Биография кумира эстрады первой половины 20 века Александра Вертинского пестрит множеством событий: знакомствами, концертами, переездами… Звезда белой иммиграции, добровольно вернувшийся в Советский Союз, аристократичный и жеманный певец, но при этом волевой человек, знавший изнанку жизни – любая попытка дать великому шансонье определение будет противоречива. Чтобы сформировать отношение к загадочному Вертинскому, обратимся к 5 песням маэстро, которые, на мой взгляд, являются ключевыми для понимания его жизни и творчества.
«Танго Магнолия» – о женщине
«В бананово-лимонном Сингапуре, в буре» моментально оказываются все, кто слышит одно из самых популярных произведений артиста. «Ослепительная лазурь», «крики попугая», «дикая магнолия» – эти и многие другие красочные выражения Вертинского (который был автором большинства исполняемых текстов) воссоздают экзотическую атмосферу не хуже картин Гогена. Кто знает, бывают ли такие сильные краски и чувства на самом деле, но как хотелось ресторанным зрителям Вертинского (как и его современным слушателям) сбежать из серой действительности и маэстро был в этом деле отличным проводником.
«Танго Магнолия» – любовное произведение, но примечательным фактом здесь является то, что основной акцент сделан не на чувствах лирического героя-мужчины, но на мироощущении женщины. Неосознанно или намеренно Вертинский поёт о воспоминаниях, чувствах и впечатлениях главной героини, что отнюдь не часто встречается в русскоязычном искусстве. Скорее всего, данный пример и в целом некоторая фемининность, присущая сценическому образу Вертинского, объясняется большим количеством общения с женщинами и пониманием их естества.
«Пей, моя девочка» – о сочувствии
Если максимально кратко описать основное ощущение от прослушивания Вертинского, то для меня это будет ассоциация с клюквой в сахаре. Так же как и за сладкой оболочкой, за манерностью и грассированием артиста (особенно далёким для слушателя 21 века) вдруг разворачивается очень точная и кислая правда жизни. Когда кажется, что романс зашёл в тупик и приторнее уже некуда, Вертинский огорошивает иронией и искренностью такого уровня, что любая драматическая серьёзность будет вторичной по сравнению с ними.
В произведении «Пей, моя девочка», как и в «Кокаинетке» автор даже не иронизирует, а вдумчиво и с большим сочувствием обращается к страдающим «маленьким» людям. Несмотря на внешнюю аристократичность (приобретённую в юные годы в подражании Блоку и Северянину), Вертинский происходил из обычной киевской семьи. Лишившись родителей в раннем возрасте, Александру пришлось пройти тернистый путь в поисках себя, и с миром бедности, гонений и наркотиков он был знаком не понаслышке.
«То, что я должен сказать» – о гражданской позиции
В своих мемуарах Вертинский писал, что во время Первой мировой войны добровольно работал санитаром на поезде, курсирующем между передовой и Москвой, где успел сделать 35 000 перевязок. Во время Октябрьской революции и последующей гражданской войны артист не принимал участия в боевых действиях, не афишировал своих политических симпатий и продолжал гастролировать по стране. Самым сильным впечатлением от революции для него стали похороны московских юнкеров, мысли о которых он увековечил в бессмертных строчках:
«И никто не додумался просто стать на колени
И сказать этим мальчикам, что в бездарной стране
Даже светлые подвиги — это только ступени
В бесконечные пропасти — к недоступной Весне!»
Легенда гласит, что эта песня вызвала отклик среди белого офицерства и недовольство большевиков, ответивших на слова Вертинского «Вы же не можете запретить мне их жалеть!» фразой «Надо будет, и дышать запретим!». Как бы то ни было, Вертинский в 1920 году отправляется в долгую эмиграцию, живёт и выступает в Париже, Америке, Шанхае и возвращается в Советский Союз лишь в 1943 году. По воспоминаниям современников, артист относился одинаково сочувственно как к белым, так и к красным, а о его антивоенных настроениях как нельзя лучше свидетельствует эта песня.
«Жёлтый ангел» – о саморефлексии
Расцвет своей творческой жизни Александр Вертинский провёл заграницей и презентовал новые зрелые произведения зарубежной публике. На этом этапе он имел как оглушительный успех, получая признание от принца Уэльского или Марлен Дитрих, так и скандалы и освистывания, например, в Турции и Шанхае. Чем дальше, тем больше в произведениях артиста звучит ностальгия по покинутой России, а экзальтированные и гиперчувствительные герои уступают место более простым и обычным характерам.
Будучи внимательным и вдумчивым человеком, Вертинский много рефлексировал о событиях своей жизни, а главное – пытался разобраться в собственных чувствах и эмоциях. «Жёлтый ангел» Вертинского напоминает «Чёрного человека» Есенина: оба произведения повествуют о том, как главный герой, достигнув дна духовного падения, как бы возносится над ситуацией и имеет возможность посмотреть на себя и свой жизненный путь со стороны. «А я кривой и пьяный», «я усталый старый клоун», «слёзы боли и стыда» – эти выражения говорят о высокой степени критичности и самобичевания артиста.
«Концерт Сарасате» – о художнике
С одной стороны, претенциозный и эгоцентричный, а с другой – эмпатичный и кающийся, Вертинский, как мне кажется, ценил в людях, прежде всего, человечность, о чём свидетельствует следующая история. Увидев на одном из музыкальных вечеров Сильвию, прежде красавицу-певицу, а к тому моменту измученную и запуганную женщину, Вертинский сочувствует и выясняет причину её загубленной жизни. Источником злоключений оказывается муж-скрипач Владеско, крайне неприятный и публично унижающий жену человек, единственной заслугой которого является исключительной силы музыкальный талант и «невыразимо-прекрасное» исполнение концерта Сарасате, околдованная которым, Сильвия снова и снова прощает обиды.
Проникнувшись состраданием к болезненной любви Сильвии, Вертинский записывает обличительный и морально уничтожающий скрипача романс «Концерт Сарасате», который он бесстрашно исполняет при Владеско, Сильвии и полном зале. Этим поступком Вертинский показывает, что для него по-настоящему важно в человеке: каким бы всемогущим не был твой талант, ты обязан вести себя нравственно по отношению к окружающим. Не зря главным сценическим образом Вертинского в юные годы был Пьеро – «комичный страдалец, наивный и восторженный, вечно грезящий о чём-то, печальный шут, в котором сквозь комичную манеру видны истинное страдание и истинное благородство».