Пантюркизм. Вчера и сегодня
Когда свежая стрела попадает не туда, внимание возвращается к луку. Такое же обращение внимания к прошлому происходит, если молодая идея терпит крах. В такой момент возникает много людей, которые хотят куда-то попасть. Причем на горбе предков. Чем старше и дряхлее предок, тем хуже для всего полигона. Машина времени выносит конечно в разные места. Одни честолюбцы попадают в совершенные дебри. Другие берут свежие примеры. Ну как свежие? Например, 100 — летней или же вековой крепости. Все говорит лишь о том, что Ревкон называет первым и вторым поколением городской культуры, первым и даже вторым поколением горожан.
Как правило, свежие горожане любят края, крайности. Они либо дремучие язычники, как и их предки собственно, либо самовыражаются самыми современными трендами. Например, европейскими. Они все вдруг начинают говорить про Европу, официально про европейский выбор, демократию, свободы. Кому не нравится свобода?
Как видим, те, кому по эволюции рефлексии положено восстать, сопротивляться культурой и поведением против универсализма и однообразия, выбирают мировую культуру, мировую систему, мировую систему ценностей. Но при этом умудряются соблюдать традиции и любить родственников. Естественно! Сегодня нет нигде некультурной дикости. Сегодня информация легко проникает во все щели, на все отвесные скалы, в каждый уголок пропасти. Ни одни уши не могут убежать от мировых новостей, тем более от мировой моды. Какая бы не была рефлексия у жителей периферии, она всегда будет пораженческая. Эти люди все до одного будут носителями комплексов. Избавится от них они могут, только играя по мировым правилам, по правилам мировых законов. Первым делом покупая чужие вещи, сделанные далеко от скал, степей и поселков (мода есть мода). Потом они будут говорить о правах человека (оставаясь на 90% традиционными людьми). То есть, они выберут сильную сторону. Они и раньше так делали.
Кто сильный, тот и прав. Это древний закон джунглей. Сегодня периферия и государства, распложенные на конце цивилизации, не смогут играть в те политические игры, в которые играли до них другие. Не смогут примерить первый костюм универсальности — равенства граждан (как французы). Не смогут набросить на голову шляпу расового превосходства (как немцы). Не смогут также надеть и платье народного социализма (как русские или ливийцы). Сегодня, в момент триумфа мирового рынка, глобализации все будут равными только в мечтах. Даже их правительства будут говорить о равенстве, о демократии, толерантности. Но все зрители будут видеть только лицемерие привычных феодалов. Ничего не изменилось внутри. Только сильно подорожали наряды.
Итак, в аграрной среде и традиционных народов, даже несмотря на обилие корейского, японского транспорта и бытовой европейской техники «атакующий» национализм может получиться только в узкой среде интеллигенции. Если их еще заинтересует власть, чиновники. По обилию людей, сбежавших их поселков в города, это обычная среда для защиты и обороны: традиционные люди очень хороши при обороне - земли, родни, родины — матери. Эти категории им понятны. Понятия демократия, свобода прав человека им не понятны, но они и видят людей, тех интеллигентов и за ними чиновников, которые хотят «атаковать» и, тоже атакуют, точнее делают вид.
Дальше разговоров за традиционным столом «атака» не идет. Так всегда было. Свой дом — своя крепость. Чужого добра такому народу не надо. Чужое всегда нужно только умной, хитрой, алчной и патриотичной интеллигенции (или тем, кто изображает ее). Тем более правительство, такое нарядное и богатое знает, в какую сторону смотреть, в какую дудку дуть. Патриоты лишь подходят в самом конце этого действа и дуют на воздух без дудки.
Национализм на цивилизационной периферии — это игра правителей в геополитику в качестве вассалов. Никто не приспособлен тут чтобы атаковать кого -либо, а мировые правители могут требовать и требуют. Взамен они могут обещать местный режим не трогать, обещают не возбуждать народ через своих платных агентов, могут не включать правозащиту. Всем людям, населению при подобной природной «обороне» хочется только материальных благ, предметов, дорогих и не очень вещей (гаджетов, автомобилей) в виде показателей престижа (традиционный народ все таки). Но «атака» может присутствовать опять же в виде слов. И дел. Если поступит приказ. Если нужны деньги, чтобы закрыть бюджетный дефицит траншем, займом. В нефтяной стране!
Все дело в том, что в этом виноваты другие «цивилизованные» господа Европы, показавшие в свое время неудачный пример, как нужно атаковать все «недоразвитые» народы.
Конечно тут же на память приходят немецкие национал — социалисты, в самом названии у которых есть сразу два вида эгалитарной деградации — национализм и социализм, то есть социализация благ только для избранной нации.
Конечно и бесспорно немцы были уже нации, именно о нации мы говорим, когда кто-то атакует и переходит границы с криками превосходства. Только нация может и хочет атаковать, только нация имеет причину гордиться собой. И только народ не может и не хочет атаковать, но хочет выживать. Потому что народы всегда зависели от элиты, от правителей. Сегодня народы вынуждают атаковать, поэтому они иногда атакует, но внутри, как это делали сначала и немцы.
