Городок находился в центре огромного метеоритного кратера. Высокие скалистые гряды служили естественной защитой, от бушевавших в этих широтах ураганов. Почти ровно по диаметру протекала бурная река, ножом разрезавшая гряды, вдоль нее была и единственная дорога. Наша позиция на высоте прикрывала дорогу на въезде, по которой нескончаемым ручьем в город вливался людской поток, многие пешком, часть на грузовиках, автобусах.
Сотня зарывалась в каменистую почву с каким-то злым остервенением. Вид десятков тысяч, спасающихся, людей мотивировал бойцов лучше любой пропаганды. Сеть окопов, туннелей, блиндажей росла на глазах и сделала небольшой пригорок похожим на муравейник. Ощетинившийся орудиями и окруженный периметром из смеси противотанковых ежей, колючей проволоки и мин, он грозно возвышался над дорогой.
Связи с передовыми частями не было, только штаб и вторая сотня, окапывавшаяся на выходе из города. Некоторые из беженцев с ужасом рассказывали о громадных закованных в броню воинах. А штаб на все вопросы, как всегда отвечал неохотно и чаще одной фразой: «Держать высоту, обеспечить проход беженцев!»
Десятник, державший КПП на дороге, первое время пытался всех регистрировать, но через несколько часов его бойцов просто оттеснила людская масса. Стрельба в воздух лишь усугубила ситуацию, уставшие, испуганные люди сорвались на бойцах самообороны. От гибели их спас наш сотник, прорвавшийся на двух танках с личным десятком кадровых солдат. После этого проходу беженцев уже никто не мешал.
Они вливались в город, кто-то оставался тут, но большая часть, получив минимальный продуктовый набор сразу же продвигались дальше на север. Тысячи людей бежали, бросив всё, в единственной надежде спастись. Люди шли к северным болотам, там не было крупных городов. Это вселяло в них надежду, потому что враг в первую очередь сконцентрировал свои силы на захвате крупных городских агломераций планеты.
Было не по себе, неведомый враг напал три дня назад. И безостановочно захватывал новые территории. Спутники были уничтожены в первые часы вторжения, авиация дальше сотни километров не прорывалась, и не возвращалась. Не было никакой информации о захваченной территории, все строили только догадки начиная с личности захватчиков и заканчивая причинами.
Я сел на приступок свежевырытого пулеметного гнезда. Спина ныла, ладони были стерты в кровь. Метрах в двухстах впереди тракторы выкапывали котлованы – рвы. Это горожане, общими усилиями, умудрились окружить естественный вал еще и рвом глубиной в пятнадцать метров и шириной метров десять. Сейчас они как раз замыкали кольцо, делая небольшой изгиб напротив наших позиций.
Подошел десятник.
- Отдыхаешь? Нет, времени боец! После смерти отдохнешь. Маскируй позицию, подготовь боеприпасы! Увижу, что прохлаждаешься, ты у меня вместо трактора ров копать будешь!
- Есть, подготовить позицию! - вяло отозвался я, с усилием отрывая себя от такого удобного глиняного сиденья.
Десятник отвернулся, и увидев очередное нарушение, рванул дальше по окопу. Нервы у всех были на пределе, кто-то бросал все и сидел уставившись на поток беженцев. Мне подмигнул усатый пожилой гранатометчик Потап Анастасьев.
- Не унывай родной! И на десятника обиды не держи. Это сейчас тебе кажется, что он придирается, а в бою ты будешь добрым словом его поминать. Пойдем, что ли на склад по ящичку принесем.
Этот старый гранатометчик был кадровым военным. Он воевал всю жизнь, и с рейдерами болот, и в последней войне объединения, когда совет народов объявил об объединении государств планеты. Взяв по ящику патронов, мы смогли урвать один на двоих ящик гранат. И гуськом понесли все это добро к себе. Осталось пройти два блиндажа как впереди послышался крик часового. Моментально динамик переговорного устройства в ухе загремел голосом сотника: «Дружина к бою!»
