От редактора:
Здесь я буду публиковать лучшее из документальной книги "Вира якорь!", автор которой - мой папа, Егоров Владимир Николаевич - штурман дальнего плавания, капитан-лейтенант запаса, в советское время ходивший на Кубу, в Индию, Африку, Сирию и многие другие страны, переживший такие приключения, по которым можно снимать блокбастеры, спасший за годы своей работы множество жизней и неоднократно спасавшийся сам.
Читтагонг. Часть 25
Но все в жизни в конце концов заканчивается, даже Читтагонг. Нам уже казалось, что мы тут застряли навечно. Но как-то за обедом в кают-компании второй помощник с безразличным видом говорит капитану: «Иван Петрович, мы в принципе ночью выгрузку закончим, осталось азиатам пару танков вручную зачистить. Документы я у агента сегодня уже подписал. Можно уходить».
Мы все положили вилки, глубоко вдохнули и медленно выдохнули. Иван Петрович тоже не показал, что взволнован: «Ну, что? С утра наведем порядок на грузовой палубе, закрепим все по-походному и пойдем? Или может сразу ночью снимемся?» — «Сразу!!!» — в один голос ответила кают-компания.
Старпом заверил, что все работы по наведению порядка и чистоты команда с большим энтузиазмом проделает на ходу. Я тоже поддержал общее мнение: после выгрузки с уменьшенной осадкой мы любые местные мели пройдем даже при отливе.
Капитан с деланным равнодушием согласился на наши предложения: «Ну ладно. Раз вы так любите море — будем сниматься сразу. Владимир Николаевич, это будет на твоей вахте. Как только последние рабочие сойдут с борта, буди всех. Да пройдись с вахтенным матросом по всем закоулкам, посмотри, чтоб никто из туземцев не спрятался. А то кто-нибудь захочет контрабандой в Союз на заработки отправиться. Это у них принято».
В эту ночь никто не спал. Чуть ли не пинками подгоняли туземцев, чтобы они со своим барахлом перешли на последний сухогруз с выгруженной пшеницей. Что после них на грузовой палубе осталось — мы старались даже не смотреть, утром из шлангов всё смоем за борт. А палубу придется заново красить на ходу.
Глубокой ночью выбрали якорь-цепь. Танкер на малом ходу развернулся носом на Индийский океан и мы пошли дальше.
Моряки оглядывались на огни Читтагонга и мысленно, а некоторые и вслух, посылали глухие проклятья этому райскому месту. Месяц тропического кошмара, день в день.
Утром за завтраком у офицеров праздничное настроение. Даже чай с хлоркой стал вкуснее. Наконец-то этот кошмар кончился, идем домой. Ну, зайдем на пару суток на Цейлон в Коломбо, возьмем топливо и воду на переход. Ну, пусть еще вокруг Африки идти и дважды пересекать экватор, но все же домой!
И тут мы ошиблись в очередной раз.
Заходит в кают-компанию начальник рации. Молча протягивает капитану бланк радиограммы: «Из пароходства!» — и садится завтракать, как ни в чем не бывало. Мы насторожились: из пароходства редко приходят радостные известия, все больше пожелания новых трудовых подвигов.
Иван Петрович отодвинул от себя стакан, свернул радиограмму и положил её в нагрудный карман. Посмотрел на нас отечески погрустневшим взглядом: «Все как обычно. Дом отменяется. После Цейлона пойдем в Персидский залив за нефтью, потом в Союз на выгрузку».
Второй механик бросил на стол вилку и быстро вышел из кают-компании.
Вот так! А как все хорошо начиналось год назад: маленький «победный рейсик» на Кубу и домой!..
До Цейлона идти всего ничего — каких-то 1800 миль. Но за время рейса, да еще в тропиках корпус судна так оброс водорослями и ракушкой, что мы тащились на 15-ти узлах вместо положеных 22-х.
За 5 суток дошли до Коломбо. Это очень большой порт с огромной естественной внутренней гаванью. Я насчитал там больше шестидесяти судов, стоящих на якоре в ожидании причала.
Стали и мы на якорь где-то в дальнем конце бухты. Дело было ясным утром и ничто не предвещало беды.
И тут неожиданная радость постигла нас. Узнаем, что в этом порту у причала грузится танкер под аргентинским флагом, на котором вся команда русская из Новороссийского пароходства. Множество знакомых. В том числе и наш бывший старпом, мой приятель Юрий Иванович Афанасьев. Капитан говорит: ждите гостей, обещают приехать с гостинцами.
И точно: через пару часов подходит к нам рейдовый катер и в нем человек 15 русских моряков. У каждого нашлись знакомые на «Ленино». А Юра Афанасьев вообще родной наш человек. Его вся наша команда любила. Штурмана собрались у капитана, рядовые разбрелись по каютам со своими кампаниями.
И тут началось. Морякам только дай за рюмкой на морские темы поговорить. Тем более, что и мы, и они на родине давно не были. Да и по новым людям соскучились.
Сначала все шло мирно. Немного выпили и поговорили. Потом еще немного выпили и поговорили. А потом я понял, что начался необратимый и неуправляемый процесс. Многомесячные стрессы произвели на психику моряков вполне закономерное воздействие. Короче, почти все потеряли контроль над собой, какой-то коллективный психический срыв. Пошла неуправляемая пьянка.
Капитан понял, что ничего уже сделать невозможно. Главное избежать потерь или хотя бы свести их к минимуму.
