Юта Арбатская (cпециально для Большой Ялтинской Энциклопедии)
В конце XIX – начале XX века Южный берег Крыма стал местом паломничества не только русской аристократии и буржуазии, но людей творческих, по-настоящему гениальных. Среди них была особая каста - художники. Их любование южными красотами отразилось в сотнях полотен. Можно назвать десятки имен, прославивших Ялту и близлежащие окрестности в живописных работах: К. Боссоли, Н.Г. Чернецов, Ф.И. Гросс, Ф.А. Васильев, Ю.Ю. Клевер, И.К. Айвазовский, М.П. Латри, В.Д. Орловский, И.Е. Крачковский, А.И. Куинджи и многие другие. Однако никто не сравнится с Константином Коровиным по количеству написанных картин, посвященных крымским розам.
«В Крыму, в Гурзуфе, у моря, я построил себе дом в четырнадцать комнат. Дом был хороший. Когда вы просыпались, то видели розы с балкона и синее море.… С террасы были видны Одалары - две большие скалы, выступающие из моря, - «пустынные скалы». На скалах этих никто не жил. Только со свистом летали стрижи. Там не было ни воды, ни растительности». Название своей даче Коровин дал несколько необычное для Крыма – «Саламбо», в память о только что удачно оконченной работе над декорациями к балету А. Ф. Арендса «Саламбо» по одноименному роману Г. Флобера.
Двухэтажная вилла была построена на месте бывшей харчевни и своими четкими геометрическими формами свидетельствовала о наступлении эпохи конструктивизма в архитектуре. На протяжении 1910-1917 годов художник подолгу жил на гурзуфской даче. Здесь он много и плодотворно работал. Им были написаны «Портрет Ф.И. Шаляпина» (1911), «Гурзуф вечером» (1912), «Пристань в Гурзуфе» (1912), «Гурзуф» (1915), «Базар цветов в Гурзуфе» (1917), «Гурзуф» (1917). На даче «Саламбо» бывали И. Е. Репин, В. И. Суриков, А. М. Горький, А. И. Куприн, Д. Н. Мамин-Сибиряк, Ф. И. Шаляпин. В доме было весело и оживленно от многочисленных гостей.
В мастерской Константина Алексеевича стояла старинная темно-красная мебель, стены были отделаны коричневым деревом. На балконе мастерской Коровиным написано несколько известных этюдов – «Балкон в Крыму», «На террасе», «Вечер. Интерьер» и другие. Коровину хорошо работалось в Гурзуфе. С восходом солнца он писал утренний этюд, после завтрака уходил работать над дневным, и в сумерках приступал к третьему - вечернему. Вечерние улочки, духаны и лавочки с огнями и темными фигурами особенно вдохновляли художника. И так, пока он жил в Гурзуфе, проходил почти каждый день. Вначале Коровин бывал в «Саламбо» наездами, в 1914-1917 жил почти безвыездно, уезжая только на лето. Из времен года в Крыму больше всего любил раннюю весну, когда у моря все распускалось, а на горах еще лежал снег.
Постройка Коровиным дачи в Гурзуфе совпала по времени с его новым увлечением натюрмортом. Мастер изображал букеты у окна, на террасе, комбинировал цветы и фрукты, вписывая композиции в большой прекрасный мир солнца, моря и пронзительного света – голубого, кремового, абрикосового. На гурзуфскую дачу Коровин перевез свою обширную коллекцию ваз и кувшинов. Его всегда очень заботило соответствие цветочного сосуда характеру букета. И букеты Коровин составлял для каждой комнаты сам, и крымских роз он написал великое множество. Писал розы, влажные от утренней росы, вянущие от полуденного зноя, вдыхающие вечернюю прохладу, розы в хрустале, в гладком фарфоре, в цветных кувшинах, на окне, в плетеном дачном кресле. Иногда рядом с розами появлялась стройная женская фигура, иногда фоном букета распахивался синий морской простор или чернело звездное небо, но розы всегда царили на холсте.
Розы, розы, розы... Белые, палевые, нежно-алые, густо-бордовые – чувственные и праздничные - они вытеснили прежнюю темную гамму серебристо-дымчатых тонов. А все потому, что «прекраснейший из цветков неоспорим в своем совершенстве, потому что эти царственные бутоны, эти нежные плотные свертки тончайших лепестков пленяют и воодушевляют всех. Розы разбрасывает Врубель перед троном Богоматери, роза в руке Прекрасной Дамы и черных кудрях Карменситы, роза в зубах необычайно оживленного (и невероятно - улыбающегося на виду всей улицы) Серова. И разве можно ошибиться, оттенками какого чувства переливаются крымские розы Константина Коровина?»
