Аня опять плакала. Плакала и молилась среди ночи: «Господи, за что же ты нас, помоги, господи…». Андрей, проснувшись от слёзного шёпота жены, тяжело вздохнул, и, полежав немного, встал. Сна всё равно уже не было. Да и годовалая Настюха, проснувшись, защебетала что-то своё.
Всё плохо, край как плохо. Хозяйка квартиры жёстко требует денег, долг уже накопился изрядный, а платить нечем. В строительной фирме «Благо», где Андрей работает каменщиком, а по необходимости и сварщиком, последние полгода платят кое-как, время от времени выдавая небольшие авансы. Андрей насчитал, что фирма должна ему уже восемьдесят с лишним тысяч, да как их получить… Вчера хозяйка сказала: если до конца недели не расплатитесь – всё, Иванихины, съезжайте без разговоров. А уже пятница. И денег нет. И съезжать некуда.
- Андрюша, я сегодня ещё в храм схожу, помолюсь. Господь поможет, я верю…
- Сходи, Анюш, сходи, - Андрей мягко поцеловал покрасневшие от бессонной ночи глаза жены. – Бог, он всё видит, я думаю.
Впрочем, думал Андрей как раз иначе. В бога он не верил, церковь не любил, вполне придерживаясь известного изречения, что религия – опиум для народа. Аня же была набожна, церковь (храм – только так говорила она) посещала каждую неделю, постилась. Однако семейной жизни этакое божественное расхождение не мешало. Бывали споры, но не злые, без обид.
Генеральным директором и одним из владельцев фирмы «Благо» был Славка Добродеев, одноклассник Андрея. В свои тридцать Славка недурно развернулся: кроме строительной фирмы у него были пара магазинов, пилорама, хлебозавод. В городе Добродеев был на виду: депутат, благотворитель, да и с виду фасонист, на язык лёгок, - находка для местных телевизионщиков.
Джип Добродеева появился на стройке около девяти. Подождав, пока Славка переговорит с прорабом, Андрей зашёл к нему во временную контору, которая расположилась в одной из квартир на первом этаже строящегося пятиэтажного жилого дома. Коробка дома была почти готова, на нижних этажах шли отделочные работы. Андрей здесь в последнее время работал сам по себе, делал металлические ограждения балконов, справлялся один.
- Заходи, заходи, Андрюша. Что скажешь? – протянул руку Славка, не вставая из-за стола.
- Тут такое дело, Слава… Нас хозяйка с квартиры гонит. Задолжали. Мне хотя бы часть моей зарплаты получить, тысяч тридцать.
Добродеев внимательно посмотрел на Андрея, отвернулся, задумался, откинувшись на спинку стула. «Давай уже, решай, - защемило под сердцем у Андрея, - наверняка есть деньги, что тебе эти тридцать тысяч…».
- Андрюша, я вот что-то не пойму, - учительским тоном заговорил Славка. – Ты парень толковый, грамотный, я знаю. Ты не те дебилы, что рвут на себе рубахи, требуя бабки. Ты же должен понимать, сколько труда стоило мне пробить этот объект, во что мне обходится техника, материалы. А сколько я потерял, когда каменщики из-за денег забузили, простой был, пока я новую бригаду нашёл? Мы из графика выбились, а график – это деньги, ваши деньги, Андрюша. И я ещё раз говорю – будет сдан дом – рассчитаюсь со всеми. А до того – извини, выход один: работать надо, Андрюша, трудиться. Пахать надо, Андрюша, па-хать. Как я пашу. Ты знаешь, как я кручусь? Сплю лишь четыре часа в сутки. И квасить мне некогда, как некоторым работничкам. Понял, Андрюша?
«Ну и сука же ты, Славка», - только и подумал Андрей, закрывая за собой дверь конторы. Стало совсем тоскливо. Кое-как доработал до обеда. Обед был с собой – бутерброды, бутылка молока. Обедал Андрей обычно не в бытовке-вагончике, а на улице, благо июнь на дворе. Нехотя съел принесённое. Было жарко, потянуло в тень. Да и вообще хотелось куда-нибудь забиться, чтобы никого не видеть, ничего не слышать, отойти, собраться с мыслями – деньги надо как-то найти до понедельника.
Забился Андрей в одну из квартир первого этажа, войдя туда через незапертый балкон, подняться на который помог рядом стоящий поддон кирпича; в комнату, куда временно свалили утеплитель, - самое то, есть на чём полежать. Вход в квартиру закрыли, про балкон, видимо, забыли. Соорудив из нескольких пачек утеплителя лежанку, вытянулся во весь рост и вскоре задремал, - бессонная ночь дала о себе знать.
