- Мне нравятся триллеры.
- Да? А ты «Чиполино» читал?
- Нет, а что?
- О! Это же вообще полный улет! Погони, стрельба, мутанты…
Анекдот.
- …Конечно, я оказался здесь не только потому, что насмотрелся запрещенных фильмов, - продолжил Берт, - я был мальчишкой во время той Войны, и для нас, городских пацанов, вообще не имело значения – какая война, где, кто и с кем чего не поделил… Она была слишком далеко - недосуг вникать, да и неинтересно. Нас волновали зубодробительные контрольные по химии, дворовый футбол и беспредел банды пацанов из соседнего микрорайона. Но мой отец был военный, капитан экспедиционных войск. Я редко его видел, и не сразу осознал, что он тоже ушел на ту войну. А потом мы с матерью получили извещение – «…пропал без вести…» - именно здесь, в Стране.
Строго говоря, он был мне отчим, однако жаловаться грех – отец крепко и искренне любил нас с матерью. Но когда я стал подрастать, начались ссоры – вполне, впрочем, родственные. Наверное дело в том, что отчим был кадровым офицером, и меня никем другим не представлял, находя это занятие достойным, престижным и безбедным. И то верно, в Юне военные всегда были уважаемыми людьми - хорошие оклады, раняя пенсия, гарантированные социальные льготы… Но меня всё это совершенно не интересовало. Я с мелкого детства увлёкся книжками о дальних странах и путешествиях, в мечтах видел себя Колумбом, Куком, Лаперузом… Наши споры с отцом, считавшим, что я витаю в облаках, становились все яростнее, но тут началась Война, и отец ушел, как-то неожиданно быстро – я даже проститься с ним не успел, пропадал на улице с ребятами.
Когда пришло извещение, мать не хотела верить, все ждала. Я только когда сам женился, понял, что на самом деле она чувствовала…
Между тем жизнь продолжалась: я окончил школу (как единственному сыну вдовы, армия мне не грозила), и легко поступил в Университет на факультет геологии, на бесплатное отделение. Мама вроде радовалась очень, даже перестала носить черную траурную шляпку, но потом вдруг начала прихварывать, и как-то внезапно слегла, и за несколько месяцев её не стало. Я переживал страшно… Но, как бы там ни было, дома меня больше ничего не держало, со Страной, как видите, уже многое связывало, и, получив диплом и отработав положенную практику, я уехал сюда по контракту. К тому времени границы были открыты, и работа ждала жутко интересная - Страна начала осваивать свои нехоженые территории. Ну где ещё, подумайте, в наши времена можно найти нехоженые территории?..
Берт помолчал, улыбаясь каким-то неизвестным мне мыслям, и продолжил:
- Знаете, что первое меня тут потрясло, вот просто до печенок?.. Нет, это было второе…
Увидев растерянное выражение моего лица и осознав, как внятно рассказывает, он рассмеялся:
- Извините. Просто, знаете, и живу тут давно, и привык вроде ко всему, а первые впечатления – как живые.
…Понимаете, я родился в приличном, по меркам Юны, хоть и небогатом районе, в полной семье, относящейся, строго говоря, к среднему классу. Но я прекрасно помню детские банды в соседних бедных кварталах; со многими из этих ребят я водил компанию, не разделяя, впрочем, их обычных забав. Мне казалось, что будущий Ливингстон обязан находить общий язык с любым, даже не слишком симпатичным лично тебе человеком. Да и ребята там встречались очень даже незаурядные; ещё, конечно, бравада была мальчишеская, как без этого… Поймите, я не закрывал глаза на окружающий мир. В нем существовали и наркотики, и детская проституция, и посильное участие моих приятелей во вполне взрослых преступных промыслах. Мама даже боялась одно время, что я пойду по дурной дорожке - кто знает, может поэтому и отец так яростно навязывал мне военный мундир. Но я не собирался размениваться на глупости, меня другое интересовало… Между прочим, эти ребята ко мне относились с достаточным пиететом: отец научил грамотно драться, никогда не отступать в деле, которое считаешь правым, и уважать противника. Меня прозвали, за экзотическую в той среде привычку вступаться за слабых, «Нельсоном Манделой», - хотя со временем я стал для менее просвещенного большинства просто Мандалаем. Однако, все местные знали: Мандалай – это свой в доску и очень крутой чувак.
