В этом клубе всё было иначе, совершенно не так, как в предыдущем. И зал побольше, и акустика совершенно иная. Джун почти пятьдесят минут потратила на саундчек, матерясь при этом, как портовый грузчик. Но наконец-то полученный результат её устроил, и она сменила гнев на милость.
Руди с Дэном успели оббежать весь клуб, и рассказали, что на входе уже стоят секьюрити и проверяют первых зрителей на наличие колюще-режущих предметов и прочего оружия. Отлично. Это значит, что Заточный, даже если войдет в зал, окажется здесь с пустыми руками в буквальном смысле этого слова. Разве что вилку со стола сопрет. Тоже, конечно, грозное оружие. Говорят же: не бойся ножа, а бойся вилки, один удар – четыре дырки. Только я ж не глупая, со сцены в зал спускаться. А к нам ему подняться никто не даст.
Помимо Джун почему-то серьезно психовал Дроссель. Всё носился кругами туда-сюда, привязывался ко всем без разбору и требовал немедленно сосредоточиться, не провафлить, отыграть по максимуму. Закончилось это безобразие только после того, как Родегаст, поманив его к себе пальцем, звучно сказал на всю гримерку:
- Честолюбие великое вижу я в тебе, о мой юный падаван. Умерь его, дитя! Не подобает сиё тебе!
Дроссель тут же послушно заткнулся, а Саныч еле успел отвернуться, чтобы никто не видел, как он сдерживается, чтобы не расхохотаться. Я потихоньку потянула его за рукав и взглядом спросила, в чём дело.
- Вообще-то Родегаст – учитель Дросселя, - вполголоса сообщил мне президент. – Так что называть его «юным падаваном» имеет полное моральное право.
Вот это да! Нет, в целом логично, учитывая возраст старшего хранителя, он же чуть ли не в два раза старше Дросселя получается. Но он-то скрипач, а наш Мася – гитарист! Ладно, после концерта спрошу отдельно, как это так вышло.
Марина, как и я, ни перед кем не таилась и откровенно показывала, что она – девушка Дросселя. Как же быстро она вписалась к нам, просто уму непостижимо. С другой стороны, а что далеко ходить? Стоит только вспомнить, как меня саму приняли в клубе, и вопросы исчезают сами собой. На сей раз, правда, её столик с мерчем установили подальше от сцены, практически в фойе, но как мы с Джун убедились, даже оттуда концерт было прекрасно слышно. Зато толчеи поменьше, а то ж перед сценой вечно то слэм случается, то просто веселые танцы вприпрыжку. Того гляди, на столик налетят и перевернут в запаре.
За эти две недели мы с ней практически не пересекались, поэтому перед концертом наболтались вдоволь и о том, и об этом. Вера Игнатьевна по одной ей ведомой причине рассказывала тетушке куда больше новостей из своей жизни. Так я и узнала, что наша старая квартира уже, считай, практически продана, на неё нашелся покупатель, а Вера уже озадачила Марину просмотром квартир в Куркино и Химках. Так что в самое ближайшее время, если всё пойдет нормально, будем с ней соседями.
Странно. Раньше бы я… ну не знаю. Волновалась бы? Переживала? В любом случае, это известие вызвало бы у меня куда больше эмоций, чем сейчас. Всё-таки такой масштабный переезд, считай, прямиком в столицу. А меня пока куда больше волновало, как нас примут зрители, наберется ли хотя бы половина зала, и вообще как всё пройдет.
Незадолго до начала концерта Саныч, коротко переговорив с мужиком из администрации клуба, подошел к нашей команде и сообщил:
- Народ, вы, конечно, будете удивляться, но мелким позором тут не обойдется. Потому что… Аншлаг! Все билеты, которые не разобрали в предварительной продаже через интернет, раскуплены перед концертом подчистую! Никто такого не ожидал! Так что работаем по-взрослому за всю хурму! И да, мы опять будем в прямом эфире! Заодно потом сравним записи и поймем, есть ли прогресс. А теперь расходимся по местам, пятиминутная готовность!..
