ли споры об истории бывают самыми ожесточенными? А Мережковский проделывает такую тонкую работу, так все выстраивает и подсвечивает, что спорить не с чем.
О романе "Воскресшие боги"
История — это цепь революций и реакций. Ренессанс — конечно, революция. Но Возрождение — это не только грядущий новый Эдем, не только взлет науки и искусства, это и разрушение, и тьма, и жертвы: какой мощный и чудовищный образ самой истории — смерть мальчика, покрашенного золотой краской, олицетворяющего на празднике герцога Сфорца Золотой век! Ортодоксальная церковь и сейчас смотрит на Возрождение крайне скептически. А тогда и Мережковский понимал, какова его оборотная сторона. Это ведь он написал свой роман так, что Рафаэль в нем богатеет и превращается в пошляка, Микеланджело не только вырастает в гения, но и превращается в какого-то злобного завистливого карлика, любимый ученик Леонардо вешается, не понимая, как жить. А сам Леонардо, самый пламенный революционер, мечтающий подарить человечеству крылья, свободу, — самый же и чужой этой стихии: он бесконечно одинок, никем не понят, никем не оценен. "Любить — значит знать", — говорит Леонардо. Его не узнали.
О Мережковском-эссеисте
Насколько отстранен, рационален и объективен Мережковский в своих романах как существо почти неземное, избавленное от бремени страстей, настолько пристрастен, тенденциозен и предубежден он в своей публицистике. Статьи, вошедшие позже в сборники "Больная Россия" и "Грядущий хам", великолепный документ эпохи. Они отличаются острыми наблюдениями, меткими замечаниями, в них много верного, но иногда мысль автора закручивается так лихо и приправлена такой злой интонацией, что испытываешь довольно странные чувства.
Например, в эссе "Свинья матушка" Мережковский вдруг нападает на Александра Никитенко. Бывшего крепостного, университетского профессора, цензора Дмитрий Сергеевич не щадит, уничтожает в пыль. Как зло он смеется над "слякотью рабьей свободы", над заклинанием "Господи, спаси Россию от революции"! А как несправедлив он к авторам "Вех"! "Пусть правда все, что говорят "Вехи" о русской интеллигенции; идущему по узенькой дощечке над пропастью сказать: убьешься — тоже правда, но правда не любви" — вот как он отвечает. Но неужели и мать, не пускающая ребенка шалить над пропастью, не любит его?
Об отношении к революции
Мережковский любуется революцией, сравнивая ее... с апокалипсисом: "Стоит раскрыть "Апокалипсис", чтобы пахнуло на нас "чувством конца", как жары лавы из кратера. Что означают, в самом деле, эти молнии, громы, пожары, землетрясения; эти чаши гнева Господня, битвы, восстания и поражения народов; кровь, текущая до узд конских; эти трупы царей, пожираемые хищными птицами; это падение Великого Вавилона, подобное падению жернова, брошенного с неба в море, — что означает все это, если не величайшую из революций".
Прозрение, конечно, наступило у Мережковского быстро. Еще до появления в Петрограде Ленина. Невозможно было наблюдать, во что выродилась Февральская революция, какая неразбериха происходила в правительстве Керенского. Гиппиус вспоминала, как Керенский в самые роковые минуты лишь распевал итальянские арии и как кричал, услышав об этом, Мережковский: "Это же бред, бред, бред! Или и мы в бреду, Зина?".
И ведь Мережковский сам все предсказал в 20 лет, сам все подробно описал в 30 лет в первой трилогии. И только в 50 лет осознает это как публицист и общественный деятель, который до того все только и выкликал бурю. В 1918 году он произнесет: "Интеллигенция, как Иван Карамазов, сказала: "Все позволено, убей отца". А народ, как Смердяков, сделал — убил. Произошло небывалое, всемирно-историческое преступление"...
Полностью очерк можно прочитать по указанной выше ссылке. Статья очень объемная, Дзен такого не выдержит. А ещё лучше читайте самого Мережковского. Если, конечно, хотите лучше понять что-то про наше время.