- …Стойте, - вдруг сам себя перебил Берт, - а ведь я, кажется, расхвастался...
- Не смущайтесь, - подбодрила я, очень увлеченная рассказом, - так интересно, продолжайте.
- М-да… Я, собственно, к чему все это: по прибытии в Город просто бросилось в глаза и несказанно удивило отношение к детям. По улице болтались мелкая ребятня… нет, стоп, не так, наоборот. По улицам спокойно и достойно перемещалось множество детей мелкого возраста, безо всяких родителей, - но все они точно знали, что могут в любой момент подойти к любому и каждому взрослому, оказавшемуся поблизости, и попросить перевести через трамвайные пути или оживленный перекресток, или перенести через глубокую лужу… Вы не представляете, что я испытал, когда однажды в толпе на людной улице, в час пик, у меня в руке оказалась детская ладошка, и откуда-то снизу, из-под капюшона заячьей парки, вдруг прозвенел уверенный голосок: - «Дядя, мне надо во-о-н туда. Тебе же тоже в ту сторону?»
Клянусь, первая мысль была – так вот что почувствовал Сент-Экзюпери, встретив Маленького Принца!.. Это потом я всерьёз заинтересовался и выяснил, что в Стране нет детских домов и приютов, и что дети продолжают считаться главным национальным достоянием, и это не по бумагам.
…А ещё поразило глубочайшее уважение коренных жителей ко мне, сопливому новичку, - стоило сказать, кем работаю. Потом мне объяснили: картограф - это первопроходец, то есть странник, а странники – это обустраиватели Страны, соль земли… Тарки к тому времени уже перестали быть загадочными изгоями, они считались людьми небесполезными, но ещё не до конца понятными – конечно, ведь старые сказки так вдруг не исчезают... Но уж как я хохотал, когда мне на полном серьезе поведали, что по-настоящему страшными людьми являются… нефтяники! Вообразите – ими, оказывается, в деревнях детей пугали: будешь баловаться – вырастешь нефтяником: это самое отребье, отщепенцы, они черную грязь за деньги продают…
Я тоже охотно посмеялась, вспоминая старые байки – теперь-то эти ребята почитались завидными женихами у всех слоев населения. А город на берегу океана, где стоят на шельфе нефтяные вышки – Иичукайя – более других похож на передовые европейские столицы. В хорошем, разумеется, смысле: дверей-то и в Иичукайе, как по всей Стране, не запирают, и о детских приютах, как и о домах престарелых, знают разве что из безусловно хорошей, но зарубежной литературы.
- …Летние месяцы я проводил в экспедициях, - продолжал Берт задумчиво, - а зимой, когда уже невозможно было бродить по горам с нивелиром и теодолитом, наступало камеральное время – кабинетная работа над полученными за сезон данными. Надо было свести воедино планы, кроки и наброски, дешифровать записи в полевых книжках, то подмокших, то подгоревших, то утерянных… Уточнить границы ландшафтов, а это здесь, как вы понимаете, довольно сложно, потому что привычные горизонтальные геофизические компоненты - урочища, подурочища, фации, - в Стране располагаются на вертикалях. Чрезвычайно увлекательное занятие, но такое кропотливое!.. Первые годы работал на чертежной доске, а потом, слава Богу, пришло время компьютеров. Но даже тогда убедился, что картографу невозможно с удобством расположиться на столе, меньшем по размеру, чем юнийский Королевский ипподром. Мне повезло, потому что я ещё в самом начале подыскал себе подходящее жилище – бывший амбар на лугах, за Собачьим хутором. Привел его в порядок, обставил, - и зажил просто-таки по-королевски. И всё думал, думал, знаете – откуда бы там взяться амбару?! Никаких сельхозугодий нет, сроду ничего никогда не сеяли – при чем тут амбар…
- Не знаю, - сказала я, нахохлившись, – может, тарки…
- Да нет, я спрашивал – они не в курсе… Вот уж действительно - загадка мирозданья!
