Я много пишу о трактовке обнаженного тела в искусстве, поскольку уверен, что именно в "ню" полнее всего раскрывается мироощущение художника и эпохи, сам дух времени. Но лишь недавно я понял, что у художественно-осмысленной наготы было своё начало, свой исторический исток, и это совсем не палеолитические "венеры", с которых начинается история образа человека в искусстве.
Гипертрофированные признаки пола палеолитических "венер" говорят не о красоте, а о сексе. И даже если мы примем расхожее суждение, что "венеры" воплощают "первобытный идеал красоты", мы должны будем признать, что этот идеал предельно утилитарен, чужд отстранённого и бескорыстного созерцания, а потому лежит вне сферы эстетики и подлинной красотой не является.
И даже гораздо более сложное и изощрённое искусство Древнего Египта и Месопотамии не знало возвышенной обнажённости. Нагими изображались только поверженные враги, связанные пленники, рабы и рабыни. До греков нагота в древнем мире была унизительна. Сорвав с человека одежду, его лишали статуса, достоинства, личности.
Так богиня Иштар, спускаясь в преисподнюю, прошла через семь врат, и у каждых оставляла что-то из одежды. В итоге, она предстала перед своей сестрой Эрешкигаль, владычицей царства мёртвых, обнажённой, а значит беззащитной и бессильной.
Только в VII-VI веках до нашей эры, на заре греческой цивилизации, создатели архаических куросов открыли для искусства красоту человеческого тела и первыми изобразили тело нагим, именно ради его красоты.
Примечательно, что современницами куросов были облачённые в многослойные одежды коры. Изображения обнажённых женщин появятся значительно позже, в эпоху поздней классики. Очевидно, мужское тело было свободнее от грубо-чувственного, сугубо сексуального восприятия, поэтому художественное осмысление наготы началось с него.
В мироощущении древних греков антропоцентризм сочетался с любовным вниманием к материальному миру. Конечно, они не были материалистами в прямом и строгом смысле слова, но познать мистические начала бытия они пытались через созерцание и осмысление материи. Поэтому в искусстве Древней Греции тело стало метафорой космоса, и в его красоте греки видели отражение вечной мировой гармонии.
Художественная интуиция архаических скульпторов предвосхитила и учение элеатов о единстве сущего, и идеализм Платона, и божественный Логос стоиков, зримо воплотив в камне то, что философии ещё только предстояло сформулировать.
В любой среде и при любом освещении куросы выглядят так, будто они согреты первыми утренними лучами солнца. Это отблеск божественной Идеи, падает на косную материю, одухотворяя её. И пробудившаяся от этого прикосновения душа делает первый короткий, но твёрдый шаг навстречу заре жизни.