Негодяй, как последний негодяй, таскал вас по следам русских классиков на провинциальных ухабах и проселках XIX века. Теперь пора пройтись и по обустроенным дачным дорожкам за классиками века XX - авторами "Белеет парус одинокий", "Бармалея", "Доктора Живаго", "Золотого теленка", "Железного потока" и т.д.
Итак, мы в Переделкино - в этой великой ферме по разведению советских писателей, которую кое-кто из них даже увековечил под псевдонимами. У Булгакова писательский городок стал Перелыгиным (и почему-то переехал на Клязьму), у Юрия Полякова - Перепискиным.
Переделкино как дачное место зародилось еще в XIX веке, когда рядом была проложена Брянская железная дорога. Но городок писателей здесь появился 40 лет спустя с подачи Горького. В 1933 году в Переделкино началось строительство уникальной слободки для писательского труда и отдыха.
Первая очередь дач строилась криво, косо, и жить в них в сыроватых переделкинских условиях было неуютно - злобные письма в правительство о бардаке в поселке составили немалую часть творческого наследия некоторых товарищей.
Место, выбранное под дачи, за исключением 5 участков, болотистое. У Леонова под дачей стоит вода, он на свой счёт выкачивает её, осушает землю, роет канавы, но вода стоит. У Ляшко под полом вода. У Бахметьева — вода. <...> Почти все вынуждены покупать на рынке печные дверцы. Лестница на моей даче оказалась такой, что перила сами собой отошли и упали вниз. Окна нигде не сходятся, закрывать их нечем... С нас дерут за всё. Крючок поставить — давай... Печь побелить — давай..
(писательница Мариэтта Шагинян)
Но как бы то ни было, в Переделкино осели десятки советских авторов различного достоинства. Не все их дачи обращены в музеи и посещабельны - на многих до сих пор живут наследники китов пера. Но в ряд самых примечательных попасть можно.
В Переделкино есть два пути - с Минского и с Боровского шоссе. Если вы выберете Боровское, то подъедете к святая переделкинских святых - Дому творчества писателей.
Дом творчества задумывался как этакий пансионат-шарашка, где советский писатель, драматург или кинодраматург, не отвлекаясь на "бесчисленные уродства нашего быта", мог бы спокойно заниматься социалистическим реализмом. Корпус, считающийся старым - исторически уже второй по счету (первый не выжил). Он был построен в 1955 году. Хотя и не слишком комфортабельный (в номерах только умывальники), он сослужил добрую службу массе отечественных корифеев. Один из ярких примеров - Станислав Говорухин и братья Вайнеры, создавшие здесь сценарий "Место встречи изменить нельзя".
Комплекс Дома творчества ширился, поглотив несколько старых дач позабытых довоенных поэтов. В 1970-х у дома появился свой "ДК" - стекляшка со столовой, библиотекой, бильярд-баром и кинозалом. А еще десять лет спустя за стекляшкой возвели новый, более комфортный жилой корпус из кирпича.
Признаться, мне не раз приходилось читать описания советских домов творчества как мест, приспособленных прежде всего для блуда и возлияний. И товарищам, которые в этой обстановке умудрялись еще и сочинить хороший, годный роман или сценарий - респект и уважуха.
За территорией дома начинается улица Серафимовича - одна из центральных в Переделкино. На противоположной ее стороне - уже дачная зона, и сразу же напротив выхода из Дома творчества стоят дома литературных людей "с именем".
Прямо напротив выхода поселился в свое время Вениамин Каверин - человек и "Два капитана". Если пойти направо от него, то наткнетесь на дачу писателя с очень похожим именем - Валентина Катаева.
Молодое поколение знает его разве что по читанной в детстве "Цветик-семицветик", поколение постарше - по эпику о босом одесском детстве "Волны Черного моря". Самые продвинутые припомнят позднего Катаева - "Алмазный мой венец" и "Уже написан Вертер". А его хиты ревущих нэповских двадцатых - "Растратчики", "Квадратура круга" и другие - ныне позабыты.
В иных литературных энциклопедиях постсоветской России на Катаева выделили едва полторы строчки, хотя его роль в литературном процессе красной России куда жирнее. Да и вообще - человек протянул девяносто лет, воевал на Первой мировой и гражданской (за белых, кстати), словил два георгиевских креста и арест в одесской ЧК, как военный корреспондент попал под бомбежку на следующей мировой, на старости лет пережил вторую творческую весну, основал и редактировал журнал "Юность", уже будучи седым... Могли бы и уважить!
Ну а соседа Катаева справа вы знаете точно. Этот человек, как говорится, сделал детство практически всех поколений русских за последние сто лет. Ну-ка, вспомним:
Жил да был Крокодил.
Он по улицам ходил,
Папиросы курил.
По-турецки говорил,
Крокодил, Крокодил Крокодилович!
Добро пожаловать в переделкинскую резиденцию Корнея Чуковского.
"Дедушка Корней" поселился там в 1938 году. Ранее эта дача была отведена пролетарскому писателю Артему Веселому, которого затем, как говорится, "заживо репрессировали". Здесь Чуковский много переводил, редактировал и ваял капитальный труд о Некрасове - свои знаменитые сказки он к тому времени уже написал. Здесь же несколько лет кормил и поил младшего собрата по перу - Солженицына.
С 1988 года дача Чуковского стала домом-музеем. Но туда попадают только по предварительной записи. А вот в библиотеку-музей имени его же вход свободный, что правильно.
В библиотеке сохранена обстановка кабинета детского классика.