…Здрасьте, приехали, – думала я, - оказывается, всю жизнь были соседями, а мне и не к чему… Этот амбар был виден из окон вторых этажей почти всех домов на хуторе, и нашего с Габи, конечно; все знали, что там живет какой-то геолог, но как-то не случилось познакомиться. Просто удивительно – ведь принято считать, что Город маленький, и все всех знают, а вот поди ж ты…
Хотя, с другой стороны, и он дома бывал редко, и мы постоянно по командировкам мотались.
А Берт между тем продолжал:
- По утрам в предлетье над лугами стелился туман, такой розоватый, полупрозрачный и слоистый, как сердолик, и иногда в нём, как мухи в янтаре, вдруг возникали пасущиеся лошади…
- У Джой на хуторе конюшни, - пояснила я зачем-то.
- Да, знаю… Мне там славно работалось. На луга мало кто забредал: город лежит в противоположной стороне за хутором, до хутора с километр. А с другой стороны - только травы и лес, по скалистыми ступеням спускающийся к океану…Тишины как таковой никогда не было, зимой всегда ветер голосил – то тихонько так поскуливал, то что-то втолковывал настойчиво, стуча в окна, а то и просто ревел оглушительно, как пьяный биндюжник. К лету ближе появлялись птицы, и начиналась дискотека: они гомонили вовсю, сначала соловьи-свистуны у речки (им я особенно радовался, когда засиживался за работой до рассвета, они же, в отличие от других, поют чуть не круглосуточно), а потом жаворонки, каменка-пересмешка, щур со своими флейтами… И такой, знаете, шепот эоловых арф, ненавязчивый, неутомимый. На крыльцо выйдешь – и сразу за тропинкой зверобой, разлапистый, как елка… дудник двухметровый, наперстянка тигровая по плечи, василистник – чащей, клянусь! - золотарник рощами…
- Да вы поэт.
- Есть немного… Это, наверное, профессиональное - тем более здесь, в Стране.
- Ага, - сказала я, подобравшись, – особенно трогательно, что вы мне рассказываете про луга за хутором.
Всё-таки по хутору я страшно скучала, хоть и не позволяла себе, опасаясь тяжёлой депрессии, углубляться в эту тему.
- Извините, - сказал гость, чуть помедлив, и покаянно прижав руку к груди, - действительно, это я дурак. Собственно, речь о другом: именно на лугах я познакомился со своей будущей женой. Она, видите ли, жила на Лапке, сразу за хутором, а работала у вас в Центре Кризисных Ситуаций, и частенько ходила домой через луга, по небольшой дуге, – прогуляться, если погода позволяла…
- А где именно в Центре она работала? – встрепенулась я: может, хоть эту знаю?..
- В Информационном отделе. И про должность свою так смешно говорила – «оператор машинного доения»…
- А! Это они так называют младших сотрудников, которые собирают первичную – любую, - информацию на искомую тему, из Интернета.
- Да, что-то такое. Её пригласили в ЦКС сразу после института, и она страшно гордилась тем, что прошла кастинг. Во всяком случае, изо всех сил задирала нос и никак не хотела со мной знакомиться поближе. Кивала при встрече, и все. Мне-то она сразу понравилась, можно сказать – влюбился с первого взгляда, а времени в обрез, голая весна стояла, - скоро опять в поле. Ну, я тогда придумал ставить ловушки.
- Что?!
- Ловушки. Если хотите, капканы на любимую женщину, ужасно хитрые. Представьте, идет она по тропинке между деревьев – там рощица сосновая, помните? - в овражке у ручья. А прямо перед ней с ветки свисает веревочка. Она за веревочку, конечно же, дергает – и сверху её осыпают цветы… Погодите – а это что с вами сейчас такое?
Со мной все было в порядке, я только чуть не сверзилась со стула от хохота. Понимая, что рассказ гостя никоим образом таких бурных эмоций вызвать не должен был, я слабо замахала на него рукой и простонала:
- Сейчас… сейчас объясню…
Собаки, не скрывая интереса, вытаращили уши и языки. Катька при этом ещё пыталась мудро улыбаться - её всегда отличало стремление объять необъятное.