Потап рванул вперед так, что я еле поспевал за ним. И откуда в нем было столько силы, уверенности? Он тянул меня за собой сквозь бегущих бойцов как рыбацкий сейнер тащит трал. Добравшись до наших позиций, он отдал мне ящик с ручными гранатами и сам прыгнул в свою ячейку.
Я вытянул из ящика в ногах свой пулемет, и, раскинув сошки, поставил его на край бруствера. Сверил свой сектор стрельбы, выставил поправку на прицеле. И только тут до меня дошло, что в потоке беженцев творится что-то странное. Появились отдельные красные фигуры, которые врывались в автобусы и вырезали людей. Кто-то пытался оказать сопротивление, но неумолимо падал с раскроенным черепом или разрубленный надвое. Поток людей стал краснеть. Дорога покрывалась кровью, а фигуры продвигались все ближе и ближе к блокпосту. Беженцы бежали, падали, давили. У упавших не было ни единого шанса, из сразу же затаптывали, из-за чего голубовато-серый полимербетон покрылся красными пятами.
Как только первый из этих бешеных убийц заступил за границы рва, с двух строений блокпоста заговорили спарки крупнокалиберных пулеметов, отрезая беженцев от них. Двое успели проскочить с толпой беженцев и два сухих снайперских выстрела моментально их успокоили. Первые линии этих красных садистов просто превратились в ошметки кровавой плоти, но пулеметы еще строчили казалось целую вечность. Красные сумасшедшие валили в узкую щель вала несколькими волнами.
И когда пулеметы затихли вместе с оглушающей тишиной накатила волна паники. Мне как впервые видевшему кровь, смерть стольких людей, даже сложно описать свои чувства. Я сжал рукоятку пулемета и немигая смотрел на эту бойню. В себя меня привело легкое похлопывание Потапа по плечу. Я невольно дернулся, но он прижал свободной рукой ствол пулемета к земле.
- Сынок отпусти ты пулемет. Он все равно не выстрелит, ты ленту не зарядил.
- В смысле не зарядил?!- я дернулся осмотреть короб и расслабил хватку.
Потап одним плавным движением вырвал пулемет из моих рук и поставил его на предохранитель. Я посмотрел лента была в патроннике и короб был полон. За спиной послышался голос десятника.
- Что Потап, переклинило парня? Тройку справа проверь еще.
Потап улыбнулся.
- Есть, командир! Сейчас приведу в чувство. – он еще раз похлопал меня по плечу - контролируй свой сектор и в случае чего вызывай десятника, без команды не стреляй. Теперь ты понимаешь, почему мы должны держаться до последнего?
Я расслабился, молча кивнул головой, и повернулся к бойнице, поправляя метки сектора стрельбы, которые заранее сделал для себя.
Старый солдат развернулся и бесшумной походкой прошелся дальше по траншее в противоположную сторону от ушедшего десятника.
Самое противное в окопе это ожидание. Когда знаешь, что враг где-то рядом, но его еще нет. И так минута за минутой, час за часом в нервозности. Ты остаешься один на один с собой, своими мыслями. Голоса в голове начинают нашептывать что-то. Мысли вроде выстроенные в логические цепочки, одномоментно сворачиваются в клубки и теряют суть. Мысли, мысли, мысли и голоса. Как только перестаешь что-то делать сразу возникают голоса, и ты уже сидишь как чурбан уставившись в противоположную стенку окопа.
В очередной раз поймав себя на таком занятии, я решил встать размяться и хотя бы выпить воды. Язык уже стал сухим и шершавым как пылевой жук. Потянулся за фляжкой и заметил, что Потапа нет в его ячейке, оглянулся. Я увидел пять человек, которые сидели на дне окопа прижавшись как я к стенке. Еще раз удостоверился, что в секторе стрельбы все спокойно.
