Автор - Рената.
Серия прекрасных рассказов о детстве и малой родине вдохновила и меня на очередную попытку написать что-то на этом ресурсе.
Сейчас модно быть интровертом, говорить о тайнах и загадках закрытой души... Но я экстраверт до мозга костей, и самое интересное для меня в жизни - это люди, их образы, взгляды, интонации, голоса, характер, индивидуальность. Иногда даже слишком… И детство для меня - это в первую очередь образы дорогих людей, большинства из которых, к сожалению, уже нет на свете. Я хочу рассказать о человеке, который был в моей жизни только первые девять лет, но память о котором осталась в моем сердце навсегда - о своей бабушке.
Многосерийный фильм режиссера Василия Ордынского "Хождение по мукам" вышел на экраны советского телевидения в октябре 1977 года.
У экрана каждый вечер собиралась вся семья. Я в свои четыре года просто играла рядом. А вот родители, сестра, живший у нас двоюродный брат и бабушка внимательно смотрели каждую серию. И однажды случилось нечто, потрясшее мою детскую картину мира. Единственный раз в жизни я услышала плач своей бабушки.
Будучи ребенком, моя сестра придумала ей имя Большаечка
( от немецкого Großmutter- большая мама). С тех пор оба зятя, внук и две внучки называли ее только так. В тот вечер все переполошились. Бабушка плакала навзрыд и повторяла: «Моего умного, остроумного, справедливого брата выставили непонятно кем!».
Ася Юрьевна Задова, моя бабушка, Большаечка, родилась в 1901 году в селе Юзовка. Именно так в начале прошлого века называлась нынешняя столица ДНР. Ася была предпоследней из 12 детей- шести братьев и шести сестер. А седьмым по счету родился огромный весельчак и балагур, но при этом очень вспыльчивый и задиристый Лев. Семья жила очень бедно, особенно после ранней смерти отца. У старших братьев к тому времени были уже свои большие семьи. Чаще всего на обед, а то и на ужин прабабушка и младшие дети ели... селедку. Уже будучи пожилой, бабушка избегала эту весьма популярную в сытые 70-е годы закуску. Но смех, веселье и жизнелюбие царили в большой семье всегда.
Юность Аси пришлась на очень сложные годы, она пережила смерть молодого мужа от туберкулеза, потерю девятимесячного сына. Сама в 17 лет переболела холерой, после которой ее сбритые роскошные косы больше не отросли. Волосы у девушки доходили теперь только до плеч и стали очень сильно виться. Кудри даже передались по наследству ( ее младшей внучке.)
А Лев Задов, впоследствии взявший псевдоним Зеньковский, вместе с младшим братом Даниилом по идейным соображениям отправились воевать за Махно. Левка стал начальником контрразведки, правой рукой Нестора. Я не искала материал к этой статье в свободных источниках, я опираюсь на рассказы своих родных. Лев был жесток в этой войне. По отношению к мародерам и насильникам. И никогда не причинил зла ни одной женщине и ребенку. Нестор Махно очень ценил своего заместителя...
Шли годы, Ася жила в родном Донецке, работала и воспитывала детей. Лев, тогда уже официально Зеньковский, перешел на сторону Советской власти и в 30-е годы работал в Одесской прокуратуре. Но когда настал 1937, нашлись и те, кто пришел за ним и за женой. Не раздумывая ни минуты, Ася Юрьевна оставила в Донецке двух своих дочерей, младшей из которых было три года, и отправилась в Одессу за племянниками.
Моя родная тетя, в то время подросток, и сын Льва дядя Вадим вспоминали, как бабушка действительно отдавала детям, оставшимся без родителей, "лучший кусочек". К счастью, жену Левки вскоре освободили. Когда она приехала за детьми, то спросила : «Ася, как же ты так рискнула? Ведь тебя тоже могли арестовать». Бабушка только удивленно приподняла бровь и произнесла: " Если не я, то кто же?"
Потом в жизни бабушки, как и всех советских людей, случилась война. Эвакуация в Казахстан. Отложенная учеба старшей дочери и подорванное здоровье младшей. Ожидание мужа с фронта (дед, к счастью, вернулся живым). Похоронки на племянников. Вести о гибели родных, которые не успели покинуть советскую Украину и стали жертвами Холокоста.