И отдельная экспозиция, посвященная детству пионеров - всем ребятам примеров. Со школьной формой, дневниками, игрушками и прочими параферналиями. Где же еще ее размещать, как не здесь.
В дальнем конце дачи, практически в лесу - площадка для "пионерских костров", которые здесь в послевоенные годы устраивал Чуковский.
Вообще, по имеющимся свидетельствам, дедушка Корней, несмотря на всю свою любовь к детям, был достаточно желчным типом. Будучи молодым популярным критиком-трендсеттером, он продернул по полной всю актуальную русскую словесность не хуже Бунина. Уйдя из критиков, продолжал ворчать уже в дневниках, в основном на советскую власть и культурный уровень рабочих и колхозников. Тут он был беспощаден: не знаешь Тютчева - всё, недочеловек (да, в таких выражениях и говорил).
Евгений Шварц в очерке "Белый Волк" о патриархе советской детской литературы и художественного перевода писал, что ему везде виделись враги и "отравленные кинжалы" (а чего он хотел, если за сказки Чуковскому устроила когда-то выволочку лично Крупская, а зять писателя попал под большой террор). Иногда у Чуковского и вовсе случались приступы чуть ли не паранойи:
"Она даже не предполагает, что в России были Мандельштам, Заболоцкий, Гумилев, Замятин, Сомов, Борис Григорьев, в ее жизни пастернаковское «Рождество» не было событием, она не подозревала, что «Мастер и Маргарита» и «Театральный роман» — наша национальная гордость. «Матренин двор», «В круге первом» — так и [не] дошли до ее сознания. Она свободно обходится без них. <...> cтал внимательно приглядываться к ней и понял, что это результат специальной обработки при помощи газет, радио, журналов"
Как будто невежество требует специальной обработки при помощи радио и как будто миллионам позднесоветских булгакоманов газеты и радио мешали.
За Чуковским - дача третьеразрядного поэта Степана Щипачева. При мне ее забор был почему-то превращен в выставку хорошего, годного детского рисунка на военно-патриотические темы.
До следующей дачи-музея глобального масштаба нужно идти дальше на север, на улицу Павленко. Там ждет растиражированный на триллиардах фотографий двухэтажный малиновый дом с верандой, на двадцать лет приютивший Бориса Пастернака.
Дом Пастернака оказался более доступен. Внутри - обстановка, в которой бывший футурист и автор тихого ужаса "Глаза и тучи расправляй/Губами вывих муравья" в 1945 - 55 годы прорабатывал свой "нобелевский" роман "Доктор Живаго" и в которой умер.
Как говорится, "я Пастернака не читал, но...". Люди, которые читали, утверждают, что прозаик он слабый и что в "Докторе Живаго" лучшее - это приписанные главному герою стихи (которые, в отличие от романа, даже удалось тиснуть отдельно). С другой стороны, у позднесоветских умных дядь и тёть было две книги, названия которых полагалось произносить с придыханием: первая - "Мастер и Маргарита", а вторая - как раз "Живаго". Что-то все-таки в нем было...
Кстати, обвинения в "идеологической диверсии", которые кидали и кидают Пастернаку стойкие коммунисты, имели под собой основу. Хотя сам поэт в ней был, в общем-то, неповинен: им руководило естественное для переводящих бумагу желание издать все, что наболело. Но уже через несколько месяцев "Доктор Живаго" лежал на столах аналитиков советского отдела ЦРУ и лично шефа управления Аллена Даллеса, которые пришли к выводу - книга имеет потрясающую "пропагандистскую ценность".
Американская и британская разведки мощно вложились в раскрутку "Живаго" во всем мире и его распространение в СССР - и тем самым подложили Пастернаку самую жирную свинью в его жизни: сведения о том, как "мировая буржуазия использует этот роман в своих интересах", наверняка просочились в Кремль и сыграли роль в истеричной кампании по борьбе с поэтом и присуждением ему Нобелевской премии, загнавшей его в итоге в гроб.
Если кому интересно, это выдумки не Кровавых Ольгинских Пропагандонов, а Washington Post - эти в пользу советской власти привирать не стали бы.
Третья интересная дача-музей, мне попавшаяся, расположена почти на отшибе Переделкина - из "крутых" дальше только дача Окуджавы. А в этом доме, на улице Гоголя, жил... Кого я обманываю! Евгений Евтушенко здесь почти не жил.
Самый космополитичный русский поэт использовал свой переделкинский дом под гигантскую художественную галерею. Прежде всего он выставил здесь свои собственные художественные фотографии - глаз у Евтушенко оказался алмаз, и осмысленных ярких работ здесь много.
Еще больше здесь живописи - в коллекции шестидесятника представлены Пикассо, Шагал, Кокто и другие.
Переделкино никогда не было чисто писательским местом. В свое время здесь строились и жулики и воры из Госснаба, и не менее солидные адмиралы советского флота. А в начале пятидесятых на окраине поселка и вовсе появилась загородная резиденция патриархов московских и всея Руси. Теперь же, после череды приватизаций, наследований и разборок вокруг хозяйства Литфонда, насельники Переделкина, как правило - простые безыскусные Кит Китычи.
Кроме дач, есть здесь и обычные малоэтажки-многоквартирки. С дворами, где до сих пор сушат на веревках белье - на таких же, какие застали при жизни Паустовский и Пастернак.
Но тем не менее, Переделкино уже намертво врезано в кору древа русской истории и культуры как "литературные дачи" - эдакий тепличный городок для товарищей сочинителей, созданный в совсем нетепличные времена.
До новых встреч с Негодяем!
Гид по Последнему прибежищу негодяя: путешествия