Нет такого слоя эмоционального резонанса, в котором не выделялась бы последняя особенность Сэма Мендеса. Триллер Первой мировой войны, хвастающийся драматической уверенностью Мендеса , прибитого гвоздями в Skyfall и почти потерянного в Spectre , 1917 год быстро берет в заложники сердце и отказывается освобождать. Он электрический, разрушительный и заряжен глубоким чувством абсолютного ужаса войны. То, что эта история исходит из первоначального опыта собственного деда Мендеса на Западном фронте, имеет первостепенное значение. Это имеет для него искреннее значение.
"1917 год" - это на самом деле усеченное название. Точнее, фильм Мендеса должен был бы называться "6 апреля 1917 года", поскольку действие происходит почти полностью в реальном времени и именно в этот день. Более того, 1917 год он представлен так, как будто запечатлен в единственном, полностью неотредактированном кадре. За исключением одной или двух вспышек черного, каждый сделанный разрез незаметно сплетается в тонко достигнутое целое. Эффект удивительно увлекателен и управляется достаточно разумно, чтобы избежать обвинений в трюкачестве, которые обычно обрушиваются на такие творческие решения. Камера Роджера Дикинса, прекрасно смонтированная, пронизывает все виды травм, от мух, роящихся вокруг мертвых лошадей, до колючей проволоки, брошенной на ничейной земле. Существует очень мало фокуса: это просто то, как это есть и как человек воображает, что это было замечено.
С этой целью фильм не для слабонервных. На каждом шагу трупы вырываются из завалов земли и щебня, отчаянно пытаясь найти помощь, которая никогда не придет. В тональности фильма тоже есть парадигмы тщетности. Если заговор касается доблести двух молодых людей, доставляющих приказы по аду ничейной земли, то только для того, чтобы предупредить, что враг впереди слишком силен, чтобы его можно было победить. В самом деле, когда нас ведут через немецкие окопы и укрепления, британская инфраструктура бледнеет по сравнению с ними: "даже их крысы больше наших". И все же надежда погаснет. Должно быть. Позже под отдаленный звон церковных колоколов завершится рассказом о грязной путанице Эдварда Лира. Вопль из церкви, которая все еще пылает и рушится.
Гораздо больше, чем сумма его технических достижений, 1917 год отлит с равным щегольством. Джордж МакКей (там, где соприкасаются руки ) и Дин-Чарльз Чэпмен (ослепленный светом ) возглавляют их младшие капралы Уильям Шофилд и Томас Блейк, один озлобленный и настороженный, другой все еще с оттенком грубой наивности, которым суровый генерал Колина Ферта Эринмор поручил выследить полковника Маккензи (Бенедикт Камбербэтч) и доставить предупреждение. Воздушная разведка показала, что очевидное отступление немецких войск с участка Западного фронта-всего лишь ловушка, чтобы привлечь союзников к новой линии Гинденбурга. Перерезав все телефонные линии, поставив на карту 1600 жизней и приближаясь к рассвету, Шофилд и Блейк должны были отправиться в путь пешком. Шансы не в их пользу, и когда трагедия все-таки случается, она наступает гораздо раньше и более жестоко, чем можно было ожидать. В этом нет ничего традиционно голливудского.
То, что старший брат Блейка (Ричард Мэдден) стоит среди тех, кому грозит опасность, только повышает ставки. Подобно спасению рядового Райана перед ним, 1917 год-это история дихотомической перспективы. Это история как о более широкой угрозе миру, так и о весьма своеобразном стремлении спасти только одну жизнь. В отличие от Райана Спилберга однако здесь очень мало места для сахарина. Конечно, звездная партитура Томаса Ньюмана играет не для сентиментальности, а как гонщик пульса и откровенный стопор сердца. Развернутый в единстве с бездыханным импульсом Мендеса, эффект безжалостно пленителен и существует в одной из самых захватывающих, самых ненасытных съемочных площадок кинематографа. В наши дни блокбастеры тратят миллионы на создание полностью воображаемых миров, но зрители больше не восхищаются способностью кинематографистов достичь этого. С его скребущим глазом на песок земли и реалистическим мраком, 1917 это, однако, за пределами понимания.
Можно только представить себе хореографию, позволившую достичь столь технического подвига, но свидетельством мастерства Мендеса является то, что он никогда не отвлекается от силы своего повествования. Это, прежде всего, прекрасный и ужасающий триллер. У тебя просто дух захватит.