Пальма была почти уверена в том, что умирает. Она умирала каждый день, понемногу, но утром все равно встречала сиреневый рассвет, а потом снова и снова слушала просыпающихся птиц.
Днем же ей все было плохо: слишком жаркое солнце, слишком сильный дождь, слишком порывистый ветер, слишком ранний вечер. Когда ее хотели защитить от палящего солнца, то переносили в тень, в угол, к непонятно когда притуленному к стене полусломанному зонту. От зонта несло пылью, смешанной с влагой, не просыхающей даже в летний ясный день. Пальма трогала серый материал своими листьями-стрелами, и крылья зонта тихо шевелились. Или ей так казалось.
Вечером ее снова ставили на специально отведённый ей столик и частенько на следующее утро забывали убрать. Солнце поначалу начинало тепло гладить пальму, обещая мягкий и заботливый свет. Пальме становилось хорошо. Земля подсыхала, тепло разливалось по всему ее растительному существованию, и ей сказалось, что так будет вечно.
К полудню лучи солнца, накаляя все на своём пути, захватывали террасу, делали мир оранжевым. Пальма жалела, что не запаслась водой, что все ещё остаётся на самом видном солнечном месте и что тень, оторвавшись от стены, двигается в ее сторону слишком медленно.
Дождь был иной стихией. От дождя ее прятали под навес. Иногда тоже забывали. Она протягивала поначалу к падающим каплям свои листья, но слишком много влаги делало ее больной, она хлюпала где-то у корней, концы стеблей, подсушенные жарой, свешивались и мокли.
Грустно было все - любые погодные излишества. Что-то давно в ее пальминой жизни пошло не так. Ее купили, когда весёлые зелёные ростки только начали дерзко стремиться вверх, с радостью ласкаясь к рукам, которые их поливали, к лицу, которое им улыбалось, к жизни, которая была наполнена будущим. Потом эти заботливые руки исчезли. Пришли другие руки. Они ее поливали, но делали это равнодушно, куда-то переносили, где-то забывали. Листья пальмы подсохли на концах, а зелёные ростки, едва показавшись над землей в горшке, быстро куда-то сворачивали, сбивались на бок, как будто разочаровались в том, что появились на свет.
Пальма знала, что жизнь ее не удалась. И ее давно уже никто никуда не переставлял. Она берегла достававшиеся ей капли воды и страдала под жарким солнцем.
Когда вынесли старый серый зонт, пальма приободрилась. Когда кто-то провёл рукой по ее засохшим листьям, пальма потянулась и постаралась показать в самом лучшем свете свои пробивающиеся зелёные ростки. Потом ее тоже куда-то понесли. А потом кто-то сказал: «Горшок то хороший, не стоит выбрасывать - ещё послужит!»
Оказавшись вместе со старыми, уже никому не нужными вещами на помойке, оставшись без земли, среди пыльного хлама и сломанной мебели, пальма вспоминала солнце и дождь, всегда излишне щедрые, порой навязчивые, часто утомительные, но сейчас казавшиеся ей благом. Ей вспомнились заботливые руки, потом и руки равнодушные. Она знала, что все могло сложиться и лучше, но уж как есть, как получилось. Она поняла, что это и была ее жизнь.