Сегодня каждый москвич знает про Сад «Эрмитаж» в центре столицы, в Каретном Ряду – сейчас там располагаются Московский театр «Эрмитаж», Московский театр «Новая опера», Московский драматический театр «Сфера» и летняя симфоническая эстрада. Так вот! Это – не тот «Эрмитаж»!
Того «Эрмитажа», где пел «Король цыганского романса» Саша Давыдов, где впервые прозвучал романс «Пара гнедых», того «Эрмитажа», который в период руководства им М. В. Лентовским прогремел на всю Россию, теперь не существует! И решительно ничего сейчас в Москве не напоминает нам о нем!
А тот самый «Эрмитаж» … Это было грандиозное зрелище!!!
Если вы, дорогие друзья, сегодня пройдете по улице Дурова, это между площадью Суворова с Театром Российской армии и Проспектом мира, и встанете спиной к дому №20, то сможете себе представить, как прямо напротив вас 142 года тому назад располагался вход в тот самый «Эрмитаж» Лентовского.
Нам нужен театр массовый, общенародный, на десятки тысяч человек сразу, как было в Греции,
– это было кредо Лентовского.
Сам Михаил Валентинович Лентовский, ученик М. С. Щепкина, начинал в Малом театре в Москве, играл на сцене, режиссировал, писал сам водевили, позже стал крупнейшим в России театральным предпринимателем, антрепренером, он поставил около 280 пьес, основал 11 театров в Москве, Петербурге, Нижнем Новгороде и в том числе московский увеселительный театр и сад «Эрмитаж».
О нем оставили воспоминания А. Чехов, К. Станиславский, В. Гиляровский.
Высокий, статный красавец, с окладистой бородой, пронзительными черными глазами, в поддевке, высоких сапогах, чесучовой рубахе с жетонами и орденами на груди – сама его внешность в сочетании с размахом, бесшабашной удалью …
– он был любимцем старой купеческой Москвы.
В 1878 году Лентовский взял в аренду огромный участок земли среди нынешних четырех московских Самотечных переулков.
И вырос «Эрмитаж» среди задворков убогих домишек между Божедомским переулком и Самотекой, засверкал огнями электричества и ослепительных фейерверков, загремел оркестрами из знаменитых музыкантов,
– писал В. Гиляровский. И засиял драгоценными талантами выдающихся русских опереточных, оперных певцов и театральных актеров того времени, игравших здесь! – добавлю от себя я.
А вот воспоминания К. С. Станиславского:
Чего только не было в этом саду! Катанье на лодках по пруду и невероятный по богатству и разнообразию водяной фейерверк со сражениями броненосцев и потоплением их, хождением по канату через пруд, водяные праздники с гондолами, иллюминированными лодками; купающиеся нимфы в пруду, балет на берегу и в воде... Много прогулок, таинственных беседок, дорожек с поэтическими скамейками на берегу пруда. Весь сад залит десятками, а может быт и сотнями тысяч огней, рефлекторов, щитов, иллюминационных шкаликов …
Шествия, военные оркестры, хоры цыган, русских песенников и прочая. Вся Москва и приезжающие в нее иностранцы посещали знаменитый сад. Буфеты торговали беспрерывно …
Два театра – один огромный, на несколько тысяч человек, для оперетки (по проекту М. Чичагова), другой – на открытом воздухе для мелодрамы и феерий, называемый «Антей», устроенный в виде греческих развалин по проекту Ф. О. Шехтеля. В обоих театрах были великолепные по тому времени постановки, с несколькими оркестрами, балетом, хорами и прекрасными артистическими силами. А наряду с театрами – эстрада, громадный цирковой амфитеатр под открытым небом... На новой большой эстраде играл популярный оркестр маэстро Гунгля. Семейная публика, простой народ, аристократы, кокотки, кутящая молодежь, деловые люди – все по вечерам бежали в «Эрмитаж» …
Было все, вплоть до полетов воздушных шаров с астронавтами! А бывало и так, что «Эрмитаж» собирал до 10.000 человек. Движение по Самотеке, по Божедомке прекращалось, Сухаревская, Страстная площади запружены народом, переполнено все Замоскворечье, Лефортово, Хамовники, везде – толпы! Что случилось, в чем дело? – У Лентовского – бенефис! Все взгляды устремлены вверх! Вот загораются облака на московском вечереющем небе … Над садом «Эрмитаж» взмывает вверх воздушный шар с человеком на борту! Он поднимается на страшную высоту, и … От него отделяется черная точка! – Неужели выпрыгнул пилот? «У всей Москвы перехватило дух» – свидетельствует журналист Влас Дорошевич! Через мгновение огромным куполом, переливаясь всеми красками радуги, развертывается необыкновенной красоты парашют! – Неслыханно, невиданно, необыкновенно! – Это знаменитый Шарль Леру совершает «публичное покушение на самоубийство»! Под приветственные крики всеобщего восторга он плавно опускается на землю!
Все это требовало огромных денег. Лентовский постоянно вяз в долгах. Да, сборы от продажи билетов бывали огромны (очевидец писал в письме А. Н. Островскому: «В «Эрмитаже» Лентовский деньги загребает лопатой!»), но и они не всегда покрывали затраты! Не все знали о том, что в кустах, возле кассы прятались, дежуря по очереди, три зловещие тени! Это были ростовщики-кредиторы. Каждый вечер они, не доверяя хозяину, собственноручно снимали кассу и уносили всю выручку.
Кредиторы тесно были связаны с полицией, по их требованию Лентовскому даже пришлось дать подписку о невыезде из Москвы.