Проснулся от звука открываемой двери и голосов в соседней квартире. Говорили двое. Один голос был Добродеева, второй Андрей тоже узнал, немного погодя, - Рома Мельниченко, компаньон Славки, порой заглядывал на стройку. Тут Андрей вспомнил, что за межквартирной перегородкой находится контора Добродеева.
Стена между квартирами состояла из двух перегородок с воздушной прослойкой между ними. Перегородки сделаны из панелей, производство которых наладил местный деревообрабатывающий комбинат: плиты на высоту этажа, метровой ширины, толщиной восемь сантиметров, вполне посильные для установки вдвоём. Между собой панели скреплялись металлическими планками на саморезы, к капитальным стенам перегородка крепилась уголками, парой-тройкой уголков крепили стену и к перекрытиям. И со стороны той квартиры, где был Андрей, вторая перегородка осталась недоделанной, - не хватило пары панелей, а когда панели привезли, то квартира была уже завалена утеплителем, так что оставили до поры.
Андрей лежал как раз в том месте, где была лишь одна перегородка, так что вполне разбирал разговор. А осторожно придвинувшись к стене, смог и видеть обоих компаньонов, - одну плиту при установке, видимо, поправляли с помощью монтажки, и в панели осталась вмятина-глазок.
- Так сколько, ты говоришь, в твоём ящике? – спросил Ромка, показывая на простенький сейф, что стоял около стола.
- Без малого три с половиной, - ответил Славка.
- И у меня два лимона с копейками, - Мельниченко вынул из небольшой сумки-портфеля плотно свёрнутый целлофановый пакет, бросил на стол, уселся, закурил. – Ну что, давай решать, сколько Бобику дадим? Я всё же предлагаю пожёстче с ним. Договорились на два – ну и получай. А то три ему захотелось.
- Нет, Рома, придётся дать ему три, - Славка длинно выругался. – Сам знаешь, через Ярового бабки даём, у того там свой процент. А с Яровым вязаться - себе дороже, натравит ещё своих отмороженных качков. Ты же в курсе, что он на меня давно косо смотрит, на хлебозавод глаз положил.
- Эх, Слава, когда, наконец, бизнес в России сможем вести цивилизованно, без бандосов, - вытянулся на стуле Мельниченко. – Кстати, работяги твои бабки поди просят. Дашь?
- Перебьются, - отмахнулся Славка. – Есть дела поважнее. Сам знаешь, если тот участок сейчас не возьмём, - пожалеем очень, там бизнес верный.
- Это точно, - Ромка встал, потянулся. – Слушай, давай съездим, пожрём. А то кишки сводит. Брось пока бабки в ящик твой, потом всё заберёшь.
Андрей видел, как Добродеев положил пакет с деньгами в сейф, закрыл его, ключ сунул в карман куртки.
- Куда поедем, - спросил Добродеев.
- Давай куда поближе, дел полно, - Мельниченко посмотрел на часы. – У тебя встреча с Яровым когда? В три. Ну, расскажешь потом. Мне к двум в Соколово, разборка предстоит.
- Серьёзное что-то?
- Воруют мужички. Цемент пропал, доски почти куб… Наказывать буду.
- У меня тут тоже , чувствую, подворовывают. По мелочи. Но если поймаю – хоть гвоздь украл, - всё, свободен, и про деньги забудь. Так им сразу и объяснил. Жёстче с ними надо, иначе не понимают.
- Это ты правильно заметил. Быдло, оно и есть быдло. Давай, двинем уже, конкретно жрать охота. Да сними куртку, жара на улице.
Добродеев снял куртку, бросил на стул. Шаги по комнате, коридору, щелчок замка запираемой двери. Ушли.
Минуты три Андрей лежал недвижимо, придавленный услышанным. Разговор компаньонов для него загадкой не стал. Бобик – это Бобков, чиновник областной администрации, ведающий распределением земельных участков, и ещё чем-то. Яровой – известный боксёр, владелец клуба единоборств и ресторана в центре, личность в городе почти легендарная. Попасть в немилость к Яровому было настоящей бедой, поскольку у того в подчинении был отряд надёжных бойцов, для которых отработать на каком-нибудь человечке некоторые приёмы рукопашного боя было просто усладой жизни. К тому же родной брат Ярового был мэром города, а прокурор области женат на его сестре. Так что завязки Добродеева и Мельниченко с Бобковым и Яровым Андрей вполне понял, догадался.