- Ох… Простите Христа ради, ничего не могу поделать – вы затронули щемящие душу воспоминания. – Я вытерла слезы и, давя вновь и вновь набегающий хохот, постаралась внятно объясниться: - времен Очакова и покоренья Крыма. Дело в том, что у меня была аналогичная ситуация…
- Расскажите! – попросил Берт.
- Да уж расскажу, куда деваться… Вы вот с Геологическим управлением работали, так что наверняка наслышаны о моем первом муже – Фрэнке. Он, конечно, на работе был герой и звезда первой величины, зато в быту… Короче, однажды мы с ним поехали вместе в отпуск. Это был один из первых счастливых годов нашей совместной жизни, так что в последующие 20 лет я уже не могла ссылаться на незнание того, с кем связалась… Были в городе, где много каналов и мостов. И как-то отправились на прогулку - плыли неторопливо на маленьком прогулочном катере, под этими изумительными разновеликими мостами, и на одном из них Фрэнк углядел цветочниц с цветами. Желая сделать мне приятное, он – супермен, вот кто «десятку» ходил на Полигоне! – пока плыли под мостом, подпрыгнул, ухватился за одну из арматурин, подтянулся, забрался на мост, кинул купюру тетке, схватил ведро с цветами, пробежал мост одновременно с катером, бросил мне цветы и спрыгнул вниз¸ на борт.
- Попал?..
- В том-то и дело!.. Во-первых, он, конечно, не промахнулся по катеру. А во-вторых, он, к сожалению, не промахнулся по мне букетом…
- А что, это были розы? – осторожно спросил Берт. Видно было, что он готов расхохотаться прямо сейчас, но как истинный ученый, всё-таки считает необходимым сначала уяснить причину веселья.
- Да нет, нарциссы... Просто он не сообразил вынуть их из ведра с водой.
…Когда к гостю вернулся дар речи, он простонал:
- И вы его не убили?!
- Мне было не до того, увы. Но как хотелось!
Берт осыпал свою возлюбленную цветами без отягощающих сюрпризов. Она была удивлена и польщена конечно, но все равно держалась неприступно. А потом пару раз они встретились у Дуга, и очень славно пообщались; Берт узнал аккуратно, что она не замужем, и не помолвлена. Тогда он, в отчаянии, что золотое время уходит, сколотил на развилке указатель из горбыля в две стрелки. На одной было написано: «Тебе сюда», и висела шоколадка с поздравлением на обложке – «Совет да любовь!!!»; а на второй, смотрящей в другую сторону, прочь от амбара, значилось: «Ты будешь жалеть об этом всю жизнь».
Вот тут она почему-то сдалась, и через месяц они уже считались женихом и невестой.
Берт к тому времени успел всю страну обойти пешком, по горизонтали и вертикали; получил несколько наград и кучу благодарностей в приказе – за участие в проекте строительства электростанции над Городом, за долгожданную топосъёмку Хохочущей бездны, за карту Хмурого плато и многое другое; свадьбу назначили на апрель, но тут его вызвали в Департамент землепользования, и предложили неожиданную и странную экспедицию. От Города до Летахти (это высокогорное место с термальными грязевыми источниками, где тогда только что заложили здоровенный бальнеологический курорт) прокладывали дорогу, и в 60-и километрах от города наткнулись на Зону.
- Вы знаете, что такое классическая геопатогенная зона? – спросил Берт.
Я кое-что слышала на эту тему, но специалистом себя отнюдь не числила, и честно помотала головой. Берт внимательно посмотрел на меня и покивал головой – со стороны мы, наверное, выглядели слегка по-идиотски, потому что собаки смотрели на нас насмешливо (Катька с дивана, Булька с подушки), - и сказал:
- Ясно. Ладно…Так вот, аномальными зоны стали называться от греческого слова «аномалия», то есть - «другое место». Другое, понимаете?.. Не плохое, не хорошее, просто странное… Теперь почти доказано, что геопатогенная зона представляет собой реальное геофизическое явление, связанное с изменением таких параметров, как геомагнитное поле, радиоактивное поле, электропроводимость почвы, электрический потенциал атмосферы и многое другое. Чаще всего зоны возникают на местах пересечения подземных потоков, протекающих на разных уровнях, или над высохшими руслами, или в подтопляемых и пойменных зонах. Они также могут образовываться по разным причинам в местах напряжения земной коры, в районах сейсмоактивности: на участках повышенного карстообразования, над долинами палеорек, исчезнувших в прошлые геологические эпохи, или там, где грунтовые воды подходят близко к поверхности.
