14 подписчиков

Груз мести

- о мета-сюжете Алексея Балабанова, который не заметили критики

Известный книжный просветитель Дмитрий Быков как-то сказал, что советская литература в своих лучших образцах – это литература, опаленная войной. Война – это наш способ познания мира, наше место в мировой системе разделения труда. Постоянное существование на грани абсурдной гибели делает Россию тем странным местом, где экзистенциальный ужас тщетности жизни уравновешивается обыденностью смерти.

Режиссер Алексей Балабанов, наверное, единственный из современных российских мастеров верно уловил образ основного героя русской драмы. Это воин, причем зачастую воин (и герой) поневоле.

Сам Алексей Октябринович в армии служил, да еще и побывал на войне (чего, кстати, очень не хватает многим нашим нынешним литераторам и драматургам). Пребывание на боевом фронтире никогда не проходит бесследно для художника, эти переживания остаются в душе на всю жизнь. И, естественно, накладывают отпечаток на его творчество – что не всегда осознается даже им самим.

Итак, воин-«невольник чести» – главный герой русской драмы, чей образ талантливо изображал Балабанов. А кто же антагонист этого героя? Казалось бы, очевидно – преступники. Но не все так просто… Обратим внимание на те фильмы режиссера, где в той или иной роли – пусть даже второстепенной – присутствует его основной мета-герой.

Это: Брат, Брат-2, Война, Мне не больно, Кочегар – и, конечно, главная картина автора – Груз-200.

Как правило, балабановский герой-воин балансирует на грани закона и чаще всего преступает ее. То-есть, сам становится бандитом. Казалось бы, естественный оппонент бандита – это полицейский. Но поскольку воин-бандит является своего рода благородным разбойником, то его антагонист – это продажный полицейский, классический «мент поганый» в российских реалиях.

Герой «Брата» Данила Багров напрямую с милицией не сражается – хотя и оказывается в кутузке в самом начале повествования. Его антагонистичность с правоохранительной системой постоянно висит за кадром и подразумевается по умолчанию: это только бандиты могут свободно вершить свой суд, у них с органами все схвачено. А вот «народному мстителю» приходится все время прятаться, ибо с точки зрения закона нельзя ходить по улицам и убивать людей, даже очень плохих. Милиция все равно накажет тех, кто пытается выполнять ее работу вместо нее. Само собой, для милиции Данила – враг.

Характерная деталь – его непутевый старший брат в исполнении Виктора Сухорукова (предавший Данилу и прощенный им) за финалом первой части дилогии идет работать… в милицию. А к началу второй части он из милиции уже ушел. По сюжету «Брата-2» Данила и Виктор сталкиваются уже с американской полицией и неизменно выходят из этих стычек победителями.

Герой фильма «Война» - побывавший в чеченском плену солдат в исполнении Алексея Чадова - и вовсе ведет весь свой рассказ из застенков правоохранительных органов. И опять, за решеткой он оказался именно потому, что выполнял за органы их же работу – стрелял в плохих парней, но был предан.

В картине «Мне не больно» тоже есть воин – отставной десантник в исполнении Дюжева. Там он герой эпизодичный – и, тем не менее, характерна сцена его стычки с ОМОНом в кафе. Что добавляет еще один яркий мазок на мета-полотно Балабанова «Хорошие военные против плохих ментов».

Главный герой «Кочегара» - отставной офицер-«афганец». Он жестоко предан «братушками» - тоже же ветеранами войны в Афганистане, только работающими нынче в ОПГ. Таким образом, киллеры оказываются липовыми братушками, презревшими кодекс воина – не убивать ради наживы. И, естественно, у них все схвачено с ментами, они встроены в систему. Они давно не воины, а охранители – охранители своего добра и хищники в отношении добра чужого. То-есть, те же менты. А, следовательно, их тоже ждет возмездие.

Известный книжный просветитель Дмитрий Быков как-то сказал, что советская литература в своих лучших образцах – это литература, опаленная войной.

Наконец, обращаясь к центральному произведению автора – «Груз-200» – мы видим то же противостояние, отмеченное наибольшей яркостью образов и метафоричностью. Здесь фигура Мента становится главенствующей, вырастая до зловеще-мистических масштабов. В ней мы видим персонификацию всего русского Зла, а его торжество более чем наглядно демонстрируется образом мертвого Воина (сироты, убитого обманом на чужой земле), над которым Мент изгаляется, как хочет. Все, нет больше защитника у Земли Русской – а есть только маньяк в погонах и в фуражке с красным околышем, верный продолжатель дела еще тех палачей… (анализу данной картины мы посвятим отдельную зарисовку).

Историю этого противостояния Балабанов, конечно, взял из жизни. Социальные предпосылки и характеристики этой истории можно обсуждать долго, в рамках отдельного исследования самой истории страны. Подчеркнем только, что Алексей Балабанов, как истинный художник, не стал конструировать вымышленные социальные конфликты, а полагаясь на свое чутье, сумел мастерски изобразить в своих работах повторяющийся сюжет вечной русской драмы.