Повернулся и пригнувшись (не знаю с какой целью) подошел к ближайшему. Это был Марат, мой сосед по дому и друг детства, это он позвал меня пойти в комендатуру добровольцем в ополчение. Он сидел на ящике с выпученными глазами и раскрытым ртом. Струйка слюны уже прилично стекла по воротнику его бронежилета. Я похлопал его по щекам. Никакой реакции не последовало. Я прикрыл ему веки они послушно закрылись, автомат выпал из его рук. «Наверное уснул после такого эмоционального всплеска.» -подумалось мне. Я посмотрел в ячейки рядом, там еще два бойца сидели в такой же позе, не реагируя ни на что. Повернувшись к Марату еще раз хлопнул его по щекам, после чего набрал в ладонь воды из фляги и брызнул ему на лицо. Он никак не отреагировал, даже не поморщился. Я зажал тангету рации:
- Шершень, приём! – это был позывной нашего десятника. В ответ только шипение статики.
-Потап, приём! – я проверил частоту и повторил еще раз, попытался вызвать, используя рацию Марата. И ничего, абсолютно ничего.
Я вернулся в свою ячейку. В секторе стрельбы было тихо. Очень тихо, казалось сам воздух сгустился вокруг. Я достал из ящика, который мы принесли с Потапом две гранаты, помимо обязательных в подсумке. Прижался к передней стенке ячейки, что б получше рассмотреть в прицел пулемета сектор впереди и опять зажал тангету рации.
- Шершень, Потап прием! Дружинник Яр Сормов вызывает на связь! Прием! –неприятное чувство опасности растеклось по телу. В голове опять ожили голоса, предлагавшие бросить все и бежать вслед за беженцами, другой хриплый голос говорил, что проще застрелиться, потому что рано или поздно эти красные маньяк все равно доберутся до нас.
-Шершень прием! – опять вызвал я в рацию десятника.
На плечо легла рука. Это было так неожиданно, что я вздрогнул. Сзади стоял Марат, из его рта уже текла не слюна, а пена. Он, отодвигая меня, потянулся к краю окопа. Я слегка оттолкнул его, и он, послушно, сел поджав ноги, уперевшись спиной в стенку окопа.
Выглянув из окопа я заметил, что трое из нашего десятка тоже пытаются вылезти, а по полю в сторону заминированного периметра колючки уже движется около семи бойцов других десятков. Растерянность и страх одновременно завладели разумом, выброс адреналина в кровь заставил сердце биться внутри грудной клетки с неимоверной скоростью. Я осмотрелся, Марат все также сидел на дне окопа. Рация все также молчала. Я бешено крутил регулировку, пытаясь вызвать хоть кого-то. В себя меня привел грохот взрыва и просвистевший осколок прямо над моей ячейкой. Это кто-то из вылезших бойцов прошел периметр из колючей проволоки и наступил на мину. Смотреть туда не было никакого желания, не прекращая кричать в рацию, я рванул к штабному бункеру в надежде, что хоть кто-то из офицеров в адекватном состоянии. Пока добрался до бункера, удалось успокоить остатки своего десятка и еще порядка двенадцати человек. Нигде не было следов кадровиков.
У входа в штабной бункер на удивление не было часового, гермодверь открылась с надсадным скрипом. Внутри были все кадровые солдаты и командиры из нашей сотни. Там была бойня, следы от пуль, по всем стенам, а в комнате с картой местности кто-то подорвал вакуумную гранату, от чего все покрылось кровавой слизью, меня чуть не вывернуло. Перехватило дыхание, я оперся рукой о стену, рука заскользила по слизи. До ошалевшего сознания не сразу дошло, что было на стене. Я отрешенно посмотрел на свою руку и тут же живот срутил еще один спазм.