…Свой вклад в образование этих аномалий вносит и так называемый силовой каркас Земли, - так принято называть систему глобального распределения тектонического напряжения в литосфере. Представьте, что на нашу планету наброшена тонкая энергетическая сетка. Она состоит из линий, подобных параллелям и меридианам, но только параллели и меридианы виртуальны, а энергосеть существует реально, и вполне явственно воспринимается людьми – правда, по-разному. Фрагменты такой мировой системы, но более мелкого масштаба, выявляются в любом помещении в виде биоэнергетических полос; их обозначают по именам людей, их открывших, - Хартмана, Курри и других, и отличаются они друг от друга по интенсивности, структуре, линейным размерам и ориентации, - сетка Хартмана, например, 20 на 60 см… А в местах пересечения этих линий находятся локальные зоны, или пятна, с повышенным уровнем излучения, которое особым образом влияет на человека. Об этом в свое время много шумели – помните, все вдруг кинулись выяснять, куда кошки и собаки ложатся или не ложатся в доме, или необъяснимые всплески незаразных болезней… Фэн-шуй сюда же приплели… хотя нет, всё же фэн-шуй – система, претендующая на взаимодействие с энергетикой земли, так что…
…Но это ещё не всё. Основной вредоносный потенциал несут не столько узлы сеток сами по себе, сколько некоторые природные или человеческие факторы, которые способны усилить этот потенциал. Например, шахтные выработки, засыпанные овраги, подземные инженерные коммуникации, затопленные подвалы, и прочее.
Я слушала внимательно. Вдруг что-то новое услышу - не грех интересоваться непознанным, хотя бы для того, чтобы развеять Дугово мракобесие. Сомнительная слава жительницы Зоны предполагала владение хоть какой-то информацией, объясняющей факты, данные лично мне в ощущениях.
- …Аномальные зоны, таким образом, - продолжал Берт, расхаживая по комнате, - возникают именно на определенном участке земной поверхности не случайно. Чтобы место стало геопатогенным, необходимы 2 вещи. Первая: энергетический механизм, приводящий зону в действие. В подавляющем большинстве зон он одинаков – это, как правило, круговое движение больших масс воды. Делающая поворот река, или более медленное круговое движение подземных вод… Каким именно образом зона «использует» эту энергию, пока неизвестно, - но как-то использует. Ученые связывают это с жизнедеятельностью самой планеты. Но… С другой стороны, не всякий крутой поворот реки или затопленный подвал способен вызвать к жизни аномальную Зону. Для её возникновения необходим фактор номер 2, а именно: совпадение узлов силового каркаса Земли с данным местом на реке или, скажем, в подвале…
Берт ещё немножко походил, потер рукой лоб и забормотал почти неразборчиво:
- Ну, там много ещё всего, не уверен, что это вам надо… сетки бывают 3-угольные и 5-и угольные, они образуют ИДСЗ – икосаэдра-додекаэдрическую систему… физическая природа явления основана на гипотезе о существовании кольцевых потоков вещества в мантии планеты, обусловленных структурой земного ядра, его кристаллической структурой…
- Берт, – робко окликнула я.
- Да-да, конечно… Короче, одно можно сказать с некоторой долей уверенности: источник энергии для зоны – текущая вода. Потенциал такого источника невелик – даже небольшая турбина дает больше, - зато постоянен. Пока вращается земля и светит солнце, пока есть вода… Может быть, зоны – это своеобразная «арматура» биосферы, и биосфера может использовать те или иные возможности зон по мере необходимости?... Потому что есть ещё одна гипотеза, о третьем факторе, необходимом для возникновения зоны, а именно - использование кем-то или чем-то удачно сложившихся энергетических возможностей… То есть, проще говоря, это места, где может произойти что угодно. На таких местах строили обычно храмы, и в них безусловно существует особая аура. А вот места бывших захоронений, или бывших боев, обычно как раз становились сосредоточением очень вредных аномалий…
Всё, что он говорил, было крайне интересно, но я пока никак не улавливала, какое отношение все это имеет к моим проблемам. А должно было бы иметь, хоть какое-то...
