Найти в Дзене
Юрий Туманов

Новый поворот трагической гибели Есенина...Часть 8

Сенсационная история, основанная на реальных событиях.

Все персонажи и описываемые

События являются вымышленными.

Любое совпадение с реальными людьми

Или событиями является случайностью.

Только в России, помимо друзей,

приятелей и знакомых

есть ещё и такой вид знакомств

как «Бухали вместе»

часть -8-

Продолжение:

– А ты знаешь, Серафимыч, а мы почти с тобой земляки, – сообщил радостную весть Сергун.

– А ты сам откудова будешь? – спросил с любопытством Василий Серафимович и посмотрел на молодого щёголя.

– С города Рязани буду я! – самодовольно заявил, прищурившись на правый глаз, и пристально посмотрел на Василия Серафимыча, как высокопоставленный чиновник смотрит на нижестоящего с таким же прищуром.

– Ты что ж давеча говорил, что ты простой деревенский парень? – спросил с недоверчивым взглядом покосился на Сергуна.

– Ну и что, я же не отказываюсь от своих слов. У меня в деревне Константиново Рязанской губернии находится дача, где я отдыхаю от трудовых будней душой и телом, – ответил недовольным голосом, показывая всем своим видом, что очень огорчён тем, что Серафимыч ему не доверяет в том, что он говорит о себе.

– Во оно как! – удивлённо поднял бровь Василий Серафимович, спросил: – Городской, значит? – осведомился с ухмылкой на лице он.

– Ну да! – ответил коротко, высокомерно, заносчиво.

– Театры, балы и всё такое… – начал перечислять все светские учреждения Василий Серафимович, где бывал, возможно, и не раз Сергун. А ему, как простолюдину, было это не по карману – посещать такие изысканные мероприятия. Да и куда ему в лаптях – и в калашный ряд…

Сергун положил ногу на ногу и с самодовольным видом сказал:

– Да уж, были времена при царе Горохе, шиковал я на широкую ногу, закатывая пикники, обеды, ужины, то да сё… – похвастался, как жил-пировал, где затем добавил: – У меня даже был свой кучер по фамилии Мызин, Никита Ильич, который возил в своё время его величество Александра Второго, после его величество Александра Третьего. Отслужив положенный срок верой и правдой, Никита Ильич ушёл на пенсию. Ну, а затем возил меня в частную мужскую гимназию имени Зелятрова в городе Рязани.

– Красиво жить не запретишь, коль деньжищи есть. А после раскулачивания поди живёшь в коммунальной квартире на тридцать человек с одним туалетом на всех жильцов? – поинтересовался Василий Серафимович.

– Нашу семью это не коснулось. У меня свой частный дом, со всеми удобствами. Двух-, ах, нет, трёхэтажный дом, – преувеличенно бодрым голосом сказал, соврал не моргнул глазом Сергун.

– Двух? Или трёх? Ты определись наконец-то, Сергун, – с недоверием спросил Василий Серафимович, призывал его к сознательности, хоть ему-то негоже врать.

– Конечно же трёх. Ну как бы третий этаж это мансарда, где у меня стоит бильярдный стол, – выкрутился из щекотливого положения, в которое сам себя загнал, Сергун и сразу переменил тему, спросил. – Ты, Серафимыч, любишь гонять шары?

– Конечно, люблю гонять шары! – пристально посмотрел Василий Серафимович глаза в глаза Сергуну и тихо сказал: – У себя в кармане, когда я отдыхаю от трудовых будней душой и телом. Уе-хе-хе.

– Поди чемпионом Европы стал по карманному бильярду?! Уа-ха-ха.

– Вот не успел, – ответил серьёзно с огорчённым видом Василий Серафимович.

– Отчего так? – спросил, а смех из него так и рвался наружу.

– Революция началась. Уе-хе-хе.

– Значит, не судьба! Но ты особенно не расстраивайся, Серафимыч, нам свои чемпионы здесь нужны. Уа-ха-ха.

– Охо-хо… аха-ха, какая же ты холера…

– С холерой давно покончено, а с твоим одиночеством, Серафимыч, нет. Уа-ха-ха.

Посмеялись оба от души.

– Ты чё Сергун, из бывших будешь? А как твоя фамилия, разрешите полюбопытствовать, – спросил в надежде услышать знакомую фамилию из бывших или по крайней мере важный чин этого городского щёголя.

– Моя фамилия очень известна, но я не буду говорить вслух, – уклончиво ответил Сергун.

– Мне к вам как обращаться, господин? Аль товарищ барин? – ответил той же монетой, как ранее, ещё до знакомства, уязвил его Сергун.

– Теперь мы с тобой равны Серафимыч, и нечего чинами щеголять.

Сергун запел «Интернационал»:

Весь мир насилья мы разрушим

До основанья, а затем

Мы наш, мы новый мир построим:

Кто был ничем, тот станет всем…

– Сомневаюсь, что ты будешь из господ Сергун . У тебя манеры совсем не светские, а вот замашки кулацкие… Уе-хе-хе – с таким лицом записался в калашный ряд, – Василий Серафимович сразу подметил своим метким глазом, что он не тот, за кого он себя выдаёт. На его лице читалось рабочее крестьянское происхождение.