Лихолетье только закалило характер Аси Юрьевны. Для родственников, друзей, соседей она всегда была надежным плечом и «жилеткой». В трудную минуту многочисленная родня даже по не самому доступному в послевоенные годы междугороднему телефону обращалась за советом именно к тете Асе.
В зрелом возрасте Большаечка следовала, как ниточка за иголочкой, не за мужем, а за детьми и внуками. Сначала в Сочи. Потом в Ленинград. Атмосфера прекрасного города захватила ее, несколько лет бабушка "залпом" посещала театры, музеи, пригородные дворцы. А когда моя мама вышла замуж за папу и уехала в Ростов, бабушка тоже перебралась туда.
Ася Юрьевна имела несколько классов образования и работала портной, а потом просто бабушкой. Но всегда была для семьи не только непререкаемым авторитетом, но и эталоном внутренней культуры. Дочери ее стали врачом и учителем, но и они, и оба зятя-инженеры очень боялись произнести бранное слово в ее присутствии. Помню, как дядя, произнеся какое-то по нынешним временам почти невинное выражение прикрывает рот рукой: «Большаечка услышит!»
Бабушка готовила такие котлеты, которые не смог повторить никто и никогда. Отбивала фарш много раз до особой пышности и обязательно добавляла топленое масло. Жарила потрясающую картошку, обязательно кружочками. Но никогда не занималась уборкой. Регулярно делала маникюр, педикюр и завивку, потому что не забывала любить и себя, к чему призывала маму и тетю. А вечерами всегда читала, взахлеб, разное. Никто из нас, ее образованных потомков, не мог и не может похвастаться таким знанием российской, советской и зарубежной классики.
Ася Юрьевна никогда не носила платочки и не сидела с ровесницами на лавочке. Только со сватьей по телефону она общалась подолгу. "Фросенька, хватит уже про мои котлеты! Вот твоя баклажанная икра..!" Папина мачеха, баба Фрося, была женщиной очень простой. Разница в эрудиции и культуре между моими бабушками бросалась в глаза. Но однажды на мамино ироничное замечание в адрес грамотности свекрови, Большаечка произнесла: «Дочка, а может, главное – это сердце простой Фроси? Ведь она готова отдать его за сына, которого не рожала…» Когда баба Фрося умирала, от ее постели не отходила именно Большаечка.
Ася Юрьевна обожала своих внуков, особенно старшего. Научила мою сестру прекрасно шить и даже учила безрукую меня. А вот тете сказала: «Жанночка, ты, конечно, прекрасный врач и умница, но в шитье... Прости, дочка, ты тупая!»
Когда родилась я, маме было уже под 40, а Большаечке за 70. Гуляла со мной (частенько по очередям) мама. Но очень часто, стоило маме заболтаться с соседками, она слышала гневный возглас с балкона: "Лиля, а где ребенок?!" На это замечание моментально реагировали абсолютно все собравшиеся во дворе мамочки и молодые бабули.
Мои покойные мама и папа были прекрасными родителями, но очень вспыльчивыми и импульсивными людьми. Мы, дети, всегда знали, что любая несправедливость, как и излишнее баловство по отношению к нам "наказуемы". Несколько фраз, не повышая голоса. Иногда я слышала тихое, но настойчивое: «А ну прекратите портить ребенка! Вы наиграетесь, а расхлебывать ей!» И понимала, что всё, «не выгорит».
Бабушка для меня - светлый образ удивительной мудрости, уравновешенности, внутренней культуры, самоуважения, понимания окружающих, заботы и любви.
Большаечка умерла от инфаркта, унесшего ее жизнь меньше, чем за две недели. Сердце не выдержало бюрократической несправедливости, с которой она столкнулась, приехав навестить родных на малую родину.
Летом 2018 года по территории одного из самых больших в Европе Северного кладбища города Ростова-на-Дону металась женщина. Это была мама моей выпускницы.
Навестив могилы своих родных, она замучила всех сотрудников кладбищенской «конторы».
Наконец, продираясь сквозь бурную степную растительность, она нашла выцветшее надгробие 1982 года. Как и много лет назад, именно около могилы пышно цвели незабудки. Дождь и снег потрепали фото, но не стерли надпись: "Любимой, незабываемой мамуленьке Большаечке от детей и внуков".