... и больше туда не вернусь!
Моя первая специальность подразумевала педагогическую деятельность. Собственно, я и поступала, чтобы потом "сеять разумное, доброе, вечное". И вот в конце обучения мне, как небесталанной выпускнице, предложили вести музыку в шестом классе с дальнейшей перспективой преподавать мировую художественную культуру. Я была счастлива! В голове уже был учебный план, который включал в себя не только изучение музыки, но и живописи, архитектуры, литературы - этакий синкретический подход.
Класс мне достался очень интересный: ребята были заинтересованные, думающие, креативные, поэтому работалось легко и интересно. Мы проводили занятия на свежем воздухе, много говорили о связи музыки с другими видами искусства, и, конечно, слушали произведения гениев: Моцарта, Бетховена, Рахманинова, Баха, Скрябина.
Однако образовательный процесс - это не только аниматорство, в хорошем смысле этого слова, - был необходим и контроль. В моем случае он был весьма условный и простой до безобразия. Например, в двух столбиках написать русских и зарубежных композиторов, или написать творческую работу под музыку, передавая свои ощущения и эмоции. Как правило, такие контрольные сложностей не вызывают. Но...
В любом стаде найдется.... э... про детей так нельзя говорить - в общем, найдется. Очень смышленый мальчишка, отличник по всем предметам - вот только мой предмет невзлюбил. Не нужен он был ему - такое случается. Я особо его не доставала и в его работах пыталась найти интересные моменты, чтобы поставить достойную оценку.
Но один раз я не выдержала и поставила ему то, что он по-настоящему заслуживает - три балла. За что? За то что он откровенно решил показать мне свое пренебрежение. Он даже не скрывал, что "в гробу он видел этих композиторов". В заключение нашего недопонимания я получила листок-огрызок, где в числе русских композиторов числились (дословно) Рахманян (ну это Рахманинов с Хачатуряном подружились), Бахов (а может и правда такой есть?) и Петр Ильич Ленин (я не шучу).
Влепив юному дарованию тройку, я предложила прийти в удобное для него время и либо переписать работу, либо просто побеседовать о музыке, композиторах, искусстве в целом. Ответ меня окончательно добил (напоминаю: шестой класс): "Я к вам не приду. Вы все равно мне пятерку поставите, я иду на золотую медаль!" Вот так вот, ни больше ни меньше.
В итоге по совокупности накопленных оценок я поставила ему четверку, единственную в четверти, и... была вызвана на ковер к директору. Меня, молодого и неопытного специалиста, стали журить, мол, как так, мальчик отличник, будущий медалист и прочая бла-бла-бла. Мои возражения о том, какая может идти речь о медали в шестом классе, игнорировались полностью. Тогда я попыталась объяснить ситуацию, заверила, что не против поставить мальчику пятерку, но пусть он ко мне подойдет - что халявщиков-то растить? Директор смотрела на меня как на малолетнюю дурочку - мы говорили на разных языках.
Свою четверку я поставила в журнал - официальный документ - и была готова исправить ее на более высокую оценку при условии, что ребенок хоть немного напряжется. Но прошли каникулы, началась новая четверть, а будущий отличник так и не появился на моем горизонте. На первом уроке после каникул я открыла журнал и обомлела: поставленная мной четверка была исправлена на пятерку за подписью директора школы. Яблоко раздора сидело за партой и победоносно взирал на меня с высоты своей будущей золотой медали.
В тот же день я написала заявление.
Кстати, золотую медаль это чудо так и не получило. Нашлись еще, кроме меня, принципиальные педагоги, которые не стали завышать оценку обычной посредственности.
И теперь, когда меня спрашивают, почему я не хочу работать в школе, отвечаю: "Я не боюсь детей, я боюсь взрослых".