Когда ты автор-маньяк...
(про идиш)
На эти две главы ушло больше года. Нет, написала я их быстро, за пару дней, но меня переклинило, что персонаж (настройщик фортепиано) должен говорить обязательно на идише. И тут-то началось самое ужасное. Я писала друзьям, которые могут быть в теме, но даже друзья, говорящие на иврите, не знали в совершенстве идиш, а текст был сложным, поэтому требовался носитель языка. (Мало того: там ещё и музыкальные термины). В этот момент мне по-настоящему стало страшно: я вдруг поняла, что почти не осталось людей, знающих идиш. (Я не самый большой спец по истории еврейского народа, но вроде бы причина не только в Холокосте, но и в том, что сейчас основным языком стал иврит, не знаю, почему).
Умирающий язык — это же символ... Язык-памятник. И если поначалу я хотела было забить на это дело и просто указать в тексте «персонаж говорил на идише», то, убив год на поиски переводчика, поняла, что теперь уж точно не сдамся. Хотя большинство людей, говоривших на этом языке, погибло, сам язык должен жить. Должен где-то хоть остаться. Пусть даже в виде нескольких абзацев в русской книге. Пусть даже ни один читатель не сможет без сноски это прочитать. Должен остаться — и точка. Возможно, я излишне драматизирую, и где-то в Израиле идиш продолжают активно изучать, но тем не менее.
Вы спросите, а зачем вообще настройщик, который живёт в оккупированном советском городе (дело происходит в 1941 г.), вдруг решил поговорить на идише? Всё просто: он настраивает рояль немцу-пианисту. Пианист не знает русский, настройщик не знает немецкий, а договариваться как-то надо. Настройщик решает, что идиш похож на немецкий, и его поймут. На самом деле пианист понимает только отчасти и постоянно переспрашивает и самодовольно исправляет некоторые слова, похожие на немецкие: ему кажется, что это такой исковерканный язык. Ну, а потом они играют, и выясняется, что единственный язык, который понимают оба, — это ноты. Язык музыки. Правда, заканчивается всё очень плохо. Потому что если человек моральный урод, его не исправит никакое искусство.
Короче, после долгих месяцев мук меня озарила светлая мысль попросить перевести Ольгу Фикс, она изучала идиш. А Ольга (уж не знаю какими путями) нашла Шломо Громана, профессора Бар Иланского университета, с которым родители с детства говорили на идише. В общем, совместными усилиями текст — ура! — готов. Как вы понимаете, мой злополучный роман — это во многом продукт коллективного творчества. Пишется «всем миром»)). Своим текстом я за последние семь лет измучила не меньше полсотни человек. Если не больше... Оля, ты герой! Ты монстр! Я уже готова выслать бандеролькой три кило шоколадок! Спасибище!
Здесь нельзя не упомянуть Юлю Вертман, с которой мы и зафрендились, помнится, на почве этого многострадального текста. Юля пианистка и поправила ту ересь, которую я вначале накатала:). Уже точно не помню, как именно я лоханулась, но лоханулась знатно:). Так что, Юля, спасибо огромное!
Небольшой кусочек выложу. Вначале русский текст, потом перевод. В книжке русский будет в сноске.
