I
В этот приезд в Рим небо было похоже на серую тряпку. Серая тряпка три дня сочилась влагой. Город, окутанный пеленой дождя, повторял себя в темноватых отражениях на влажных камнях площадей и улиц.
Но сегодня утром грязно-серая тряпка исчезла и открылась лазурная высь. Пропала и сероватая влажная пелена, висевшая в воздухе. Город превратился в сверкающую мозаику из ярких пятен солнечного света и глубокой тени.
Я спустился к форуму Траяна. По форуму пролегали длинные тени. Две церкви близ колонны Траяна, несколько похожие друг на друга, в ярком утреннем свете представали в резком, четком и подробном контрасте света и тени. Солнце било в мрамор колонны Траяна. Мрамор искрился.
II
Этим утром мой путь лежал в Пантеон.
Люблю те мгновения, когда из лабиринта римских улиц вдруг предстает перед тобою мощная, приземистая охристо-коричневатая громада. Ротонда - так римляне называют Пантеон.
Когда-то Пантеон (во втором веке нашей эры) был сравнительно небольшой частью обширного античного комплекса, чьи основания ныне покоятся под современными римскими улицами. А Пантеон уцелел, хотя нет больше ни резного мрамора на его кирпичных стенах, ни золоченой бронзовой крыши. И многого другого. Но осталась его простая и мощная основная структура.
И поэтому именно сейчас ясно видна та идея, из которой вырос Пантеон. Что это за идея?
Это сочетание сферы, цилиндра и куба. Особенно хорошо это видно, когда находишься внутри Пантеона. Собственно, реально существуют лишь цилиндрическая структура (стены Пантеона), накрытая полусферой (его крыша).
Однако если мы мысленно впишем в это пространство не полусферу, а полную сферу, она точно поместится туда. Ну, а сфера точно помещается в куб. Архитектор же оставил лишь нужные ему элементы сочетания цилиндра, сферы и куба. А все остальное - в его (и в нашем) воображении.
В Пантеоне лишь один источник света. Это круглое отверстие в высшей точке купола. Днем через это отверстие входит сноп света, который, ударяясь о стены, превращается в зайчик. Зайчик этот гуляет по стенам весь световой день.
Долго на него можно смотреть.
Но к одиннадцати часам, набирается в Пантеон туристический люд. Надо уходить.
Покидая площадь Ротонды, оглядываюсь на Пантеон. Вижу на его стене кусочек мрамора с вырезанным на нем тонким орнаментом. Нечто похожее можно видеть на античных греческих и этрускских вазах. Кусочек этот остался с тех времен, когда весь Пантеон был одет мрамором.
III
Решил выйти к Тибру. Иду немного кружным путем. Вот и набережная.
Спускаюсь к самой воде. Там есть еще нижняя набережная, пешеходная. Народ здесь редко ходит, разве какой-нибудь местный житель прогуливает собаку.
Резво катит Тибр свои зеленовато-сероватые воды. Пробираюсь между луж и всякого нанесенного рекой мусора. Хорошо, что я в крепких резиновых ботах.
Ярко светит солнце, на небе ни облачка. И в серо-зеленом блестящем водном потоке мелькают лазоревые лоскутки.
Подхожу к руинам старого римского моста. Рядом - новый мост. Вот еще один мост, а за ним - приземистая красноватая цилиндрическая громада Замка св. Ангела.
Иду и жду момента, когда замок окажется под аркой моста.
Наконец, широкая черная арка моста повисла над громадой замка. А внизу - течение здесь небыстрое - воды Тибра медленно и без устали дробят и расплескивают красновато-серое отражение замка.
IV
Есть одна особенность кусочка нижней набережной Тибра неподалеку от Замка св. Ангела. Живет здесь вольный народец. В палатках, в домиках из картонных коробок и всякой рухляди. Огораживают иногда "свою" территорию веревками или проволокой. И у каждого жителя есть собака. И непростая.
В городе таких собак редко увидишь. Но если ходишь где-нибудь в калабрийских горах, то бывает, выходит навстречу громадный пес, по пояс тебе, и смотрит на тебя. Останавливаешься. Значит, впереди - стадо коз или овец, которых этот пес охраняет. Подходит пастух, отводит собаку и идешь дальше. Такие собаки много не лают. Ведут себя с большим достоинством.
Вот такой волкодав и известил своего хозяина о моем приближении. И даже не лаем, а каким-то рычанием. Из палатки вылез заросший бородой человек, и молча отвел собаку, взяв ее за ошейник. А я, поприветствов и поблагодарив хозяина, проследовал дальше.
Такая процедура повторилась несколько раз.
Замок св. Ангела становился все ближе и ближе.
И вот последний бивуак. Тамошняя собака, громадная черная дворняга, заметила меня издалека. И тут же начала лаять. Как-то даже особенно злобно, не как другие собаки. Наконец, на ее лай из палатки появилась статная черноволосая итальянка cредних лет в живописном, но несколько поношенном одеянии. Ее лицо носило следы былой красоты.
"Bon giorno, signora. Posso passare, prego?"- приподняв шляпу, промолвил я. В ответ на что итальянка что силы закричала: "Стелла, я тебя убью!"
Дворняга, зло сверкнув на меня глазами, нехотя повиновалась повелительному жесту хозяйки и отошла в сторону.
Я быстро поднялся наверх и смешался со снующей толпой.
"Хозяйка, значит, русская. Да и собака русская, понимает по-русски. Значит, признала во мне... своего... соотечественника? Вот и лаяла на меня не так, как другие собаки..." думалось мне.
Закончу, перефразируя одного классика: а Тибр усмехнулся.
