Первый шедевр «гробовая тишина на уроке математики» я создал в 10 классе в сочинении на свободную тему, которую выбрал, потому что текущую школьную программу знал плохо, поэтому и не любил (можно и наоборот: не любил - потому и знал плохо).
Математика была одним из противных предметов (их было много у нас) который многие не знали, поэтому и не любили (можно и наоборот) и боялись.
Сюжет был не замысловатый. Как только учительница начинает заглядывать в журнал, чтобы вызвать к доске очередную жертву, в классе наступала гробовая тишина. Если вызывали отличницу, в воздухе рождался вздох облегчения: какое-то время класс может не напрягаться. Если же вызывают двоечника-троечника (указывались фамилии, чего стесняться) напряженная тишина продолжалась - этот долго не продержится.
На очередном уроке мое сочинение было оглашено вслух учительницей Евой Марковной по прозвищу Пончик, которая нам ничего плохого не делала, но мы все равно ее любили. Оглашение прерывалось восторженными возгласами, смехом и комментариями – хорошо смеяться над другими… После окончания урока образовалась очередь из одноклассников, желающих показать мое сочинение своим родителям и не только. В этом сочинении я давал и характеристики доброй (и не самой доброй) половине класса. Но врагов не нажил. И автографов не просили - не догадывались, какой талант сидел с ними за партой. Так как мне сочинение не вернули, оно, я думаю, до сих пор пользуется успехом, но уже у внуков.
В это же время, старшеклассниками, пропуская уроки ненавистных нам предметов, мы начали осторожно осваивать «похороны» своих бабушек.
И уже к учебе в техникумах и институтах на всем советском пространстве «похороны бабушек» пользовались большим успехом у студентов. Бабушки, они очень удобные для этого дела. Окружающие не очень лезут с соболезнованиями, срок пришел – никуда не деться… Да и тебя не осудят за случайную улыбку или вырвавшийся смех. Не то, что…
Помню, пришлось как-то всей группой быть на настоящих похоронах отца однокурсника. Мы, небольшой кучкой стояли возле подъезда в ожидании поминальной трапезы. На другом конце двора, а в Сумгаите дворы были широкими, детвора играла в альчики,
кто-то играл в карты, которые постарше – в нарды.
И на вопрос: а где наш товарищ, к которому мы пришли с соболезнованиями, услышали шутливый ответ однокурсника:
- Да вон он, в нарды играет!
Эх, молодость – молодость! Ну не может она долго находиться в трауре. Даже в такой неподходящий момент «смешинка в рот попала». И оставшееся время до окончания трапезы вся наша группа прилагала неимоверные усилия для того, чтобы вести себя прилично и не рассмеяться…
Придумать же причину пропуска занятий на четвертом году обучения было делом не простым. Самая ходовая причина у студентов – «похороны бабушки» уже давно выработала свой ресурс. Многие дедушки не вернулись с фронта, а оставшихся в живых фронтовиков было как-то неловко использовать так, всуе. На фронте выжили, а здесь хоронят заживо…. Группа у нас была небольшая. И если подсчитать сколько раз (кто их считал?) мы хоронили бабушек, получается, что у каждого студента было по пять-шесть бабушек. Это только тех, которые померли. Прикольно получалось: сколько бабушек, переживших войну, не пережили студенческих лет своих внуков! Это, если верить студенческой статистики. Ситуация выходила за разумные и моральные пределы.
Нельзя сказать, что мы не любили своих бабушек. Мы их любили (ушедших) и любим (не ушедших)! Но к тому времени мы точно знали: бабушки нас, внуков, любят больше родителей. И способны простить нам и не такие шалости…