Найти в Дзене
Chess-News Шахматы

Генна Сосонко: "Послесловие к интервью"

Оглавление

29.04.2020

Генна Сосонко

Во время недавнего интервью с Генной Сосонко в чат трансляции приходили вопросы, на которые в ходе длинной и принципиальной беседы ответить не было возможности. Голландский гроссмейстер, как и обещал, делает это отдельно.

_______________

Генна Сосонко: "Вернуться в шахматы после пандемии для кого-то будет невозможно"

_______________

Шебалков Сергей : Уважаемый Геннадий Борисович! В Вашей книге «Злодей» Вы пишете о том, что на Олимпиаде в Зигене в 1970 г. Корчной получил ноль против испанцев за то, что проспал на игру. Можете раскрыть подробности?

Корчной всегда был горячим приверженцем сна перед партией, и в мои обязанности, среди прочих, входил телефонный звонок, кладущий конец послеполуденному сну маэстро. Заснул он и перед матчем с Испанией в Зигене, в котором был заявлен на игру. В команде кроме капитана было два запасных, но никто не забеспокоился, не увидев его после начала тура, хотя времени было достаточно: опаздывать тогда разрешалось на час, да и турнирный зал был не так далеко. Когда Виктор проснулся, было уже поздно.

Я запомнил рассказ Корчного о злорадных ухмылках коллег на общем собрании команды после тура: то, что Советский Союз встречался с Испанией, тоже было поставлено ему в строку руководством (в то время у власти находился Франко, и СССР не имел с Испанией дипломатических отношений). Я написал об этом (со слов Корчного, разумеется) в «Злодее». Можно добавить, что матч был выигран командой Советского Союза со счетом 3:1, но это вы наверняка знаете сами. Другие подробности мне не известны, думаю, что их и не было.

Шебалков Сергей : И второй вопрос. Расскажите о встречах за доской с советскими шахматистами на Олимпиадах, об атмосфере этих встреч. Я историк, хочу написать книгу об участии советской сборной на шахматных Олимпиадах.

К сожалению, ваша идея написать книгу об участии советской сборной в Олимпиадах имеет один, но вряд ли преодолимый барьер – невозможность узнать сейчас всю правду. Всю подноготную, которая наверняка оказалась бы не менее интересна, чем голые цифры, ход борьбы в соревновании и даже красивые партии. И не только взаимоотношений внутри команды, очень часто – колючих, неприязненных (см. ответ на предыдущий вопрос), а то и вовсе враждебных.

За всю историю Олимпиад, в которых принимали участие советские шахматисты (1952 – 1990 годы, за исключением 1976-го, когда Советский Союз бойкотировал Олимпиаду в Израиле), подковерная борьба нередко начиналась при формировании команды. Вспомним хотя бы Олимпиаду в Хельсинки в 1952 году, когда советские шахматисты в первый раз приняли участие в Олимпиадах. О том, как из состава команды был выведен Ботвинник, владевший тогда званием чемпионом мира, о голосованиях, «мнениях партгруппы» было написано немало, но уже после перестройки. А сколько подобных закулисных историй кануло в Лету!

Приведу только одну такую - с Талем перед Олимпиадой в Лугано (1968), о которой уже писал. Члены команды по дороге на аэродром прямо с чемоданами прибыли в Спорткомитет, чтобы, как это водилось тогда, выслушать последние напутствия. После выспренных, ничего не значащих слов, функционер заключил речь непринужденно-приветливым: «А вы, Михаил Нехемьевич, можете возвращаться домой в Ригу. В Лугано на конгрессе ФИДЕ уже находится Смыслов, он вас и заменит…»

А другой случай - перед матчем с Южной Африкой на Олимпиаде в Тель-Авиве (1964)? Команда Советского Союза оказалась тогда в одной отборочной группе с южноафриканскими шахматистами, и советские функционеры всерьез подумывали о бойкоте матча. СССР не только не имел тогда дипломатических отношений с этой страной, но и призывал к повсеместному бойкоту Южной Африки на всех фронтах. Особенно настаивал на бойкоте капитан команды Котов, тем более, что выход в главный финал был уже обеспечен, и даже поражение со счетом 0:4 (в случае неявки) не играло абсолютно никакой роли. Вопрос обсуждался на общем собрании, и Ботвинник, обращаясь к Котову, сказал: «Если вы сделаете это, я один выйду на игру». В конце концов матч состоялся, и команда СССР выиграла его, как и все остальные матчи в подгруппе с сухим счетом (только испанцам удалось отобрать у советских гроссмейстеров пол-очка). Маленький штришок, но ведь правда, он говорит что-то о тех, так густо пропитанных политикой временах.