В этот момент за спиной раздался шум, я развернулся. Мне в лицо уткнулся ствол винтовки, а из-под шлема, на меня глядели зеленые глаза сестры милосердия. Только сейчас я понял, что пулемет и табельное оставил в своей ячейке. Ближайший автомат был в другом конце комнаты. Я четко понимал, хоть их звали сестрами милосердия, но огневую подготовку они проходили наравне со всеми. И шансов добежать до автомата живым у меня почти нет.
- Звание, должность, десяток! Отвечай! – резко выпалила сестра милосердия.
- Рядовой Яр Сормов, второй пулеметчик седьмого десятка. – ответил я слегка опешив, но доклад отвлек, стало легче.
- Почему не на позиции, рядовой?
Я уже хотел возразить, про субординацию, и уровни подчиненности в армии, но заметил на груди сестры милосердия знаки различия военврача первого класса. Это в переводе на армейские звания было совокупно уровню сотника.
- Товарищ военврач первого класса, я обнаружил странное поведение бойцов в окопах и пытался доложить сотнику, после безуспешных попыток связи по рации. – четко отрапортовал я, к моему удивлению такое начало диалога меня даже успокоило.
- Докладывай, какие отклонения заметил в поведении бойцов? Как собственное самочувствие?
Я коротко изложил все, что видел. Рассказал как успокоил Марата и остальных бойцов. О своих голосах в голове я решил промолчать. Военврач все не опускала винтовку.
- Объясни почему весь твой десяток свихнулся, а ты стоишь тут? Что сейчас говорят голоса в твоей голове?
Я опешил от последнего предложения. Попробовал, оценить свои ощущения и заметил, что даже специально напрягаясь не слышу голосов. И не слышу их с момента как побежал к штабу. Я рассказал обо всем девушке. Только тогда она опустила оружие.
- Светлана Коврова, Военврач первого класса 19 сводный полк сестер милосердия. Мы отступали вместе с беженцами, и я опять почувствовала эти голоса, потом взрыв, я рванула сюда, что бы предупредить, но похоже уже поздно. Это что-то наподобие психоза, только наводится оно из вне. Излучение или нас травят чем-то я не знаю. Станитин – успокоительное в твоей аптечке, хорошо помогает не слышать эти голоса пару часов. Покажи, где сотенный лазарет, и мне нужна будет помощь, что б привести в чувство твоих соратников.
Я молча кивнул. Мы вышли из бункера, уже стемнело. Черные грозовые тучи низко-низко тянулись от сопок к нашим позициям. Небо озарила вспышка и строенный взрыв мин. Военврач посмотрела в сторону взрыва.
- Вы заминировали местность вокруг? – спросила она.
- Да, это первое, что сделал сотник, но карты минирования были только у саперов и десятников. – с долей сожаления сказал я.
В лазарете мы обнаружили в дрова пьяного сотенного медика. Светлана, покопалась в его медикаментах, сделала ему укол и устроила настоящий допрос. Пока они разбирались я вышел, что бы осмотреться. За время обхода вокруг здания, я усадил еще семерых бойцов, и все таки забрал себе автомат, на всякий случай. Подходя к генераторам, питающим лазарет, услышал странный щелкающий звук.
Взяв автомат на изготовку я обошел генераторную. На земле, прижавшись спиной к стене, сидел Потап. Магазин его пистолета лежал у моих ног, а сам Потап приставил ствол к голове и яростно нажимал на спусковой курок. На губах пузырилась пена, он что-то шептал. Я подошел к нему поближе и прислушался. В гудении генератора удалось расслышать его фразу: «Прочь! Прочь из моей головы!» Решив пока оставить его на месте, я забрал магазин пистолета и побежал в лазарет.
- Товарищ военврач, срочно нужна помощь, там Потап, кадровый, он застрелиться хочет. – не успев отдышаться, выпалил я.
Светлана бросила полный негодования взгляд на сотенного медика, закинула в полевую сумку ампулы и мы побежали к генераторной.