Коровин первый раскрыл не с чем несравнимую красоту роз, а главное – их несомненную художественную образность. Его розы потрясают безудержным, буйным темпераментом, размахом кисти и щедростью красочной фантазии. Но чего нет в его розах - так это спокойного изящества, выверенной элегантности, лирического любования. Они написаны сильно, сочно, броско.
Если внимательно вглядеться в розы на полотнах Коровина, то можно заметить, что художника интересовали исключительно чайно-гибридные сорта – полные, крупные, махровые. Пик цветения этих роз в Крыму – июнь, поэтому в июле Константин Алексеевич и не мог найти подходящую натуру. Особенно трудно было писать розы по памяти – в Москве, Петербурге, в деревне. Тем не менее, розы, воплотившие его крымское счастье, Коровин писал повсюду. Несмотря на то, что розы попадались ему в основном однотонные, мастер, обладая уникальным видением цвета, улавливал «перетекание» тонов при изменении освещения: «У меня есть два букета роз, одни бравурные, другие гобеленовые, на фоне инея». Иногда, в отсутствие живых букетов, Коровин писал бумажные розы, которые на холсте не отличишь от настоящих.
После революции 1917 года Коровин больше в Гурзуф не приезжает. Новая Россия не приняла его творчества. «Гражданин Коровин, то, что Вы нам предлагаете, не может быть принято нами, как вчерашний день не может быть принят за сегодняшний. Ваше искусство вместе с царизмом ушло в прошлое. Для пролетарского государства оно не может представлять ни ценности, ни интереса», – вещал в 1922 году Давид Штеренберг на закупочной комиссии в Третьяковской галерее, куда больного и голодного Коровина привел его коллега по Училищу живописи, ваяния и зодчества Александр Куприн. Пожилой художник был невероятно удручен таким отношением. Это и подтолкнуло его к окончательному решению – отъезду из страны, где все было родным, близким и так горячо любимым.
В Париже Коровин невероятно бедствовал, зарабатывал даже заметками в эмигрантской газете, но использовал любую возможность для живописи. И вновь рисовал розы. Коровин был уверен, что призвание художника - нести людям ощущение счастья, и не пускал в свое творчество минорные ноты, вызванные жизненными невзгодами и тоской о питавшей его искусство Родине. «Красота и радость жизни. Передача этой радости и есть суть картины, куски моего холста, моего я… У меня нет направления и нет моды – нет ни импрессионизма, ни кубизма, никакого изма. Это я, это мое пение за жизнь, за радость – это язычество. Оттого-то я люблю... искусство, дружбу, солнце, реку, цветы, смех, траву, природу, дорогу, цвет, краску, форму...» - писал художник на склоне лет в одном из писем.
Коровин скончался в Париже внезапно на улице от сердечного приступа 11 сентября 1939 года. Художник оставил после себя огромное живописное наследие, только в одной Крымской художественной галерее числится 239 его картин. Розы обязаны Константину Коровину триумфальным пришествием в высокое искусство. А они, в свою очередь, прославили великого русского живописца.
Сохранились многочисленные мемуары художника, его рассказы, а также воспоминания о мастере, написанные его современниками. Пожалуй, немало могли бы добавить к этим рассказам и четыре великолепных розы, растущие в Гурзуфе, но, увы, язык растений нам недоступен. Они – живые памятники великому мастеру. Хочется надеяться, что потомки не вырубят их, как произошло со многими розами в Крыму в последние десятилетия.
В завершение добавим, что в Германии в питомнике садовода Кордеса в год 20-летия со дня смерти Коровина появилась роза ‘Salambo’ (не сохранилась), а во Франции известным селекционером Жоржем Дельбаром в 1990 году выведена еще одна роза с таким же названием – плетистой формы. Пусть же и она станет для всех нас напоминанием о гениальном певце «царицы цветов». Возможно, когда-нибудь эта роза появится и в Гурзуфе.
О розах, парках и садах Крыма читайте на сайте Юты Арбатской и Константина Вихляева