Часть десятая.
Все наши родные со стороны отца чем-то были привязаны к Москве, как правило летом трудились в деревне, а на зиму уезжали на сезонные работы в Москву. И это как-то спасало нас от жалкого существования. Две тетки работали в аптеках провизорами, дяди учителями и сов.служащими. Так что в лаптях нашему роду ходить в этом столетии пришлось только во время покосов. Удобнее обуви, как говорил отец, для покосов и не придумаешь - и не колко и не скользко.
Жизнь в разлуке с мужем в зимние месяцы матушке показалась неудобной, да и отец был не прочь заложить лишнюю рюмку и в один прекрасный осенний день подалась она с нами и кучей одежки к своему законному супругу в Москву.
В Москве жизнь показалась легче провинциальной, здесь живи на жалованье и не нужно возиться со скотиной, пахать, сеять, убирать. Так мы и застряли в Москве, в подвальной комнате с электрическим освещением. Раньше у нас были только керосиновые лампы и только семилинейные, они меньше забирали керосина.
Гости из Москвы
Жизнь в провинции протекала тихо и спокойно. Большим событием для меня и моих сверстников был приезд гостей из Москвы, который обычно сопровождался раздачей малышам незатейливых подарков в виде леденцов, пряников или баранок, нанизанных на мочальный обрывок. Эти подарки доставляли нам детям столько радости, что мы готовы были днями не отходить от приезжих.
Но кончались пряники и леденцы, и кончался наш интерес к москвичам, которые постепенно включались в провинциальный ритм жизни небольшого городка с колокольным звоном трех церквушек по воскресным дням.
Хорошо помню приезд из Москвы на побывку в деревню Сергея Степановича Широкова, того который любил проделывать шутки с зеркалом в руках перед московскими модницами.
Был летний теплый солнечный день, надо полагать накануне или за несколько дней должен быть какой-то престольный праздник, то ли Троицын день, то ли Петров день, а по тем временам эти дни отмечались всенародными гуляниями с плясками, с песнями и конечно драками после возлияния горячительных напитков. Гостю не терпелось попасть в Костино, там к престольным праздникам выгонялся первач и в предостаточном количестве.
Во дворе у нас в городе стояла бричка о двух высоких колесах и маленькая злая лошадка типа монгольской пони. Эта лошадка кусалась и лягалась так, что дающий ей корм и то боялся ее коварства. Единственный человек, которого слушалась эта лошадка, был мой родной дядя, младший брат моего отца. Он был, как мне помнится в Москве, а его лошадка по воле судеб оказалась у нас во дворе без привязи и в конец одичала. Мы боялись выйти во двор. Сено бросали из-под крыши, не слезая с чердака, поили, выливая воду незаметно, когда она стояла в другом конце двора.
Короче говоря, это была не лошадь, а дьявол на четырех ногах по прозвищу Шурка. На этом дьяволе и решил добираться Сергей Степанович в бричке до деревни Костино, до которой было около двадцати верст.
Изрядно выпив горячительного перед отъездом, он к нашему удивлению спокойно эту лошадку, без всякого с ее стороны сопротивления взнуздал и поставил задом к бричке, пытаясь надеть на нее хомут. Хомут на ее голову не лез, так как он пытался одеть его без поворота.
Мы поняли, что гость запрягает лошадь впервые и вволю посмеявшись, помогли одеть хомут. С большим трудом засупонили его, так как он тоже не знал как это делается. Короче говоря, нам удалось запрячь Шурку в бричку и она начала выделывать свои штучки, пытаясь то укусить, то лягнуть кого-нибудь из нас. Усадили окончательно захмелевшего гостя в бричку. Застоявшаяся лошадь опрометью бросилась в открывшиеся ворота и понесла как вихрь по городу нашего гостя и мы поняли, что в сторону деревни Костино, так как она не спутала ни одного переулка, по которым ранее маршировала из города в деревню и обратно.
Очень умная лошадка, как рассказывал нам потом Сергей Степанович, редко когда в гору переходила на шаг, она с таким темпераментом спешила домой в деревню, что наш гость прибыл на место быстрее, чем он предполагал и остановилась только тогда, когда бричка поравнялась с крыльцом и кто-то не подхватил ее за узду.
Эта норовистая лошадь доставляла в хозяйстве много хлопот, когда не было дома ее истинного хозяина, она могла везти воз туда, куда ей хочется, а не туда куда нужно. Причем, когда ей хотелось, она могла хорошо груженый воз везти рысью, а иногда с пустым возом шла как мертвая и никакие понукания, брань и кнут делу не помогали. Зная этот ее нрав, мы с этим смирились. Ее истинный хозяин ее любил за ее норовистость . Когда вожжи были у него в руках, свой норов она проявляла редко.
Продолжение следует...