Андрей Правов
15 февраля исполнилась очередная, уже 32-я, годовщина вывода советских войск из Афганистана. Для многих, прежде всего для молодого поколения, это далекая война, о которой они знают только из рассказов старших и публикаций в СМИ. Для других – это память о событиях, которым они были свидетелями. Но в любом случае споры об Афгане все годы, последующие после того, как мы ушли из этой страны, то затихают, то вспыхивают с новой силой.
И все прошедшие годы наше общество пытается ответить на волнующие вопросы. Что это была за война? Что на ней делали мы? Было ли это необходимо? Или, наоборот, не нужно? И ко всему прочему в последнее время к этим вопросам добавился еще один: Какие с высоты прошедших лет напрашиваются выводы?
Мне довелось стать свидетелем многих событий конца той войны. Я приехал в Афганистан осенью 1988 года, то есть за несколько месяцев до вывода наших войск, но так получилось, что не ушел с войсками, а оставался в Кабуле до августа 1992 года, работая корреспондентом сначала советского Агентства печати Новости, а затем уже российского РИА Новости. Так что я застал тяжелые бои, между вооруженными силами режима Наджибуллы и группировками моджахедов, начавшиеся сразу после ухода советских солдат. Застал штурм Кабула и приход в афганскую столицу новой, уже моджахедской, власти. Застал почти сразу начавшиеся после штурма вооруженные столкновения между различными группировками, борющимися за власть и влияние. И в конце августа 1992 года мы, те кто еще оставался, покинули Кабул уже полностью, закрыв посольство России на ключ.
И, конечно же, сразу же после возвращения в Москву меня с новой силой начали мучить те самые вопросы, которые приведены в начале статьи. Все годы работы в Афганистане я много разговаривал с очевидцами происходившего в этой стране еще задолго до того, как сам оказался там. Как с афганцами, так и с нашими – дипломатами, военными, техническими специалистами, журналистами. И вот какая картина из всех этих разговоров вырисовалась лично у меня.
В апреле 1978 года в Афганистане произошла так называемая Апрельская революция. Причем, как неожиданно выяснилось для меня, произошла она стихийно, неожиданно для очень многих, в том числе и в Москве. До того активисты партии НДПА долго писали длинные письма в международный отдел ЦК КПСС и напрямую советскому руководству, убеждая всех, что в их стране созрели все предпосылки для победы социализма. Однако ответ был однозначным – не следует идти на авантюры, любые подобные действия могут привести к физической ликвидации «наших людей» в Афганистане. На памяти у Москвы еще были события 1965 года в Индонезии.
Однако произошло неожиданное. Тогдашнему руководителю Афганистана Мухаммеду Дауду доложили, что группа офицеров – членов НДПА задумали совершить госпереворот. Дауд дал приказ – арестовать заговорщиков. Начались аресты. И тогда, поняв опасность, офицеры вывели верные им танковые части на улицу и захватили президентский дворец, убив Дауда.
Это произошло 27 апреля. И в это время Москва и все советское руководство, в том числе и партийное, уже жили в преддверии первомайских праздников. Как вспоминают очевидцы, посланцы новой власти подолгу стояли возле советского посольства, пытаясь получить четкий ответ на вопрос – что думают в СССР о социалистической революции в Афганистане? Но этого ответа не было несколько дней. Пока, наконец, праздники не закончились, и начальство не вернулось с дач. Примерно через неделю все определилось – социалистическая революция, как учат классики марксизма-ленинизма, дескать, является закономерным шагом на пути развития любого государств. А значит произошедшее в Афганистане следует поддержать.
Поначалу все выглядело довольно мирно. Если не считать, что против новой, как было указано, «безбожной власти» выступило духовенство. А в Афганистане это важнейший фактор. Однако глава государства Нур Мухаммед Тараки все же старался проводить курс на строительство социализма без особых крайностей. Чего, безусловно, нельзя было сказать об убившим его и захватившим власть Хафизулле Амине. Тот начал жестко бороться с «религиозными предрассудками», строить колхозы и проводить курс на равноправие женщин. Традиционный Афганистан "взорвался" недовольством. Всех недовольных направляли в тюрьмы. Либо убивали. Людей пытали.
В Москве четко возникло подозрение, что Амин проводит репрессии намеренно, чтобы народ отвернулся от новой власти. Тем более, что, как выяснилось, в юности он учился в США. А значит возможно является агентом ЦРУ.
Что-то надо было делать. Всем было ясно, что недовольством попытаются воспользоваться американцы. Они в тот момент потеряли свой военный плацдарм в соседнем Иране. И были данные, что хотят заменить его на афганский, подняв в Кабуле восстание и поставив своих политиков у власти.