Иван Петрович за столом жалобно-просительным тоном сказал мне: «Владимир Николаевич, ты видишь что творится!? Я тебя прошу: проследи за порядком. Сейчас бункеровщик с топливом подойдет и баржа с водой. Возьми пару практикантов, сделай все сам. А то хана! Лоцман уже на 20.00 заказан. Надо будет из порта выходить». Пришлось мне совмещать праздник с судовыми работами. Хорошо хоть практиканты из Ростовской мореходки оказались порядочными и трезвыми.
Сколько в этот день было выпито и сколь проклятий послано в адрес руководства пароходства и в Читтагонг — не сосчитать! Трезвыми оставались только пацаны-практиканты и один моторист, который принципиально не пил.
Я же применил секретный способ выживания: каждую выпитую рюмку водки запивал половиной кружки растворимого кофе. Вредно, конечно, но другого выхода не было. А здоровье было молодое, я на него надеялся.
И вот к концу дня Иван Петрович по громкоговорящей связи, которую слышно во всех каютах и помещениях судна, душевно обращается к морякам и просит всех выпить по последней рюмке, попрощаться и аргентинскому экипажу погрузиться на наш мотобот и вернуться на свое судно, так как через пару часов придет к нам лоцман и мы снимаемся с якоря и идем опять в дальние страны.
Мотобот пришлось спускать мне с практикантами.
Через минут 15 все собрались пьяной толпой на грузовой палубе возле штормтрапа для посадки в мотобот. В мотоботе, естественно, я за рулем и единственный непьющий моторист вместо механика.
Сначала скинули в лодку два мешка ржаной муки в подарок аргентинскому экипажу. Больше подарить было нечего. А они соскучились по черному хлебу.
Потом моряки начали со слезами прощаться, обниматься и поодиночке сползать по штормтрапу ко мне в мотобот. Я был относительно трезвый и заметил, что почему-то кое-кто из наших моряков тоже прощально обнимаются с товарищами и лезут в лодку. Иван Петрович тоже это заметил и пытался вернуть своих, но моряки его успокоили: мол, мы по дороге еще поболтаем и поможем им донести мешки с мукой, а то они пьяные, еще утопят муку. А мешки действительно по 90 кг весом, не всякий трезвый подымет. Иван Петрович успокоился и опрометчиво разрешил помочь.
Но мне в душу закрались смутные сомнения и, пока мы шли по рейду до ихнего парохода, на всякий случай пересчитал своих в лодке. Оказалось 9 человек вместе со мной.
Пришвартовались к причалу, где грузился «аргентинец». Я только раскрыл рот, чтобы дать команду на отход от причала, но уже было поздно. Мои моряки как тараканы поползли на причал и в обнимку с «аргентинцами» пошли на их пароход и растворились во внутренних помещениях.
Юрий Афанасьев тоже понял мою растерянность и говорит: «Да не волнуйся, Володя. Они сейчас еще по рюмке выпьют и через полчаса соберутся в лодке. Пойдем ко мне в каюту музыку послушаем. Еще выпьем чуток. Когда и где еще мы с тобой увидимся в следующий раз!».
Делать нечего, пошли к Юре в каюту. Он включил магнитофон, налил коньяк по рюмкам. Но мне не пьется и музыка не слушается, на душе тревожно: лоцман через час будет на судне, надо возвращаться. А я своих людей растерял и непонятно как их собрать в таком виде.
В конце концов минут через 20 говорю Юре, что надо что-то делать, а не то будут крупные неприятности, не хочется капитана подводить. Юра понимает: «Сейчас я пойду на мостик, сделаю объявление по громкой, чтобы „ленинцы“ собирались у мотобота».
Я выключил магнитофон, сошел на причал и стал прохаживаться у лодки вдоль причала, ждать своих. Все оказалось не так просто. На своих ногах смогли прийти немногие. Остальных «аргентинцы» практически принесли по причалу на руках и осторожненько спустили в лодку. Подошел Афанасьев и говорит, что их капитан по фамилии Шамрай очень нервничает, что с «Ленино» Иван Петрович выходил по УКВ на связь и тоже нервничает, потому что лоцман уже пришел, машина готова, а Егоров с моряками еще пьет водку на чужом пароходе. «Так что, Николаич, давай прощаться и заводи мотобот».
Все это, конечно, было сказано нервно, но я не поддался панике. Цифра «9» твердо засела у меня в памяти. И я решил, что пока число прибывших на лодке не сравняется с числом отбывающих, никуда я не пойду. Несмотря ни на какие угрозы и приказы. А то завтра утром посреди океана окажется, что мы кого-то забыли в Коломбо — кто будет отвечать и что делать в этом случае?
Подошел капитан Шамрай. Молодой такой, весь уверенный в себе. С трудом сдерживаясь, чтобы не закричать на меня, дрожащим голосом говорит: «Владимир Николаевич! Я вас прошу! Ваши люди уже все собрались. Ваш капитан требует, чтобы вы немедленно шли на судно!». Мне пришлось все это терпеливо выслушать, но твердо ответить: «Товарищ капитан! Одного человека не хватает. Прикажите обыскать помещения, если не найдете, я сам пойду и буду искать. Но без человека не уйду. Я за этих людей отвечаю».
Шамрай скрипнул зубами, глухо прошипел: «Ну ладно…», круто повернулся на каблуках и в сопровождении Юры побежал на свое судно искать пропавшее тело. Минут через 15 тащат на руках потерявшегося моряка. Следом идет Шамрай и качает головой: «Владимир Николаевич, вы меня извините. А я подумал, что вы пьяны».
Попрощались уже без нервов и пошли мы на мотоботе искать свой пароход.