Народы, этносы, племена атакуют всегда внутри, во внутрь, у них не было никогда столько сил и тщеславия. Первобытные племена тоже атаковали, но атакуют дикари от голода, а не от шовинизма. Любой народ нельзя доводить до дикости экономическим кризисом. Национализм и расизм — это уже теория, националисты всегда заявляют, а племенное чувство никогда не кричит по команде. Шовинисты, если их этнос был главным, стараются напомнить, кто они. Часто ведут себя высокомерно, часто высокомерие проявляется в неудачных местах: например, когда безграмотный слесарь или колхозница заявляет о величии. Но они никогда не действуют по команде, они раздражаются в повседневной суете по одному, оттого кажутся безобидными. Но шовинизм как и дикость может быть явлением, если эта суета овладевает массами и они раздражаются. Виноват, скорее всего, экономический кризис, который унижает традиционное население. Этот слесарь и эта колхозница не желают быть на дне, им хочется быть лучше нищих, значит выше нищих — надо кого то унизить взамен себя.
А теперь, пантюркизм!
Итак, пантюркизмом заболевают только интеллигенты. То есть отпрыски первых горожан. Это, как правило, средние интеллектуалы, которые не имеют ничего, но имеют сильное желание выделиться. Сами ничего не могут придумать: пытаются синтезировать лук до того, как он пустил ту самую злосчастную стрелу. Назовем ее пост советская.
Когда молодежь, а именно она самая делает исторические движения и инициативы и терпит убыток, на сцене всегда появляются некие старцы. Настоящие или мифические — не суть. Мифические старцы или консерватизм во всей красе - это всегда реакция. Это всего лишь свидетельство: в данный момент на полигоне нет элиты. Администрация есть, а элиты нет. Вот оттого то новая молодежь смотрит не на мишень, а на тех, кто сидит. Молодежь ищет реальные авторитеты, реальных духовных людей, которые помогут ей попасть в цель. И тогда побежит следом.
Так вот.
Пантюркизм имел и имеет прикладное значение. Как мы уже знаем по ревкону, сыновья должны когда-то восстать против отцов. Перестать смотреть на стариков, которые все время твердят, что в их время небо было голубее, трава зеленее, воздух чище, а они — молодежь все сплошь бездари и лоботрясы. Второе поколение или детки националной интеллигенции выбирает антисовок только оттого, что совок не попал в цель, а возникающие мифические старики из старых курганов их уже пугают однообразием. Первое поколение такой молодежи горожан — это зеремиды наоборот. Они выбирают мифическую древность вместе с мифическими старцами и подчиняются добровольно дисциплине или готовы подчиниться.
Таким образом, пантюркизм и пантюркисты (как и 100 лет казахи алашординцы) пугаются ислама и хотят хоть как то отвязаться от навязчивых «старцев». Пантюркизм сам по себе возник как цивилизационный модерн. И возник он снова у кочевников, но теперь уже тюрков (еще точнее тюрков огузов), а не у кочевых арабов. Возник он почти одновременно с турецкой модернизацией. Потому что Османская империя пала в 1918году. Отцом основателем пантюркизма можно назвать Мустафу Ататюрка. Нужно было искать какие-то новые мотивы для населения. Старые имперские не работали.
Новые горожане, а после распада империи и греко турецких сражений города заполнились беженцами, мелкая буржуазия, не имея базы для самореализации, хотела вырваться «из грязи» — превратиться в новую элиту. Им нужно было чем то заглушить клерикалов, найти сторонников среди всех одинаково говорящих и чем то вообще похожих людей.
Главное — это заем. Нет элиты, значит занимаем. Конечно для первых пантюркистов первые враги и ретрограды — это клерикалы. Представленные как первобытная аристократия. Кстати, аристократия всегда и везде мешает рефагам. Но турки, надо отдать должное, не истребляли интеллигенцию под корень. Поэтому имеют сегодня достаточно сильное государство.
Для современных пантюркистов в СНГ.
Этот вековой модерн также подходит. Где появляются муллы рядом с правителями, значит также атакуют. Это раздражает любую буржуазию, не только азиатскую кочевую. Они грозят лишить пантюркистов свободы и цивилизации, как они ее вообще понимают. Но самое интересное, что новые пантюркисты, эти детки незадачливых родителей интеллигентов плавают исключительно в антироссийском тренде, да так, что даже старых страхов пантюркистов вековой давности не видно. На самом деле механизм здесь таков.
Русофобия — это не прикрытие боязни радикального ислама, воти все. Это неприязнь к пенсионерам, которые представляют прошлую советскую империю. Партократы, то есть заменили тут временно турецких мулл. Но это пока, пока. Хотя правители думают, что они всегда будут управлять своими националистами. Смотря на народ, на бывших поселковых людей, они могут спать спокойно. Но это пока, пока.