Такое колкое замечание задело Сергуна, и он со злостью сказал:

– Это я сейчас тебя запишу к себе на приём повесткой… Как говорится, дружба дружбой, – щёлкнул себя указательным пальцем в области подбородка, смысл которого был понятен обоим без слов, добавил– а служба службой… – пригрозил неминуемой расправой, если ещё раз Серафимыч будет ему задавать неудобные вопросы и хамить в его адрес.

– А чё ждать до утра, Сергун. Вывел меня во двор, поставил к стенке, без суда и следствия шлёпнул. Затем помянешь меня добрым словом, а может, и нет… Да и тебе больше достанется… – с укоризной сказал Василий Серафимович.

– Я бы так и сделал, но есть одно «но»! А кто топить будет? – сказал, давая понять Серафимычу, что репрессий с его стороны не будет.

– Топить печь будете вы! Товарищ барин! Теперича мы все равны, так что принимай моё хозяйство по описи. Уе-хе-хе.

– Конечно, приму всё у тебя, двести грамм на грудь для начала. Уха-ха-ха, – с извинениями обратился: – Прости меня, Серафимыч, погорячился малость, с кем не бывает, нервы никуда. Ну говори, в каких границах мы с тобой соседствуем, – спросил как будто ничего до этого не было.

– Как то мы с тобой не по-людски ведём разговоры по душам. Начали за здравие, а закончили за упокой, – с обиженным видом сделал замечание Серафимыч.

– Да не обращай внимания на мои тары-бары-разбазары, – сказал как отрезал Сергун.

– Кхе… Ну и ладно, так и быть, «Бог простил, и я прощаю», – поднял руку и опустил… продолжил: – Сам же я, буду из Пензенской губернии, Спасского района, села Зубова Поляна, а до 1923 года мы относились к Тамбовской губерни– подытожил место своего проживания Василий Серафимович.

– Ясная Поляна? Там, где Лев Николаевич Толстой жил? – переспросил Сергун.

– Да не Ясная Поляна! Сам же как глухая тетеря, а на других пальцем показываешь. А Зубова Поляна. Был такой помещик Зубов, основатель нашего села. Вот в честь его назвали именем наше село, – ответил деловито наставительно Василий Серафимович.

– Случаем это не будет граф Платон Александрович Зубов? Последний фаворит Екатерины Великой и участник заговора против Павла Первого? – спросил так, как будто знал лично эту семью до седьмого колена, Сергун.

– Неа… Наш не из графьёв, а из помещиков будет. А звали его Фёдор Васильевич Зубов, – ответил, как знающий, в честь кого назвали его село.

– Услышал тебя, Серафимыч! Докладывай дальше…

– К нам в село Зубова Поляна приезжал самый известный оперный певец Фёдор Шаляпин к своему учителю, оперному певцу Большого театра Хохлову Павлу Акиньевичу. Шаляпин отдыхал и охотился в наших угодьях.

Сначала Фёдор Шаляпин остановился у земского начальника села Зубова Поляна Кассиана Владимировича Никифорова, который женился на Марии Павловне, дочери Хохлова Павла Акиньевича, и приходился ему зятем. Хохлов Павел, после того как оставил большую сцену по болезни, был предводителем дворянства и председателем земского собрания Спасского уезда Тамбовской губернии, куда входила село Зубова Поляна.

Прим: Мордовская АССР, была образована 20 декабря 1934 года, куда вошло село Зубова-Поляна. Дом в котором жил земский начальник Никифоров К.С., до сих пор сохранился. В настоящее время в этом здании, находится музыкальная школа района Зубова-Поляны республики Мордовия.

– Хохлов Павел до сих пор поёт свои арии у вас в клубе? – спросил, как заядлый театрал у театрала, но рангом чуть ниже…

– Хохлов Павел Акиньевич помер зимой в Москве от воспаления лёгких в 1919 года. Царствие ему небесное… – и осенил себя крестным знамением Василий Серафимович.

Воцарилось скорбное молчание, которое прервал Сергун.

– Слышал, как пел Шаляпин? – спросил, как знаток его творчества, Сергун.

– Кхе… Вживую не слышал Фёдора Шаляпина. Но на граммофоне много разов слышать приходилось. Ну и силён же Фёдор Шаляпин в голосе. Пел таким басом, как медведь сидит-ревёт на задних лапах , а передними дёргает длинные щепки на пне, повалившей от грозы дерево. Эх, силища в нём была такая же недюжая, что, казалось, мог всё снести на своём пути не хуже Соловья-разбойника. Уе-хе-хе, – затем глубоко вздохнул и запел:

Эх, дубинушка, ухнем!
Эх, зелёная, сама пойдёт!
Подёрнем, подёрнем
Да ухнем!..