Из-за наличия огромного числа гроссмейстеров экстра-класса в Советском Союзе и как следствие - немалого выбора, даже корифеи не могли гарантировать себе места в команде. Разве что чемпионы мира и чемпионы страны на текущий момент имели предпочтения, хотя, как вы видели на примере с Ботвинником, и это не являлось стопроцентной гарантией. Членство же в команде-победительницы Олимпиады (а золотые медали были в те времена советской сборной фактически обеспечены) означало получение денежного вознаграждения (1000 рублей. Или 1500?). Но деньги играли побочную роль - хотя как сказать: месячная зарплата начинающего инженера составляла 90 рублей. Попадание в команду могло отразиться и на получении большей стипендии – десять самых высоких составляли 300 рублей, с дальнейшим плавным снижением в зависимости от ранга и заслуг. К тому же звание олимпийского чемпиона влияло на престиж шахматиста в городе или республике, где он жил, играло определенную роль при выборе, кого послать на какой-нибудь международный турнир, и т.д. Не говоря уже о том, что сама поездка на Олимпиаду попросту означала дополнительный выезд за рубеж со всеми сопутствующими такому выезду благами .

Начиная с 1974 по 1990 годы я играл за команду Голландии против Советского Союза на всех Олимпиадах. Нечего говорить, что эти партии имели для меня совсем другую окраску, чем в матчах против Мексики или, скажем, Исландии.

Один из многих примеров, о которых я тоже уже писал. На Олимпиаде в Буэнос-Айресе (1978) Голландии выпало играть с Советским Союзом в заключительном туре. Команда СССР, выигравшая до того все Олимпиады, выступала в Аргентине не вполне удачно и к последнему туру отставала на очко от сборной Венгрии. Но интрига сохранялась: голландцы считались более слабыми соперниками по сравнению с Югославией, с которой встречались венгры - конкуренты советских гроссмейстеров.

Часов в одиннадцать вечера в моем гостиничном номере раздался телефонный звонок. «Здравствуй, Генна, это Миша Бейлин, - услышал я голос руководителя советской команды. - Хотел бы поговорить с тобой».

«Слушаю».

«Но это не телефонный разговор».

Через несколько минут в дверь постучали. «Я думал, что ты так шутишь, - начал Бейлин, - а теперь вижу, что и взаправду...»

Проходя мимо столика в ресторане, где обедали советские гроссмейстеры, я жаловался пару раз, что всякий раз вздрагиваю, когда иду в свой гостиничный номер 1920, минуя по пути номера 1917, 1918 и 1919. Правда, смеялся моей шутке только Спасский, в Буэнос-Айресе в последний раз выступавший под флагом с серпом и молотом, в то время как Петросян поправлял слуховой аппарат, а Полугаевский с особым вниманием принимался орудовать ножом и вилкой.

«Мы завтра играем с вами, - начал Бейлин, - ты понимаешь прекрасно, какое значение имеет для нас этот матч. У нас трудности с комплектованием команды: Гулько выступает неудачно, а Петросян отказывается играть с тобой черными, поэтому мы очень хотели бы, чтобы ты завтра... Чтобы ты завтра...»

«Неужели скажет?» – помню, пронеслось в голове.

«Чтобы ты завтра не играл... - закончил Бейлин. Отлегло немного. - Не забудь, что у тебя сестра еще есть в Ленинграде... А возможности с получением визы у нас, как сам понимаешь, не ограничены...»

«Я играю не против Советского Союза, а за Голландию, - отвечал я Бейлину кокетливой полуправдой, - и обсуждать здесь нечего. Я играю завтра».

Мне показалось, что Михаил Абрамович Бейлин остался доволен моим ответом: он сделал все что мог на случай не выигрыша командой золотых медалей (что и случилось), и лично его по возвращении в Москву ни в чем упрекнуть было нельзя.

«А парень-то оказался не лохом и слабину не дал: понятно, что всем этим обещаниям и посулам – грош цена» - прочёл я на его лице. Спустя три десятилетия на подмосковной даче Бейлина хозяин признался, что именно такие мысли и пронеслись тогда в его голове...

На Олимпиадах, первенствах Европы и просто в международных турнирах я регулярно встречался с шахматистами из СССР. И не только за доской. Многих из них я знал еще по тому времени, когда сам жил в Советском Союзе, а кое с кем был в дружеских отношениях. Общение с эмигрантом не могло быть одобрено сопровождающими советскую делегацию лицами, поэтому встречались мы в квартале или в двух от гостиницы, а для прогулок выбирали по возможности отдаленные улицы.

На страницах советских газет тогда можно было встретить выражение «внутренний эмигрант». Для некоторых из моих друзей внутренняя эмиграция оказалась слишком тесна, они покинули Советский Союз и живут сейчас в разных странах.

Шахматы Для Всех : Добрый вечер, уважаемый Геннадий Борисович! Какую свою партию Вы считаете лучшей в карьере? Издавался ли сборник Ваших избранных партий, и если нет, то планируется ли его издание? Спасибо за ответы!

