Текст оставил без изменений, надеюсь никаких санкций за этим не последует, все таки это про моего отца, не про чужого человека. Писал все это не я, и менять без разрешения автора не хотелось бы. За сам рассказ спасибо Амангельды Жантасову, служившему с моим отцом.
12 мая 1982 года выдался жарким. Ничто не нарушало тишины, и зной казалось, становился гуще, покрывая всю окрест горячим, жгучим дыханием палящего солнца. С утра еще прилетела «вертушка», транспортный МИ-6, и с десяток солдат заканчивали разгрузку, выкатывая из ее чрева длинные туши авиабомб в бомботаре. Больше работы не предвиделось, и они уже предвкушали отдых в тенистой прохладе землянок, изредка перебрасываясь короткими фразами. От жары даже говорить не хотелось.
- Ну, что, вроде все, - проговорил наконец смуглый до черноты коротко подстриженный парень. И тут же сам подал команду:
- Строиться!
Солдаты потянулись за ремнями, положенными тут же, рядом, начали заправляться, разом заговорив. И не заметили бегущего через поле дневального. Замолкли только тогда, когда солдат обратился к командовавшему перед этим коренастому парню:
- Товарищ сержант, ротный зовет… Поднимают нас, - добавил он, словно объясняя этим вызов ротного.
Группа побежала к лагерю, шумно обсуждая на ходу, что же там могло случиться. Среди дня их еще не поднимали по тревоге. Когда рота построилась, ощетинясь стволами автоматов и колыхаясь антеннами радиостанций, к ней подошли ротный и командир отряда майор Керимбаев. Борис Тукенович любил эту роту. Чем-то она была ему ближе других. То ли тем, что первой перешла границу в первую военную осень, будучи головной походной заставой, то ли от того, что именно она первой приняла бой у перевала под Меймене. То ли люди здесь были иные, но что-то неуловимое тянуло его к этой роте. И сейчас он вышел к ней, чтобы напутствовать. Хотя делать это было, наверное, не обязательно. Говорил он недолго. И вскоре подразделение, повинуясь взмаху руки ротного, побежало к машинам, мерно рокотавшим в колонне.
- Ну, что Каныбек, - Калибека он всегда почему-то звал Каныбеком,
- Будь осторожен, - обратился майор к командиру роты, небольшого роста старшему лейтенанту с густой кудрявой и черной как смоль, шевелюрой. Шлемофон у того висел на спине.
– Оцепи кишлак и жди, пока не разъедутся. Молоть, видимо долго будут. Если откуда и появятся душманы, так только со стороны кишлака Чамальварды. Вот на него и обрати внимание, - сказал командир. И шутя уже потрепал ротного за волосы:
- А строевой смотр для тебя устрою завтра, - пообещал он, намекая на то, что пора бы уже подстричься.
- Есть!- ответил с улыбкой старший лейтенант, рывком набросил на голову шлемофон и побежал к своей машине.
Натужно взревев, выбрасывая клубы сизого дыма и серой пыли, колонна тронулась.
Незадолго перед этим в лагерь приезжал губернатор провинции Фарьяб. Он просил командира оцепить близлежащий в горах кишлак с мельницей, чтобы обеспечить беспрепятственный помол муки декханам из окрестных селений. Вот с этой задачей и отправилась рота старшего лейтенанта Калибека Ахметова. Доехали без происшествий и оцепили кишлак спокойно. Все началось тогда, когда первые машины с пшеницей стали уже подъезжать к мельнице, стоящей на отшибе, у реки. Солдат – царандоевец /«царандой» это афганские оперативно-милицейские части – авт./, стоявший на кузове передней машины, как-то нелепо взмахнул руками и осел на мешки с пшеницей. И после этого только хлестко рванул воздух выстрел. Вслед за ним яростно заклекотал с мельницы крупнокалиберный пулемет ДШК – этот истинный бог афганской войны. Визг тормозов, крики, цоканье о камень и свист пуль вмиг слились воедино. «Духи» уже ждали. Удар был страшным. Половина ехавших на машинах и повозках, запряженных волами, корчилась на земле, другая – металась между колесами. Стреляли отовсюду.
