— Правда, — подтвердил Венька, и все почему-то смеялись. Это была шутка, не больше.
Выразился Николай Александрович очень точно. Ему не надо было, чтобы Венька играл с детьми. В его программе была роль с детьми, в семейном театре, без всяких вопросов, просто в силу естественного положения вещей.
А Маша, которой он все время мешал, наверное, не в плане режиссуры, а в чисто бытовом, чтобы не попортить ей нервы, поэтому и не хотел ее пока брать, была ему нужна, как жена. Отношениями с семьей он не занимался, но и не уходил совсем, был пока ее крестным отцом. И если для Елфимовой, играющей маму этого племянника, это был легкий выход из положения, то в отношении Павла и Машеньки это было неслыханной дерзостью. Они, к счастью, поняли это только на концерте, когда, под нестройные аплодисменты, Николай Александрович протягивал Юлечке цветы и поздравлял ее с рождением дочери. До этого они сидели за кулисами, Маша плакала, и ему пришлось ее утешать. И вдруг Павел говорит:
— Я тоже хочу ребенка!
Ему, конечно, это тоже было непросто: вчера он уехал ночью с Марусей и впервые перед ее отцом был невесел. Но не держать же его за руки и не увещевать:
«Подумай, Павлуша, ты сам не хочешь!»
Впрочем, он знал, что это не повод для того, чтобы шутить: его характер был очень тяжелым, и Маша знала это.
Как же так — такая жена, и не хочет ребенка?
А он сказал:
— Он теперь папа! И папа большой!
Николай Александрович так и застыл. Ему показалось, что он попал в тюрьму, с той только разницей, что там он мог быть невидимым, здесь все открыто, и он вдруг почувствовал себя маленьким, беспомощным, беззащитным. В первый раз за все время, что они знали друг друга.
Через полгода они поженились, жили сперва у Павла, потом в квартире Николая Александровича, которому, в свою очередь, эта квартира уже приелась. Маша взяла дополнительную нагрузку — сначала в качестве концертмейстера в его группе, а потом «резервистом», третьим человеком в группе — и снова стала заниматься студийной работой. А Павел писал сценарий нового фильма, где игра