- О чем я говорил? – спросил вдруг Берт.
- Вы говорили о Зоне, - откликнулась я.
Вид у меня, надо думать, был несколько обалделый - как и у собак: они даже повставали, потоптались и начали крутиться, каждая на своем месте; видимо, утаптывали силовые поля, организовывая, по версии Хартмана, энергетическое пространство вокруг себя. Утоптали, и опять улеглись, мордами к гостю, как пить дать, в соответствии с направлением кольцевых потоков первовещества в мантии планеты.
- …Человек, с которым я разговаривал в Департаменте, - продолжил Берт, косясь на собак, - рассказал много интересного… Они попытались, с самого начала, пометить хотя бы границы Зоны. Она имела каплевидную форму, по границе располагался мертвый лес. И ещё – она вращалась против часовой стрелки вокруг некоего центра, смещаясь, по расчетам, на 4 -8 метров за 3 – 4 года. То есть смещалась её вытянутая часть. По мере смещения лес, попадавший внутрь границы зоны, умирал, а вышедший из зоны, наоборот, начинал восстанавливаться, причем со скоростью, много превышающую естественный процесс. Это наводит на мысль о пульсации патогенного излучения зоны… Собственно, об энергоцикличности зон давно известно, на неё может влиять и лунно-солнечные изменения, и сейсмоактивность, и человеческий фактор, и Бог знает, сколько еще всего… С ними вообще никогда не поймешь, чего ждать – некоторые места вдруг становятся аномальными, а другие наоборот, перестают быть таковыми… От меня хотели вполне конкретной вещи: по мере возможности пробраться внутрь и выяснить о Зоне все, что будет возможно.
- Берт, подождите. Вы что, числились у нас штатным охотником за привидениями, то есть, тьфу, за зонами?
- Да нет, что вы… Здесь полно странных мест, вы знаете – и Огненный водопад, и Тропа Гигантов, и озёра с выбросами ядовитых газов, всяческие Шайтаньи и Гиблые… В Стране, с её реликтовыми и эндемическими экосистемами, их хитросплетением и наползанием друг на друга, вообще сложно отличить, где аномальная зона, а где нет. На Хмуром плато все признаки геопатогенного излучения, а на самом деле – просто залежи редких металлов. В Пустом болоте люди пачками пропадали, оказалось – выбросы метана… Да что я вам рассказываю!
- Да, - сказала я, - мне Фрэнк в свое время такого понарассказывал – про молнии у Желтого озера, которые бьют без звука 140 – 160 дней в году, по 280 раз в час… Один из основных генераторов озона на Земле. Это он мне потом объяснил, что все обусловлено ветрами, дующими с Крыши мира на заболоченное плато с повышенным содержанием метана… Поначалу-то я чуть не рванула отсюда, опережая звук собственного визга. Потом и другие рассказывали…
- Вот-вот, - кивнул Берт, - малодоступные места Страны обросли дурной славой быстрее, чем были толком изучены… Ладно, вернусь к экспедиции.
…С кадрами у нас, полевиков, всегда проблема, и проблема встала ребром в тот момент, когда все добрые люди уже оказались обременены полевыми заданиями и занимались организацией сезонов. Я же оказался крайним по собственной вине: счастливый роман заставил несколько оторваться от работы. Начальство вошло в мое матримониальное положение и предложило пойти в короткий, простой и давно висевший маршрут на Совиную Плешь, до которого всё руки не доходили… Что и позволило меня с него снять, когда понадобилось. Утешили одним: со мной пойдет Тойво, которого выдернули, надо сказать, из гораздо более важного проекта. Это придавало экспедиции хоть какую-то серьезность.
- Это да, - улыбнулась я, - уж кто-кто, а Тойво всегда придает серьезность всему, с чем соприкасается.