Губернатор боялся, что нападут, Но не думал, что будут ждать в засаде. Поэтому он и просил «шурави» только оцепить кишлак, закрыть подходы. В этом и был его просчет. Калибек понял это сразу, как началась стрельба. Но было поздно. Почти поздно. Почти… Но надо было спасать оставшихся и не дать уйти к реке душманам. Он знал уже, что это дело Маулави-Кара, за бандой которого вот уже почти полгода гонялся отряд по всему северу страны. Двум БМП он дал команду спуститься к реке за мельницей. А сам тремя машинами ринулся через кишлак напрямую. Его «бэмпэшка» шла первой. Высокие глиняные дувалы тесно сжимали небольшую колонну, ограничивая и маневр, и обзор. До середины кишлака проскочили быстро. И тут с первых же дуканчиков (лавки) брызнули тугие струи автоматных очередей. Почти залповый огонь осколочными из орудий трех машин вмиг сорвал с этих дуканов и двери, и окошки. Да и, видимо, отбил желание сидевших там продолжать обстрел, так как больше оттуда не стреляли.
Пройдя небольшую площадь у дуканов, вновь нырнули в узкий лабиринт улочек. По правилам, впереди надо было пустить пеший десант. Но время было дорого. Нужна была скорость. Стрельба у мельницы не затихала. И вот, когда до пустыря перед мельницей оставалось совсем ничего, на дорогу выбежал мальчишка и встал, как-то затравленно глядя на надвигающуюся стальную махину. Ему было годика три-четыре, не больше. Он как-то съежился, втянув голову в плечи, приподнял, прикрываясь, чуть согнутую в локте левую руку и оглянулся на проем, из которого выскочил. Потом снова посмотрел на машину. Колонна остановилась.
- Динар… - чуть было не слетело с губ командира. Так он был похож на его сынишку. Аж меж лопатками похолодело.
Ахметов собирался в отпуск через неделю. И подарки сыну купил. И все эти дни представлял себе прогулки с ним. И надоедал всем, спрашивая, понравятся ли подарки сыну, подойдет ли ему курточка. Он много думал о нем. И поэтому, наверное, увидев этого мальчугана, чуть было не крикнул ему: - «Динар!».
Перевесив ноги за борт, Калибек соскользнул с брони и медленно пошел к мальчишке, который все еще продолжал стоять на дороге. Старший лейтенант понимал, что неспроста этот мальчуган оказался здесь. Но продолжал идти к нему, слегка припадая на левую ногу – за месяц до этого он был ранен осколком гранаты в бедро. И рана все никак не заживала.
- Иди сюда, бача(мальчик), иди, - мягко позвал он его к себе. И, обняв, понес его к колонне. Прошел все три машины и опустил уже позади последней, слегка подтолкнув его: - Иди.
Так же, не спеша, прихрамывая, дошел до своей «двадцатки» и взобрался на нее. Прижал ларингофон к горлу и уже хотел дать команду «Вперед!», как тутовое дерево, стоящее впереди метрах в пятидесяти у небольшой мечети, взорвалось ярким пламенем. Огненный вал обдал машину, нестерпимой жарой ударил в лицо и прошел режущей болью через поясницу. И, уже падая на броню, губы дошептали мертвому механику-водителю: «Вперед!».
Гранатометчику для надежности надо было стрелять по стоящей цели, иначе он мог промахнуться. В этот раз он не промахнулся. Граната пошла в цель. Пробила ребристый лист(капот двигателя), прошла сквозь механика-водителя, прожгла командирский прицел и срезала командира роты. - Восемьсот тридцатый! Прощай! Я тяжело ранен. Надо собрать оружие…
Это было последнее, что он смог сказать Керимбаеву, собрав остатки сил.
Три дня после этого он еще жил. Только раз пришел в себя после операции в санчасти отряда. И, отыскав глазами командира отряда, прошептал, словно оправдываясь:
- Там был мальчишка… я бы дошел…
Скончался он в кабульском госпитале 15 мая 1982 года.. Ему было 27 лет.