Потап сидел все также щелкая пистолетом, но уже молча. Светлана быстро наполнила шприц каким-то раствором и вскрыла ампулу нашатыря. Потап резко мотнул головой. Потом одним движением прижала его голову и руку с пистолетом к стене, а свободной рукой сделала ему укол в бедро. Честно, я не ожидал такой четкости и силы в её движениях, почему-то подумалось, что там в штабе она нажала бы на курок не колеблясь. Потап обмяк, закрыл глаза, рука с пистолетом безвольно упала, но пистолет не выпустила. Светлана встала, отряхнула форменный комбинезон, хотя чище это его не сделало.
- Побудь с ним, через пару минут очнётся, и приходите в лазарет. Надо остальных привести в чувство пока от сотни ещё кто-то есть. – сказала Светлана, тяжело вздохнув.
Потап действительно пришел в сознание через несколько минут. Посмотрел на меня, на зажатый в руке пистолет. Оценил мою позу приготовившегося стрелять, он кажется все понял.
- Спасибо сынок. Я ведь почувствовал себя плохо на совещании и пошел в лазарет. А дальше все как в тумане, помню только голоса, которые шептали: «Убей их!» - извиняющимся тоном произнес Потап.
- Тебе повезло, что успел уйти из штаба. Пойдем в лазарет. – я повесил автомат на шею и протянул ему руку.
Только потянул его к себе как он рванул винтовку с моей шеи, сделав подсечку, уронил меня на землю, попутно отстегнув магазин и направив ствол в небо.
- Яр, нельзя быть таким беспечным. У тебя боевое оружие, ты солдат. Я только, что был неадекватен. Запомни этот момент! Всегда будь наготове, неважно кто перед тобой враг, друг или животное.
Теперь уже он подал мне руку помогая подняться, и вернул автомат с магазином.
Мы двинулись в лазарет. Там нас уже ждали медицинские подсумки набитые под завязку ампулами, какими-то таблетками и рядом лежал автоматический инъектор. Светлана провела инструктаж, показала, что делать на принесенном сюда заранее бойце. И мы разошлись по высоте, обходя оставшихся на позициях, Потап вместе с сотенным медиком, а я со Светланой.
Удалось выявить еще троих таких же как я и Светлана, которые смогли совладать с голосами. Все время пока ходили, я украдкой следил за ней, как она смахивает волосы, выбившиеся из-под шлема, как точными движениями делает инъекции, пока я держу бойца, как улыбается очередному очнувшемуся.
К концу обхода мы даже разговорились, оказалось, что жили мы в соседних городах и даже часто бывали в одном и том же театре. Сделали последние инъекции, отшлепали по щекам последних бойцов, раздали таблетки и наставления, вернулись к лазарету. Сотник, все десятники и большая часть кадровых солдат погибли в бойне в штабе. Остались лишь, те кто был на блокпосте и Потап. Но до блокпоста мы не дошли и поэтому лишь надеялись, что они остались живы. Позднее удалось направить к ним группу, но выживших там не оказалось. Тела были разодраны в клочья.
Как один из немногих с опытом службы в войсках, Потап принял командование остатками сотни, осталось нас чуть больше половины, а именно пятьдесят три человека. Он распределил нас на позиции, переназначил сектора стрельбы. Танкисты проверили два своих танка, а заодно и минометную батарею на самой вершине высоты. Марат оказался далеко от меня, что немного расстроило, не удалось перекинуться даже парой фраз.
Я сидел в своей ячейке, теперь мне достался еще и гранатомет. Гранатомет мне никогда не нравился, я его даже в какой-то мере остерегался. Вечернее небо затянуло темными низкими тучами. Сверкнула молния, гулкий раскат грома прокатился по земле и в ту же минуту дождь полил стеной. Окоп моментально наполнился водой, ячейка была выше уровня пола, что позволило, не стоять в воде. Я укутался в плащ-палатку и облокотившись на стенку ячейки вглядывался в стену дождя.