Я мог бы в нескольких словах описать нравы, царившие в это время в Аду. Если бы читатель захотел подробнее ознакомиться с тем, как именно весь персонал исполнял свои обязанности, я могу только сказать, что во время заключения всех приговоренных в Аде были составлены списки, в которых для каждого была установлена определенная работа. Каждый должен был заниматься определенным делом и, таким образом, мог получить возможность развлекаться, общаясь с другими заключенными.
В этом отношении, признаться, мне есть, что сказать, так как мне приходилось стоять рядом с отдельными сотрудниками. Некоторые из них - и это доказано моей памятью - были людьми удивительно плохими, которым я никогда не доверял, и я порицал их за это и всегда предостерегал от общения с ними других. Это было в то время, когда почти все заключенные были освобождены, но в качестве свидетелей против меня продолжали выступать некоторые из них. В отношении этих лиц по прежнему было весьма мало прогресса, но зато возникло много трудностей в моем отношении к ним. Во - первых, они не признавали подлинности моих показаний и не желали обращаться ко мне за помощью. В определенные часы я вызывал их и, когда они появлялись, задавал им много вопросов, получая возможность заглянуть в их души. Они как бы не принимали меня всерьёз.
Эта враждебность приводила меня в уныние, но ещё печальнее было то, что однажды я уже имел возможность доказать своё мужество, приказав одному надзирателю нанести мне несколько ударов хлыстом. Мне не хотелось больше подвергать себя этому наказанию, но я не мог больше ждать - мне нужно было сделать это для остальных заключенных. Теперь мне казалось, что тот ужасный человек будет вечно жить в моем воображении. Но по причинам, к которым я вернусь ниже, я не стал этого делать.
Я очень сомневаюсь, чтобы когда - либо понадобилось повторить подобный опыт, но позднее я оказался в очень затруднительном положении, пытаясь компенсировать свою "безупречность".
Однажды я получил сообщение, которое, казалось, было самым подходящим мне в этом случае. Мне было предложено при встрече с надзиравшим, чтобы он предъявил мне обвинение, касающееся моей дружбы с одним из его коллег. Я не мог себе представить, что такое заявление может быть сделано после того, что он уже сделал, поскольку я не нарушил ни одного закона. Поэтому я считал, что этот на