Виктор не спешил с работы домой. Всегда находились какие-то дела, которые в итоге давали ему дополнительные баллы в глазах руководства. Но задерживался он не из-за этого. Домой ему не очень хотелось: дома была мама.
Это боевая женщина, которая в своё время рулила фирменным магазином «Океан» и заставляла весь мир крутиться вокруг своей персоны. К ней когда-то приходили люди на поклон, не только за икоркой, но и за связями, решающими почти всё.
Сейчас она была заперта в стенах их старой квартиры, изрядно обедневшей за время всяких исторических перипетий и кризисов. Всё, чем теперь могла она рулить – это жизнь сына. И сын от этого уже порядком устал, хотя и признавал, что мама была волшебным стратегом и тактиком.
Он часто рассказывал ей, как идут дела на работе, она задавала уточняющие вопросы и подсказывала, как лучше сказать, поступить в той или иной ситуации. Знаток человеческих душ и страстей, она была полна неожиданными решениями и находками, а некоторые успехи её сына, к которым он приходил в том числе и благодаря её многоходовкам, давали ей ощущение своей нужности, да и вообще, придавали осмысленность её жизни.
Здоровье Татьяны Геннадиевны оставляло желать лучшего: годы брали своё. В её шестьдесят пять лет ножки, когда-то изящно ступавшие в туфлях на каблуке, предательски отекали, болели, и походка давно перестала быть величественной. Королевскому характеру было тесно в этом стареющем теле: гонор прежний, а силы не те, да и возможности не те.
Прорывался этот диссонанс раздражением и нетерпимостью к поступкам сына, если они были не по её плану. Вот и сейчас чувствовала она, что в жизни сына появилось что-то, закрытое от нее, что-то, о чём он не советовался. Это очень напрягало её, но, поскольку она столкнулась с проявлением неслыханного своеволия, то пыталась разыграть свою многоходовку и с сыном: стала ласковой и всё понимающей.
Одна незадача – сын знал все её методы и видел насквозь. И хотя у нее всё равно получалось загонять его в чувство вины, их общение было похоже на игру двух шулеров, которые знают друг друга как облупленные.
Вот и сейчас, когда Виктор перешагнул порог дома уже к девяти часам вечера, привычно поморщился от запаха лекарств и еще чего-то тяжелого, наверно разрушенных маминых надежд, в квартире было тихо. Он помыл руки, а потом нашел маму на кухне, где она сосредоточенно нарезала салат, сидя за столом.
- Привет, мамуль, - Витя поцеловал маму в щечку, - ты как сегодня?
- Да вроде нормально. Надеюсь, ты покушаешь?
- Да, конечно, я очень голодный. Не стал сегодня ничего в офис заказывать.
- Ну и правильно, язву можно заработать на всех этих пиццах. В сковородке жаренная картошечка, а в духовке курочка. Достань и положи себе. Через три минуты будет готов салат.
- Я переоденусь, потом положу.
Виктор ушел в свою комнату. Он понимал, что любимая «жареная картошечка» неспроста. Улыбался маминым ходам. Конечно, она чувствовала, что в его жизни что-то или кто-то появился. Это её пугало наверняка. Но он не может жить для нее, быть её игрушкой для самореализации, у него своя жизнь, он хочет принимать свои решения, пусть даже и не всегда правильные.
Переоделся и упал на кровать, смотря в даль высоких потолков.
«Мне нравится эта девчонка. Она как открытая книга, искренняя и светлая. В ней столько теплой энергии, она словно освещает мой склеп из маминых воспоминаний. Она не давит, не трансформирует меня, наоборот, она сможет принимать мою форму, подлаживаться. И я не отпущу её, она мне нужна. Она как источник воды, как родник, как открытое окно, через которое воздух идет.
Она тут одна. Родителей у нее нет, как и друзей, которые бы сильно могли на нее влиять, а если такие и появятся, я за ними прослежу. Есть брат, но он младший, да и не брат даже на самом деле. Он в другом городе, я смогу, если что, как-то с ним разобраться.
А маме придется «подвинуться», Ксюшу я ей не отдам на опыты, хватит одного меня. Да и с меня, наверно, тоже хватит.
Посмотрел на часы: прошло уже семь минут, мама наверно уже заводится и начинает раздражаться. Вздохнул, вырвал себя из расслабленных фантазий, пошел на кухню.
Мама, не дождавшись сиюминутного исполнения своих рекомендаций, сама уже достала курицу и положила картошки. Хотя ей для этого пришлось встать из-за стола, а ноги были уже уставшие после приготовления ужина. Но Виктор, понимая всё это, не стал впадать в чувство вины, проигнорировал её поступок и просто сел за стол и начал есть.
Видя, как сыночек уплетает её картошечку, Татьяна Геннадиевна смягчилась и остыла.
- Ну, как дела? Что нового? Как там наша любимая Наталья Тимофеевна?
- Нового пока ничего. И Наталья Тимофеевна в порядке. Пока.
- Понятно. А Сан Саныч как?
- Да вроде нормально. Обсуждали идею покупки завода в Нижнем. Вроде заинтересовался.
- Очень хорошо. Только ты пока больше ему ничего не говори об этом, занимайся другими делами. Пусть зернышко прорастет. А если забудет, так напомним как-нибудь.
- Конечно, мам.
Некоторые вещи наверно никогда не меняются, - думал Виктор, слушая наставления любимой мамы. Нет, он её и вправду любил. В конце концов, у него кроме неё никого не было. И у нее кроме него.
Но иногда у него возникало желание макнуть её в эту миску салата и держать так долго, чтобы она уже больше никогда не кривила недовольно свои губы на него.
А так, там в в Израиле были какие-то родственники по папиной линии. И даже иногда приходили открытки от тети Ирмы из Яффы, что в Тель-Авиве. Но последний раз он видел тётю в десятилетнем возрасте, то есть 18 лет назад.
Друзей у них с мамой не случилось, да и у него просто друзей не было. Таких, кого он сам считал бы друзьями. Может кто и думал, что Виктор ему друг, но заблуждался. Люди для Виктора были лишь средством для достижения целей, это наборы качеств, слабостей и сильных сторон, на которые можно влиять. Все, кроме Ксюши. По крайней мере, он на это надеялся. Очень надеялся.
Закончив ужин, зарядив посудомоечную машину, Виктор сослался на усталость и ушел к себе, смотреть в даль высоких потолков, мечтать и строить планы про Ксюшу.