– Прекрати, Серафимыч, петь, комар – и то громче поёт, – сделал замечание, как критик, Сергун, и решил сам спеть голосом Фёдора Шаляпина. Прокашлялся себе в кулак и заголосил он:

Жил-был король, когда-то при нём блоха жила.

Блоха, блоха.

Милей родного брата она ему была.

Ха-ха-ха-ха-ха, блоха.

Ха-ха-ха-ха-ха, блоха.

Ха-ха-ха-ха-ха, блоха.
Зовёт король портного: «Послушай ты, чурбан,

Для друга дорогого сшей бархатный кафтан».

Блохе, да-да, хе-хе-хе-хе-хе блохе.

Хе-хе-хе-хе-хе, кафтан,

Ха-ха-ха-ха-ха-ха,

Ха-ха-ха, блохе кафтан…

– Голос у тебя как ржавая сковорода, Сергун! Ну то ладно, пойдёт… – сказал, скривил недовольное лицо, махнул рукой от безнадёжности Василий Серафимович.

– Серафимыч, а где аплодисменты? – спросил в надежде услышать аплодисменты, переходящие в бурные овации, в свой адрес Сергун.

Серафимыч похлопал в ладоши, как-то вяло, по-стариковски…

– Сам себе хлопаешь, Серафимыч? – спросил, насупившись от недовольства Сергун.

Серафимыч от всей своей души хлопнул в ладоши, да так, что у самого перепонки зазвенели в ушах.

– Вот сейчас получше. На бис не надо! Сегодня не в голосе чувствую, что связки застудил. А мне же скоро нужно идти в народ… Это ты виноват Серафимыч, что не вовремя протопил мою палату № 6, ядрёну твою вошь! Как теперь перед своими поклонниками буду выступать, только одному Богу известно, – сделал критическое замечание в адрес непутёвого Серафимыча.

– Сейчас вылечим рязанского соловья нашим народным проверенным средством, – предложил своё проверенное народное лекарство от всех болезней, как лечащий врач, Василий Серафимович.

– Знаем мы ваше народное средство. Давай наливай скорей, Серафимыч, сейчас мы трубы смажем и заправимся, ведь самогон топливо души, – упомянул, что самогон не только лечит после… но и окрыляет…

– Самогон подождёт и никуда не денется, а вот модмарь наш поди давно сварился и утомился и ждёт не дождётся своего часа, когда о нём вспомнят, – сказал по-хозяйски Василий Серафимович, затем встал из-за стола, подошёл к печи, открыл дверцу в топке котла. После чего взял ухват и, мастерски поддев чугунок с дымящимся картошкой, вытащил его из печи. Затем прошёл несколько шагов, держа равновесие, и с особой осторожностью поставил чугунок на стол. Чудесный ароматный запах картошки начал заполнять помещение кочегарки.

На столе возвышалась гора чудно пахнущей картошки, только что приготовленной по особому рецепту Василия Серафимовича.

Сергун встал из-за стола, подошёл к чугунку с дымящейся картошкой. Затем наклонил голову и начал вдыхать чудесный запах, при этом помогая себе рукой, сказал:

– Особую слабость питаю к картошке, это моё излюбленное блюдо, – с особым обожанием сообщил он.

Василий Серафимович нараспев объявил:

– Угощайся модмарем, гость дорогой! Так сказать, с пылу с жару из печи, налетай и получше забирай и похвалить хозяина не забывай, – весело расхохотавшись, сказал он.

– Эх, смотрю на твой мордовский модмарь, Серафимыч, и диву даюсь, все они хороши как на подбор, как братья-близнецы, одного калибра. Сколько я съел за свою недолгую жизнь этой картошки, и не сосчитать. Но что самое главное и удивительное – вкусная картошка всегда получалась не дома, а на берегу речки после купания. Особенно в детстве с пацанами только и ели на речке эту запечённую картошечку. Запечём на углях картошку, вынем ещё горячую, разломим её на две части, сверху посыплем крупной солью. А ещё для вкусноты подсолнечным маслом взбрызнешь, и самый шик. А потом с зелёным лучком вприкуску без хлеба как навернём, да так, что за ушами трещит. Перемажешь сажей лицо, и выглядишь как чушки, смех да и только. Уа-ха-ха. Эх, как набьёшь брюхо картошкой, и до самого вечера можно купаться, загорать, голода не знать.

Василий Серафимович с какой то грустью прибавил:

– Кхе-хе-хе, когда-то в моём далёком детстве с пацанами тоже пекли картошку на углях на речке. А ещё натаскаешь речных ракушек, выпотрошишь их, где затем нанижешь кусочки мяса, ракушек на шампур, сделанный из веток. А посля на углях сделаешь такой шашлык-башлык, что за уши не оттащишь- весело сообщил кулинарный рецепт он.

Сергун в знак согласия добавил:

– Было такое дело, и мы баловались таким нехитрыми шашлыками. По-моему, нет такого человека на Руси, чтобы его детство не проходило без таких простых блюд, которые готовились по одному рецепту просто, но сердито.

Продолжение следует.