Но самое главное, что понял Андрей – за стенкой в сейфе лежит пять с половиной миллионов рублей, и ключ от сейфа в кармане куртки, что на стуле рядом с сейфом.
Шальная мысль сначала бросила в холодный пот. Но успокоился, обдумал, решился, и дальше всё делал чётко, размеренно, ни разу не сбившись на суету.
Посмотрел на часы – двадцать восемь минут первого. С балкона выглянул на улицу – никого, только из-за торца дома, где стояли не видные отсюда бытовки, доносились оживлённые голоса – мужики резались в карты. Вышел, поднялся на второй этаж – к своему рабочему месту. В карманы спецовки сунул отвёртку, плоскогубцы, горсть саморезов, чистые рабочие перчатки. Затем взял шуруповёрт, монтажный ломик, не спеша вышел из подъезда. Огляделся. Никого. Вернулся в комнату-склад, плотно прикрыв балконную дверь.
Весь крепёж первой, доделанной, перегородки находился со стороны склада. Вторая от наружной стены дома панель была не закреплена к перекрытию. Отсоединил её крепление к первой панели, выкрутив саморезы, - осторожно, на малых оборотах, чтобы не слишком шумел шуруповёрт. Затем монтажным ломом снизу помалу отодвинул край панели внутрь сантиметров на тридцать. Тонкие планки, крепившие вторую панель к третьей, позволили это сделать, согнулись. Протиснулся в контору.
Контора была одновременно и складом, - вдоль межквартирной стены в беспорядке стояли раскрытые коробки с различным крепежом, монтажной пеной, краской. Перешагнув через стоявшую у самой стены коробку, по замусоренному, затоптанному бетонному полу подошёл к сейфу. Одел чистые перчатки, достал из кармана куртки ключ, открыл сейф. Пакет, что принёс Мельниченко, лежал на верхней полке, на нижней, поверх разных бумаг, лежал ещё один, не свёрнутый. Бросил верхний пакет в нижний, запер сейф, положил ключ в тот же карман. Затем, оставив пакет на столе, прошёл из комнаты на кухню, под окном которой у стены лежал штабель досок высотой почти до низа проёма. Открыл створку окна. Отвёрткой расковырял створку, плоскогубцами согнул запорные защёлки. Прикрыл окно, вернулся в комнату, забрал пакет, протиснулся обратно в склад.
Так же бережно задвинул панель на место, аккуратно закрутил саморезы в старые гнёзда, но саморезы другие, длиннее, чтобы держали. Затем уложил утеплитель так, как он лежал до обеда. Взглянул на часы – двенадцать сорок шесть. Осторожно выглянул на улицу. Никого.
Засунув ломик и шуруповёрт под поддон с кирпичом, прошёл к торцу дома, противоположному тому, где стояли бытовки. Там, сложенные в стопку, лежали пять плит перекрытия, нижняя была полностью завалена грунтом. Осматриваясь, ногой разрыл грунт, затем быстро запихнул пакет в пустоту плиты, пригрёб грунт обратно. Отошёл к забору, ограждавшему стройку, упал на островок травы.
И тут Андрея взяла мелкая, противная дрожь, пошёл пот, сердце билось как отбойный молоток.
Народ начал шумно расходиться по местам, загремел по рельсам кран. Андрей лежал, не двигаясь. Подошёл прораб, Николай Петрович, грузноватый мужчина под шестьдесят лет.
- Андрей, ты чего не работаешь?
- Да задремал… Сейчас, глаза протру… Слушай, Петрович, уйду я. В понедельник пойду другую работу искать. Достало уже, денег нет и нет.
- Вот те раз! – вскинулся обычно спокойный Петрович. – И ты уходишь. Теперь ещё и сварного искать…
- Найдёте.
- Найдёте… Легко сказать. Толковые работники сейчас наперечёт. А ты толковый, с тобой работать одно удовольствие. Хотя – понимаю я тебя. Ладно, делай как знаешь. Ты сказал, я услышал. Но подумай.
Когда Добродеев появился после обеда – Андрей не видел. Но где-то полтретьего на стройку влетел его джип, за ним – машина полиции, из которой вышли трое в форме и один в штатском. Минут через десять Андрей услышал за спиной заполошный голос Петровича:
- Андрюха, быстро вниз, к прорабской. Общий сбор.
- А что случилось?