Как-то раз, может быть, проверяя модный аттракцион, а, может быть и по делам, Михаил Валентинович вылетел на воздушном шаре за пределы Москвы – ветер неожиданно вынес его за пределы Московской губернии. Кредиторы, не спускавшие с него глаз, потребовали от полиции наказать своего подопечного за нарушение подписки о невыезде.
Лентовский хохотал: «Я давал подписку о невыезде. А подписку о невылете – не давал!»
Но все-таки, несмотря на неисчерпаемый оптимизм Лентовского, сад пришлось закрыть. Весной 1894 года Михаил Валентинович окончательно разорился.
Его дело подхватил Яков Щукин, когда-то служивший у Лентовского простым буфетчиком. Кстати, когда дела у Лентовского были совсем плохи, он взял своего бывшего хозяина к себе на работу.
В декабре того же 1894-го Щукин открыл свой «Эрмитаж», территорию которого мы сегодня знаем. Но, как говориться, это уже другая история.
В 1890 году, когда «Эрмитаж» Лентовского доживал свои последние несколько лет, в Москву приехала на гастроли европейская звезда – выдающаяся оперная певица Франсуаза Жанна Шютц. Она родилась в Петербурге, ее отец был из обрусевших немцев, а мать – канадская француженка. Детство будущая примадонна провела в России, а учиться родители отправили ее в Италию. Но наша страна у Фелии Литвин (ее сценическое имя) осталась в памяти навсегда. Она очень часто пела в России и даже получила звание Солистки Его Величества Русского Царя.
Первой встречи со своей Родиной, как она считала всю жизнь (недаром же она была петербурженкой по рождению), певица ожидала с большим волнением.
И вот – Москва ...
Когда я вышла из вагона, мне показалось, что я в большой деревне. Но потом я оценила красоту этого города. Мы поселились в уютной гостинице напротив Китай-города. Все вокруг имело совершенно восточный вид: прохожие в кафтанах, празднично одетые крестьяне, маленькие сани. Встречавшаяся всюду бедность поражала меня в самое сердце. Из окна гостиницы я смотрела на оборванных нищих, на лошадей, с трудом тащивших крестьянские сани, и слезы бежали у меня из глаз. Огромное впечатление произвел на меня первый снег. При виде его воспоминания детства всколыхнулись в моем сердце и, как живые, стали перед глазами. Москва зимой восхитительна: голубое итальянское небо, сверкающее солнце, земля, покрытая снегом незапятнанной белизны. Друзья пригласили меня покататься на тройке. Стоял страшный мороз, и, тем не менее, я не схватила даже легкого насморка! Иногда наши прогулки кончались под Москвой в ресторане «Яр». Это было очаровательное местечко, где мы обедали под звуки цыганского оркестра, а за окном тем временем на безбрежные белые равнины медленно опускалась ночь. О, эти удивительные русские вечера, когда не успеет погаснуть день, а в небесах уже сияют звезды, и душу охватывает чувство таинственной бесконечности природы!
– таковы впечатления певицы от Москвы 1890 года. Интересно, что, подобно тому, как гастролировавший в России Иоганн Штраус именовался в афишах для удобства восприятия Иваном Страусом, так и Фелия Литвин стала у нас Феклой Васильевной Литвиновой.
Нужно сказать, что иностранная гастролерша поначалу была встречена нашей критикой довольно прохладно. Знатоки отмечали несомненные достоинства ее голоса, сценическое и вокальное мастерство ... и только. Один из рецензентов написал даже, что «особенно увлечь слушателя она не может». Видимо, от «русской парижанки», имевшей колоссальный успех в Европе, ждали какого-то откровения, потрясения, и обычный гастрольный репертуар, пусть и выдающейся западноевропейской певицы, русских зрителей не удовлетворил. Но вот выступление певицы в русской опере «Юдифь» А. Серова вызвало в Москве огромный интерес. Библейский героический сюжет, музыка русского композитора, великолепные хоры, большое поле деятельности для актерской игры (недаром роль Олоферна в этой опере была одной из коронных в репертуаре Ф. И. Шаляпина) и вместе с тем безумной трудности главная женская партия ...
Утром после дебюта на сцене Большого театра артистку посетила студенческая делегация с просьбой выступить на благотворительном концерте «в пользу недостаточных студентов». Через несколько дней ее голос звучал в зале Благородного собрания (нынешнем Колонном зале). Вот еще одна любопытная зарисовка Москвы столетней давности:
Публика оказала мне восторженный прием. С верхней галереи бросали цветы с таким рвением, что на плечах у меня остались от них синяки. Помню, что гардеробная в Благородном собрании выглядела совершенно неописуемо. Как вы понимаете, в то время не могло быть и речи о современных удобствах, и поэтому самая блестящая публика являлась на концерт в сопровождении выездных лакеев или горничных. Оставив на их попечении верхнюю одежду, зрители проходили в зал, а слуги, завернув в простыни их шубы и валенки, усаживались на узлы и до полуночи ожидали хозяев. Поэтому у дверей театра всегда была толчея, словно на ярмарке.
Замечательная, на мой взгляд, картина!!! – Наш знаменитый Колонный зал, в недавнем прошлом, Колонный зал Дома Союзов – и, чтобы пройти на концерт, нужно пробраться через тюки с шубами, завернутые в простыни, и сидящих на них слуг!!!
Ария Леоноры из оперы «Трубадур» Дж. Верди. Поет Фелия Литвин. Запись 1910 года.
О других чудесах старой купеческой Москвы – в следующий раз! А чудес там было немало, поверьте!
Уважаемые зрители и читатели!
Не забывайте, пожалуйста, ставить лайки.
Не забывайте делиться вашими комментариями и впечатлениями.
И не забудьте, пожалуйста, подписаться на канал «Жизнь артиста в Дзене», кто еще по непонятным мне, честно говоря, причинам до сих пор этого не сделал!?!?