Берт провел рукой по корешкам на книжных полках, около которых стоял, и уронил руку. И, не поворачивая головы, сказал в полки:
- Значит, не знаете ещё… Придавал серьезность. Хотя, наверное, сейчас больше, чем когда-либо.
Тут на вполне живой разговор вдруг упала, ухнула в тёмный провал каких-то чёрных обертонов неожиданная интонация, а за ней последовала глухая, мёртвая пауза, которую сразу ловишь, но не сразу решаешься услышать. Берт молчал; я растерянно проследила за его взглядом – ну, книжная полка, пятая снизу; ну, стоит на ней то, что чаще всего перечитываю – «Кожа для барабана», «Убить пересмешника», «Ежевичное вино», «Голоса травы», «Мост короля Людовика Святого»…
И тут поняла.
Сердце засбоило, а потом застучало с нехорошей торопливостью.
- Он ухаживал за мной, - сказала я, опять, второй раз за разговор, севшим голосом. - Так деликатно… Так давно. Господи, при чём тут… Он ходил в «Четверг» всегда, когда бывал в Городе, каждый вечер, и радовался новым блюдам, которые придумывал Габи, и с удовольствием слушал, как играет на рояле Слепое Счастье… Притащил удивительный срез можжевелового ствола для интерьера, он и сейчас там висит… Спас в горах моего сына-тарка, а я узнала позже всех…
- Мне он спасал жизнь раз десять. Сотни раз спасал проекты, несчитанное количество раз - экспедиции. Начальника Департамента по землепользованию вытащил из расщелины, директора Геологического управления – из скандала с Президентом. А больше никто о нем ничего и не знал толком.
- Когда с ним… Когда он?..
- Декаду назад, на Перевале – там уже объявили лавинную опасность. Тойво корректировал военных, которые собирались сбивать пушками снег с северо-восточного склона.
Вот оно что. Вот отчего Дуг… Джой с Микадой, конечно, заходили именно поэтому поводу. Не так часто они теперь бывают у Дуга.
- Но как… Он же шейп. И возраст ему был не помеха - по горам летал, как снежный барс, о снеге понимал всё…
- Мэм, вам ли не знать – шейпы говорят, что одновременно с каждым из них рождается и его Белая Смерть… Целую неделю - крепкий зюйд-вест, на нижнем склоне образовалась большая снежная доска. Тойво сказал, что взрывы вызовут цепную реакцию, и снесет половину трассы начисто. Он сказал, надо сбрасывать от линии, резать склон лыжами, - тогда две лавины, столкнувшись, взаимно погасят друг друга… Склоны-то пошли нормально, по лоткам, а тут сверху, с самой вершины Хмурой, свалилась третья, прыгающая лавина, ну и…
- Не нашли?..
- Там зона отложения образовалась больше 100 метров. А потом, вы же знаете – их никогда не находят.
Я знала.
…Я много что знала о шейпах – собственно, это было единственное настоящее коренное население Крыши Мира. Когда-то – две жизни назад, - я устроила себе курсы по повышению квалификации: сбор сведений о Стране, про которую собиралась писать очередную книгу, и напросилась со знакомыми странниками-дальнобойщиками в рейс через Перевал, чтобы послушать в дороге их байки, сказки и бывальщины. Наслушалась столько, что хватило бы на несколько томов в собрание сочинений. Но практически всё это так никуда и не пошло, потому что как-то показалось невозможно и непорядочно писать сокровенное о близкой родне, какой бы литературной их история тебе не представляется.
К тому времени Тойво я уже числила родней.
…Пришедшие на Крышу Мира сканийцы попали, конечно, не в пустыню, и до них там люди жили; к немногочисленному коренному населению отнеслись уважительно, но те сами их сторонились, как могли, и очень не скоро, но намертво влились в быт Страны. Сохранились мифы… Частью от самого Тойво, частью от странников я узнала, что детишки шейпов рождаются только осенью. Детей, как родятся, купают в первом снеге. В доминах рожать у них не заведено, рожают в иглу – рожденные под земляной или деревянной крышей дети болеют, умирают и становятся духами бурана. Мужчины-шейпы в самые глухие зимние морозы уходят высоко в горы, зажигают костры и к этим кострам приходят метели, и пляшут с шейпами, и от этих плясок рождаются пурги и снежные бури. Говорят, что у них 3 лёгких. С самого рождения вместе с родителями дети ходят через перевалы на высоты до 5000 метров…
И ещё они умеют говорить со снегом и камнями.