- ЧП у нас. Давай быстрей!
Андрей некоторое время стоял, сжав кулаки, стиснув зубы, - отгоняя страх. Собрался, и дальше был уже спокоен до конца.
Прорабская – небольшой вагончик, стояла рядом с двумя бытовками для рабочих. Когда всех собрали, Добродеев, до того мрачно наблюдавший с одним из полицейских как собираются работяги, заговорил, срываясь на крик:
- Всем внимание! Сегодня, во время обеда, какой-то урод забрался в мой офис здесь и украл все деньги, которые я приготовил для выплаты вам зарплаты. Если этот дебил среди вас, то очень и очень прошу его сознаться и вернуть украденное. В этом случае обещаю – под суд он не пойдёт. Иначе – ведь всё равно найдём – он сгниёт в тюрьме. Или, может, кто чего заметил? Ну, говорите!
Народ ошарашенно загудел на разные голоса. Кто-то громко спросил:
- А много пропало?
- Много. Вся ваша зарплата, все долги я вам собирался сегодня заплатить.
- Ого! – один из каменщиков громко выругался. – Так теперь, получается, денег мы вообще не увидим?
- Если не найдём вора, то да, в ближайшее время никаких денег не увидите, где же я их сейчас возьму. Хотя, конечно, буду изыскивать…
Добродеев помолчал, потом, приложив правую руку к груди, сказал проникновенно, не торопясь, проговаривая каждое слово:
- Мужики, я же к вам со всей душой. Меня совесть мучила, что у меня долги перед вами. И вот когда я собрал деньги, чтобы с вами расплатиться, - а это стоило мне немалых трудов, - тут такое… Ну неужели это кто-то из вас?
«Здорово врёшь, убедительно, - подумал Андрей. – Далеко пойдёшь, Слава, если не прибьют по дороге».
Подошёл тот, что в штатском, представился следователем. Попросил не расходиться и заходить по одному в контору Добродеева для беседы.
На вопросы Андрей ответил коротко, глядя в лицо следователю: обедал там-то, потом уснул, посторонних на стройке не заметил. Добродеев сидел в стороне, слушал. Когда следователь закончил, Славка выпрямился, как - будто хотел спросить о чём-то. Но не спросил.
Практически никто уже не работал, обсуждали случившееся. Андрей, незаметно забрав спрятанные ломик и шуруповёрт, для виду повозился с ограждением. Подошёл прораб. Спросил безнадёжно:
- Выйдешь в понедельник?
- Нет, Петрович, я же сказал – ухожу. Сам знаешь, заявление мне писать не надо, я тут без оформления, как и все.
- Да знаю, знаю. Только учти: уйдёшь, зарплату свою уже точно не получишь, не надейся.
- Я и не надеюсь.
- То-то и оно. Ладно, сворачивайся. Чувствую, в понедельник я один на этой стройке буду.
«Так Добродееву того и надо», - хотел сказать Андрей, но промолчал. Всё просто: после громкого заявления, что зарплату украли, и потому её не будет, большинство работяг, потеряв всякую надежду, уйдут, освободив Славку от постоянного зудения о деньгах и саботажа на этой почве. А Славка наберёт других, которые ещё не знают, что их кинут - с работой в городе напряг, а уговаривать, обещать Славка мастер – и стройку завершат. Впрочем, что об этом говорить Петровичу, он и сам всё прекрасно понимает.
Балкон, на котором работал Андрей, был с того торца дома, где лежали перекрытия. Отсоединив от сварочного аппарата кабели, Андрей сбросил их вниз, на плиты. Забрав аппарат и ящик с инструментом, отнёс их к прорабской. Затем вернулся к плитам, снял куртку и стал не спеша сматывать кабели, осматриваясь, и потихоньку отгребая ногой грунт в том месте, где были спрятаны деньги. И, выбрав момент, быстро достал пакет, завернул в куртку.
Вагончик-прорабская был разделён коридорчиком надвое, в одной стороне была каморка Петровича, в другой – склад инструмента. В коридорчике Андрей и переодевался, поскольку в бытовках тесно, места не хватало. Вместе с ним переодевался экскаваторщик, он уже ушёл.
Петрович был на месте. Андрей вошёл, положил куртку на пол коридора, всё остальное занёс в склад. Затем уложил пакет с деньгами в рюкзачок, в котором носил на работу обед. Переоделся. Футболку, рубашку, трико, что одевал на работе, запихнул в рюкзак. Заглянул в конторку:
- Петрович, всё в складе. Ну, я пошёл.