По многим оценкам, Москва долго сомневалась, прежде чем принять решение о вводе войск. А, между прочим, подобные просьбы сыпались из Кабула почти каждую неделю. Сначала от Тараки, затем от Амина. Однако в конце концов мы решились. Первоначально было принято решение, что «ограниченный контингент советских войск» войдет в Афганистан ненадолго. Он встанет гарнизонами вдоль границы с Пакистаном, предотвращая тем самым, как тогда было принято говорить, «вмешательство извне». В бои с отрядами моджахедов советские солдаты вступать были не должны.
Тем не менее бои между нашими военными и афганскими «духами», как их тогда называли, начались почти сразу, а «ненадолго» затянулось почти на 10 лет.
Интересно отметить, что сейчас, спустя годы после ухода «ограниченного контингента», в самом Афганистане шурави, как там называли советских людей, от слова «шура», что значит «совет», вспоминают чаще с теплотой. В этом я лично убедился, побывав в Кабуле в конце нулевых годов. Мне тогда удалось поговорить со многими афганцами. Ответ был один – шурави действительно хотели «как лучше». Они строили жилые дома, заводы и фабрики, больницы и школы, туннели и ирригационные каналы.
Сегодня американцы не строят ничего. Они заперлись в своих городках и стараются вообще не вступать в контакты с местным населением. Глядят на афганцев свысока. Это совсем не то, как было с шурави. Те заходили в дуканы, пили с афганцами чай, вели беседы. Да и в боевые столкновения советские военнослужащие не боялись вступать. По оценкам афганцев, они были достойными противниками, не избегали рукопашного боя. Американцы же только бомбят все вокруг, обстреливают снарядами или ракетами.
Тем не менее «как лучше», как это часто у нас бывает, и в случае с Афганистаном у СССР не получилось. Не могу сказать, что «как всегда». В предшествовавшие годы не без участия СССР США, например, понесли серьезные потери во Вьетнаме, проиграли противостояние вокруг Кубы. И так далее. То есть СССР был для США сильным противником. Но были, естественно, и ошибки.
И главной такой нашей ошибкой в Афганистане, на мой взгляд, был вовсе не ввод войск. И не вывод их спустя почти десять лет. Надо сказать, что, опять же на мой взгляд, армия со своей задачей в этой стране справилась. Власть Наджибуллы устояла. И еще даже три с лишним года после ухода «ограниченного контингента». Не справилась новая, ельцинская, власть.
Главная ошибка была сделана уже в конце 1991 года, когда в Москве было принято решение о прекращение помощи режиму Наджибуллы. Я в то время находился в Кабуле и хорошо помню, как негативно было воспринято это решение нашими афганскими друзьями. Теми, кому все мы, шурави в Афганистане, до этого клялись в вечной дружбе. Помню даже работники миссий ООН в Кабуле встретили это известие с недоумением. Один из них в разговоре со мной указывал тогда, что ооновцы уже пришли к выводу, что военного решения проблемы не существует, они даже начали готовить новые предложения для заключения мира между сторонами, причем с большими уступками тогдашнему Кабулу.
Друзья-афганцы твердили, что понимают тогдашние трудности Москвы, что им в целом требуются только солярка для танков и авиационный керосин. Оружия и боеприпасов в стране, дескать, и без того достаточно. А сила правительственной армии в бронетехнике и авиации. Москва отказала. В конце апреля 1992 года Кабул пал, и отряды моджахедов вошли в город.
Предательство Москвой режима Наджибуллы, а другого слова я как-то не нахожу, очень быстро аукнулось тогдашней ельцинской власти. Почти сразу после того, как прекратила существовать афганская правительственная армия резко возрос поток наркотиков и оружия через таджикскую границу. Увеличилось число переходов через нее различного рода исламистов. Скорее всего неожиданно для себя в Москве выяснили, что в основном сдерживали этот враждебный пограничным постсоветским государствам поток именно афганские правительственные силы.
Но и это, скорее всего, для той власти в Москве было не так уж и важно. Ведь речь шла о возможности в очередной раз «прогнуться» перед США и Западом в целом. А это очень важно, когда ты думаешь о том, чтобы купить на Западе дом и перевезти туда семью. А остальное, дескать, не имеет значения. Какие еще афганцы?
А вывод здесь один – дела государственной важности следует доводить до конца и ни в коем случае не предавать друзей, которые в тебя поверили.
Всем, кто прошел через Афган, слава и почет, а тем, кто не вернулся – Вечная память…
А вы как думаете?