Маша позвонила мне и радостно сообщила, что нашла способ избавить Макса от обязательств по контракту. Как юрист, я была безумна за нее рада и восхищена ее работой, разобраться в тонкостях законодательства чужой страны и выйти победителем сможет далеко не каждый адвокат. А вот как женщина, я не знала радоваться за Машку или огорчаться.
"Мне жаль, что между нами все так вышло. Я не держу на тебя зла. Ты по-прежнему для меня самый близкий человек," - Маша процитировала мне слова Макса.
Не держит на нее зла? Еще бы! Не понимаю как можно винить Машу из-за пары платонических свиданий после 5 лет отношений и 3 лет совместной жизни (к тому же основанных на равном финансом участии, на секундочку), когда ты сам запросто уехал в другую страну без объяснений, без оправданий, без обещаний, в конце концов.
Свое возмущение я решила оставить при себе, ограничившись следующей фразой:
- Думаешь, он вкладывал в эти слова тот самый смысл?
- Думаю, да, - с удовольствием ответила Маша, - Он очень тепло со мной разговаривал и ясно дал понять, что скучает. Думаю, он понял, что потерял. Я всегда была рядом. Мне кажется, он просто не понимал, как много я для него значу, как много я для него делала. Иногда нужно потерять человека, чтобы осознать насколько он тебе дорог. Когда он вернется в Минск, мы сможем начать наши отношения с новой страницы. У всех пар бывают кризисы, наш тоже останется в прошлом.
Мне хотелось закричать: "Не возвращайся к нему! Он тебя предал! На него нельзя положиться!" Но что бы это поменяло? Она бы меня послушала? Не думаю, но расстроилась бы точно. Маша ясно дала понять, что готова оставить этот "кризис" в прошлом.
Я не говорю, что не нужно прощать. Я хочу сказать, что прощать нужно, если есть факты, подверждающие раскаяние. Суд смягчает наказание, если обвиняемый возместил ущерб или другими способами подтвердил раскаяние в содеянном. Это даже самый нерадивый студент юридического знает! Наша Машка выигрывает самые сложные дела для клиентов, но для себя почему-то не может применить даже самые простые принципы справедливости.
Макс вообще не видит своей вины или же просто не хочет признавать, что еще хуже.
И с таким мужчиной Маша хочет прожить всю жизнь?
- Когда он собирается приехать в Минск? - спросила я.
- В пятницу, если все пройдет успешно. Я только что отправила всю информацию его юристу. Ты бы слышала как он меня благодарил! Знаешь, так приятно, когда кто-то в семье может по-настоящему оценить уровень твоей работы. Всегда завидовала потомственным юристам. Если ты крут, то родные всегда об этом знают.
- А как же я? Я уже не в счет? - спросила я, мысленно застряв на моменте, где Маша причислила Макса к семье. Надеюсь, она не нафантазировала лишнего, иначе ей будет очень больно.
- Ты - моя подруга, это другое. Мы, как бы это объяснить, на одном уровне что-ли. Родители всегда выше, их восхищение воспринимается как награда.
- Понятно, - ответила я, боясь увести наш диалог в неожиданное русло. Меня сразил наповал тот факт, что Макса она поставила в один ряд с родителями.
Ладно еще страстно желать признания от родителей. Мало у кого из нас нет детских травм. Это практически норма. Но стремиться к одобрению мужчины? Это уж точно нездоровая ерунда.
Но эти мысли я тоже решила оставить при себе хотя бы на время. Слишком воодушевленной, слишком счастливой казалась Маша. Поговорю с ней об этом как-нибудь в другой раз.