- Давай, Андрей, счастливо.
- И тебе, Петрович. Бывай.
Домой не поехал. Сел на автобус до окраины, где поодаль от шоссе кучковались гаражи. Один из гаражей был Витьки Болташова, давнего приятеля. Он построил себе новый, ближе к дому, а этот пытался продать. Но не брали: место неудачное – весной подтапливало, да и плохонький был гараж – маленький, без кессона. И пока не продал – отдал пользоваться приятелю: Андрей поставил там свою старенькую «шестёрку, которая уже три месяца так и стояла – не на что ремонтировать.
Деньги не пересчитывал. Взял сорок тысяч, затем ссыпал всё в один пакет, вложил в другой и спрятал в багажнике среди канистр, разного инструмента и всякого тряпья.
Дома встретил тревожный взгляд Ани:
- Что так долго, Андрюша?
- А, волнуешься за мужа, - улыбнулся Андрей. - Правильно. Жена да убоится за мужа своего.
- Да ну тебя. Серьёзно – случилось что?
- Случилось, Анюш. И – хорошее. Добыл я денег хозяйке. Валька Гараничев, сослуживец, помнишь, я о нём говорил как-то, дал взаймы. Сказал: отдашь, как будут. Он сейчас при деньгах. А в понедельник пойду новую работу искать.
- Почему? Тебе же столько должен Добродеев. Уйдёшь – и ничего не получишь.
- А хоть и останусь – всё равно ничего не получу. У Добродеева сегодня деньги украли. Много. Теперь точно ничего не дождёмся. Схожу на ремонтно-механический, там, говорят, сварщики нужны, и платят исправно. Не горюй, Аннушка, пробьёмся. Видишь, и Настюха так же считает, улыбается, - Андрей обнял жену, приподнял, закружил. Настя, увидев это, залилась смехом.
- Я верю, Андрюша, верю, что у нас всё будет хорошо. Господь, он всё видит, - утирая набежавшие слёзы, прошептала Аня.
Во вторник вечером заскочила поболтать Вера – заводная, языкастая землячка Ани, выросли в одной деревне. Муж у неё работал в полиции, оттого Вера была в курсе разных криминальных новостей, которыми со смаком делилась с Аней, а попутно и Андреем.
- Так, Иванихины, вы тут сидите в своей берлоге, ничего не ведаете про напасти в нашем городе, - с порога включилась Вера. – Андрейка, простенький ты наш, ты хоть знаешь, что у твоего ненаглядного шефа, Славика Добродеева, в пятницу пять лимонов спионерили?
- Эка удивила, - засмеялся Андрей. – Да об этом уже весь город знает. Слабеешь, подруга, новость твоя второй свежести.
- Да что ты говоришь! Свеженькое ему подавай! Ну, вот тебе свеженькое: пропал твой Славик. Вчера вечером его потеряли, никто дозвониться не мог, а ночью машину нашли за Октябрьским парком. Пустую. А Славика нет нигде. И до сих пор нету. Вот так.
- Это уже интереснее, - постарался быть невозмутимым Андрей.
- То-то. Анечка, чай поставь, я тортик прихватила. Настенька, золотце, привет. Ух ты, какие мы большусенькие стали. И ножками топ-топ. Молодца. Ну, иди к тёте Вере.
- Так серьёзно - пропал Добродеев?
- Пропал, Андрюша, пропал. Испарился.
- Странно…
- Как сказать. Есть тут одно объяснение.
- И какое? Инопланетяне?
- Шуточки ваши неуместны, Андрей Николаевич. Дело-то серьёзное. Вот скажи-ка мне, кто, по-твоему, мог этот мешок денег у Добродеева слямзить?
- Кто, кто… Да кто угодно, - и помедлив, с улыбочкой, - да я, например.
- Ой, рассмешил. Аня, слышишь, муж твой признался сейчас, что это он Добродеева ограбил.
- Вот как, - засмеялась Аня, выйдя из кухни. – И где миллионы, Андрюша? Что-то я их не вижу.
- Ну… спрятал до поры… чтобы не светиться. Потом, со временем, квартиру купим, - скажем, в другом городе. Ну и заживём…, - небрежно, как бы выдумывая на ходу, проговорил Андрей.
- Ох, размечтался. Только нет у тебя, Андрюша, никаких миллионов. И знаешь почему?
- Не знаю. Почему?
- Да потому что никто ничего в пятницу у Славика Добродеева не крал. Не было никакой кражи.