Конечно, Долли была трижды права, когда заставила меня писать шпаргалку. Я умудрилась растеряться на первой же строчке, и только стоявший на пюпитре листок вернул меня в реальность. Но когда уже после песни я посмотрела за кулисы, откуда наблюдала за нами Долли, она коротко кивнула и подняла вверх большой палец. Ну, раз уж наш художественный руководитель одобряет, значит, полный порядок! Работаем дальше!
После второй песни, как и было заранее задумано, Долли вышла на сцену и сообщила зрителям, что она очень счастлива всех видеть и рада представить новую солистку Бонни. Меня то есть. А она просит прощения у собравшихся, потому что из-за проблем с голосом пока петь не может. Но это не повод грустить, эге-гей, погнали!.. И мы тут же заиграли одну из самых хулиганских наших песен, дав Долли возможность элегантно удалиться со сцены обратно за кулисы.
После первого отделения пот с меня катился, хоть футболку отжимай. Если бы не хайратник, точно бы глаза залило. Впрочем, у ребят было то же самое. Топили в этом клубе так, что на сцену вполне можно было бы выйти в купальнике, было бы желание. Или же нам было жарко из-за раскаленной рампы, до которой с места, где я стояла, было меньше полутора шагов?
Долли выдала мне вожделенный глоток джина, а затем стакан минералки без газа комнатной температуры. Эх, ледяная пошла бы лучше, но нам ещё второе отделение работать.
Зрители, кстати, были совершенно не такими, как в прошлый раз. Не знаю, как это объяснить, но две недели назад казалось, будто мы в кругу своих знакомых. Пусть даже дальних, но знакомых. А сейчас явно чувствовалось, что многие в зале раньше не слышали наших песен, и для них наш репертуар несколько… разнуздан, скажем так. Интересно, каким ветром тогда занесло их на наш концерт? Или же на самом деле они давно про нас знают, просто стесняются выражать эмоции?
Но ко второму отделению всё изменилось. Видимо, все успели выпить пива и расслабиться, поэтому начались привычные танцы, вопли, подпевки в припевах и всё остальное. Уф, вот теперь полный порядок! А то я уже переживать начала, что в отличие от Долли не могу раскачать зал так, как она.
Чтобы в финале не шло два медляка подряд, новую песню «Больше никаких слез» мы засунули в середину сета, а финишировать решили, как и в прошлый раз, на «Аллилуйя». Я знала, что ещё до начала концерта Дроссель и Домино забились, будут ли нас вызывать после окончания программы. Йехх, не знаю, на что они там спорили, но Дроссель победил. Зал не сговариваясь дружно заорал «бис»! И это было, скажу вам, чертовски приятно!
И вот мы поем, чувствуя, что нам всем есть чем гордиться за сегодняшний концерт. Я смотрю поверх зала и вижу огромную толпу, которая подсвечивает нам телефонами, от которых у меня в глазах словно прыгают солнечные зайчики. А потом вдруг взрывается осколками прожектор в рампе. Перегрелся, что ли?..
Руди зачем-то сбивает меня с ног и я лечу кубарем прямо на Зюся, который как раз приготовился к прогону с волынкой. Мы с хранителем гулко падаем на сцену, и я про себя смеюсь, что если бы Зюсь был не снизу, а сверху, он бы меня точно раздавил, как медведь лягушку. Но что происходит-то?..
Алерт! - кричит где-то из зала Родегаст, перекрикивая колонки…
Руди валится на нас с Зюсем, прямо мне на спину. Жалобно взвизгивает его аккордеон. Зюсь большой, тут места всем хватит…
Смолкают инструменты. Раздается зычный голос нашего президента:
- Парни! Он нужен мне живым!..
А я понимаю, что безумно вспотела. Пот течет по мне уже практически ручейком, и я смахиваю его свободной ладонью с шеи. Рука почему-то оказывается красной, а я запоздало вспоминаю, что сегодня Саныч и Долли ни разу не поругались…
И тут меня уже вырубает окончательно. Темнота и тишина…
Больше никаких слез. Часть 80