И их слушаются гейзеры.
Ни тигры, ни барсы не могут смотреть в глаза шейпам.
Никто и никогда не видел мертвого шейпа, и потому считается, что они не гибнут, а возвращаются в состояние метели, породившей их.
Когда летом с гор вдруг спускается ледяной туман, странники говорят – шейп умер. Изначально в этом мире их род появился из камней, влюбившихся в белое безмолвие снега…
Молодые шейпы в наши дни заканчивали институты с красными дипломами, но ни один так и не сделал успешной карьеры в Городе: все необратимо возвращались в горы. Иные – с женой или мужем, и, кроме традиционных охоты, пастьбы и проводничества, они бессменно дежурили на высокогорных спасательских, экологических и военных станциях, базах и аэродромах – научными сотрудниками, радистами, операторами сверхточной электроники, лаборантами, техниками, охраной… То есть пополняли ряды специалистов любой профессии, позволяющей остаться дома.
Враз потеряв связь со всем, что меня сейчас окружало, - вот и ещё один близкий ушел за мост короля Людовика Святого! – я, ничего, кроме горечи потери не ощущая, повернулась к восточному окну, за которым стояла непроглядная темень, и произнесла слова, которым когда-то меня научил Тойво:
- Спасибо тебе и твоей Дороге - за твои камни, твои ручьи, твой ветер и твой костер... Да продлится твоя Дорога за хребтом земной жизни.
А потом молча полезла в буфет и достала тяжелую бутылку в веревочной оплетке:
- Слушайте, Берт, надо выпить. Помянем Тойво – пусть доберется, как они верят, в радостный край вечной жизни, к теплым истокам ледяных рек, где метели ласковы, и все бураны – братья…
Разлив по пузатым рюмкам душистую терракотово-рубиновую жидкость, стараясь справиться хотя бы при помощи слов с неожиданной тяжестью утраты, я сказала:
- Для шейпов жить только для себя – смертный грех. Вот он так и жил. Прими, Господи, душу раба Твоего, положившего душу свою за други своя…
- А так можно? – спросил Берт негромко, - он же некрещеный…
- Не знаю, - откликнулась я, - но кто не для себя живет – для Бога живет, уж вы мне поверьте… А Господь Своих знает всех, и никогда не оставит.
И вот тут, как будто действительно некую передышку в неподъемном разговоре подарила Дорога, - а то я уж чувствовала, что сей секунд разревусь, - ветер, давно уже волчьим рыском стелившийся вокруг дома, вдруг набрал полную грудь непогоды, и вдарил по боковому, у печки, окну. По моему недосмотру в сегодняшнюю ростепель оно оказалось не заперто, и распахнулось со страшным грохотом, обрушив на пол всё, случившееся на подоконнике, - кувшин с сухоцветами, свечку в пустой стреляной гильзе от станкового пулемета и горшки с фикусом Бенджамена, зебриной и пестролистной бегонией.
Ля-бада-бадам, - кокетливо и мелодично зазвенело с пола, - бам-алядам-бам…
Возникла паника, быстро переходящая в хаос. Я бросилась спасать цветы, а собаки – меня; мы суетливо топтали друг-друга в теплой компании всего попадавшего с окна, пока Берт, опомнившись от шока первым, не гаркнул хорошо поставленным командирским голосом:
- Сидеть!
Мы послушно сели: сперва я - на валенки, а потом собаки - на хвосты, именно в этом порядке, благодаря чему Берт получил возможность закрыть рвущееся из рук, как обезумевшая птица, окно; набросил щеколду, и даже начал подбирать растения, - но тут уже и я пришла в себя, шикнула на собак так, что Булька лег, а Катька замерла почтительно у буфета, так что мне удалось быстро ликвидировать последствия - то ли гибели шейпа, то ли шалой непогоды, то ли своей так и не развернувшейся истерики.
(продолжение следует)