- Как так? – только и выговорил Андрей.
- А вот так. Сделай личико попроще, сейчас объясню. Короче, кражу эту придумал сам Славик. Он, вроде как, денег Яровому должен. Много. И чтобы не платить, разыграл этот театр. Но следователь, что разбирался там, ушлый оказался, допёр, что шпингалеты эти, или как их там, на окне, через которое вроде как вор влезал, сломаны не снаружи, а изнутри. То есть никто с улицы к Добродееву не влезал! Соображаешь? А Яровой, надо думать, разнюхал, что следователь нарыл, у него же глаза и уши везде. Ну и пошло-поехало: стрелка, тёрки… И пропал Славик. Настюшенька, цветочек, хватит за маму держаться, иди к тёте на ручки.
«А ведь и правда – убили Добродеева, - стал приводить в порядок услышанное от Веры Андрей. – Качки Ярового перестарались, наверное. Примерно так: встретились в тихом месте, разговор на повышенных пошёл. А Славик заводной, при понтах, и пистолет, вроде как, у него есть. Достал пугнуть, - и получил обратку. Короче, подставил я Славика по полной. И что из этого следует? А следует, что вора полиция искать теперь не будет, раз кражи не было. Ну и замечательно…
- А ты чего вдруг развеселился, Андрюшенька? – вскинулась Вера. – Аня, глянь на мужа - его одноклассник, скорей всего, убиённый лежит где-нибудь – а муж твой счастливый, прямо светится. А ну колись, чего веселишься?
- А чего мне горевать? – в тон Вере заговорил Андрей, глядя на Аню. – Я же говорю – деньги я украл. А что такого? Как Добродеев ко мне, так и я к нему. Квиты. Всё справедливо. А то, что у Славика какие-то замуты с бандосами, так это его дела. И если бандюки закопали его – так и поделом ему, деляге, у меня по нему душа…
И осёкся.
- Да ты что такое говоришь-то, Андрюша, - напряжённо вглядываясь в мужа, тихо заговорила Аня. – Нельзя так говорить, думать так нельзя, - грех это великий.
- Да что ты, Аня, - смешался Андрей. – Пошутить уж нельзя…
- Ну и шуточки у вас, Андрей Николаевич. Жену аж до слёз довёл. Сейчас ещё дочка, глядя на маму, заплаксит. Настюшка, а где твоя кукла? Где ляля? Покажи тёте, - Вера отнесла Настю к игрушкам.
- Извини, Аня, - Андрей обнял жену. – Глупость сморозил, не обижайся. Ну-ка, глянь на меня. Так, слёзки вытрем, теперь улыбнёмся…
- Да ну тебя, - прижалась к мужу Аня. – Но ты, правда, такого наговорил – мне страшно стало.
- Ну что: мир и дружба? Тогда слушай мою команду – чай пить. Зря я, что ли, торт приволокла, - распорядилась Вера.
- Есть чай пить. Выйду только на улицу, во дворе покурю.
Пока курил, успокоился – всё же от Аниного испуга стало не по себе. Отошло. Ясно, что теперь в его жизни появилось то, что он должен скрывать от всех, и от Ани в том числе. Это беспокоило, но не пугало. Главное, ушло то тягостное ощущение безнадёжности перед надвигающейся нищетой, которое не отпускало в последние недели.
- Андрей, здравствуй! – вывел из задумчивости голос Петра Григорьевича, соседа по площадке, пенсионера. Старик всегда по доброму относился к Андрею и Ане. – Как жизнь молодая? Ого, да я вижу, ты вроде как посветлел, что ли. А то всё как прибитый ходил. Жизнь налаживается?
- Да, Григорьевич, всё хорошо.
- Точно?
- Чтоб мне провалиться!
- Отлично. Значит, как говорил один китайский мудрец, - а может и не китайский, и вовсе не мудрец, - в душе твоей теперь покой и порядок?
- В точку, Григорьевич, - засмеялся Андрей.
Он не лгал. В душе его действительно теперь покой и порядок.
Владимир Шнюков
_________ _____________________ ___________________
В одной из прошлых своих публикаций я делился своими мыслями по поводу российских зарплат. Было довольно бурное обсуждение. Изложенное выше – отчасти на ту же тему, только в художественном жанре. Хотя, конечно, речь не только о зарплате…
Каждую неделю я публикую свои заметки на самые разные темы. А также очерки, рассказы. Читайте, оценивайте, обсуждайте. Если интересен – подписывайтесь на мой канал.