Сборник моих избранных партий никогда не издавался. Когда я закончил (заканчивал) свою карьеру, об этом как-то зашла речь, но особого энтузиазма я не проявил, а потом и забылось. Вряд ли кому-нибудь сейчас, в наше безжалостно-компьютерное время будет интересен такой сборник. Что же касается моей лучшей партии, такой считается партия с Робертом Хюбнером из турнира «Интерполис» в Тилбурге в 1979 году. Во всяком случае, я видел ее как пример моего творчества в какой-то шахматной энциклопедии.

-2

Посмотреть партию полностью

Хотя комбинация, которую я провел, совсем не сложная, концовка получилась эффектной. Помню, как Петросян, всегда имевший большие проблемы при игре с Хюбнером, спрашивал меня месяц спустя: «Вы можете сказать, как это можно выиграть у Хюбнера меньше чем в двадцать ходов? Нет, продиктуйте, продиктуйте партию! » (бюллетени турниров были единственным источником информации, которая поступала тогда с огромным опозданием). Сам я думаю, что одна из моих побед над Тимманом или над Портишем, выигрыши у Смыслова и Корчного могут конкурировать с победой над немецким гроссмейстером.

Владимир Николаевич : Поединок А.Шишкин - Г.Гельбак ( Петербург , 1889г.) получил название "Бессмертная русская партия" (Шахматы. Энциклопедический словарь, 1990). Геннадий Борисович, видели ли Вы когда-нибудь эту партию?

Может быть и видел, но сейчас не могу вспомнить, а искать не хочется, хотя, наверное, это и не так трудно. Не сомневаюсь, что это красивая партия, но мне знакома только одна «бессмертная » - Андерсен-Кизерицкий (Лондон 1851).

Владимир Николаевич : Геннадий Борисович, где похоронили международного гроссмейстера Виктора Корчного? Почему в Интернете невозможно найти фото его могилы? Жива ли его супруга Петра? Как она себя чувствует сегодня?

Почти весь западный отрезок своей жизни Корчной жил в маленьком швейцарском городке Волене в кантоне Аргау. На воленском кладбище он и похоронен.

-3

Эта фотография трехлетней давности. В таком виде памятник находился еще в мастерской, но работа была уже практически завершена, и очень скоро он переместился на кладбище. Памятник, как видите, довольно скромный, но мне он нравится больше некоторых других - с перечислениями регалий, заслуг, а то и с приторными объяснениями в любви, когда и в стихотворной форме. А такое можно увидеть порой на памятниках других корифеев нашей игры.

Петра Лееверик (в девичестве Хайне, Лееверик – фамилия ее второго мужа-голландца) была старше Виктора на три года. Она родилась в 1928 году. Вспоминаю, как Петра рассказывала мне, что ее мама дожила едва ли не до ста, так что гены у нее хорошие. Правда, в отличие от матери Петра провела десять лет (1946-1956) в воркутинском лагере. Нет сомнения, что эти годы повлияли во всех смыслах на ее дальнейшую жизнь.

Жива ли Петра сейчас, я не знаю. Когда я спросил об этом Игоря, тот сказал, что год тому назад приезжал в Волен, чтобы забрать какой-то кубок отца (кажется, полученный в 1978 году Оскар). Контакта у него с мачехой нет никакого. Игорь мельком видел тогда Петру, начавшую говорить: «Виктор Львович… Виктор Львович…»

Когда 11 апреля я позвонил по известному мне номеру в Волен, то услышал характерные гудки, а потом автоматический голос начал повторять, что такого абонента не существует…

* * *

Алексей Жабин : Хочется всё же вспомнить времена, в историческом разрезе не столь давние, а именно так называемую "испанку" - пандемию 1918 года, унесшую десятки миллионов жизней... События, конечно, осложнялись 1-й мировой войной, но всё же прошло так немного лет, но у нас в памяти уже ничего и нет о тех событиях. Вопрос: не кажется ли Вам, Генна, что лет через 5-10 мы снова всё забудем? ...если выживем/доживем, конечно же.

Все предыдущие вопросы носили конкретный характер, и я постарался ответить на них как можно подробнее. Самый последний вопрос - скорее философский и требует еще более расширенного ответа. Размышляя над ним, я задумался и над тем, как сегодняшний, невиданный в истории человечества социальный эксперимент по самоизоляции 4 миллиардов человек скажется не только на последующей жизни, но и на развитии шахмат, над будущим нашей игры. Плодами этих размышлений я надеюсь поделиться с вами в самое ближайшее время.

_______________

14.05.2020

Генна Сосонко: "Конец?"
_______________

* * *

Спасибо за уделённое время. Если вам была интересна публикация, не сочтите за труд поставить лайк и подписаться на наш канал.

* * *

Мы в соцсетях:

ВКонтакте: https://vk.com/chess_news

Твиттер: https://twitter.com/Chess__News

Instagram: https://www.instagram.com/chess__news/

Telegram: https://t.me/chessnewslive

​Facebook: https://www.facebook.com/ChessNewsReal/

Twitch: https://www.twitch.tv/chessnewslive

Сайт, где вы можете найти все материалы за много лет: http://chess-news.ru/