Найти тему
МАЯК

«Мне казалось, что я один в целом мире…»

Действительно долгое время он так считал. Очень долго. Почти три года. Он был один. Совсем. Он приходил в выделенное ему администрацией за символическую плату помещение, зажигал свечу и открывал Большую Книгу. И проводил собрание анонимных алкоголиков. Один. Совсем. И так долгих три года. В лучшем случае его считали чудиком. Даже мать, которая больше всех настрадалась от его пьянства и не могла, разумеется, как жена просто взять и развестись с сыном, говорила:

- Зачем ты туда ходишь? Ты ведь уже столько времени трезвый?! Ну, хватит смешить людей… Ей-богу, тебе что заняться больше нечем?

Но он продолжал ходить. Просто потому, что хотел остаться трезвым. И другого выхода не видел. А он за двадцать-то с лишним лет своего употребления, перепробовал многое. И не смог остаться трезвым дольше, чем на месяц. Ни разу. Поэтому он этих лет почти и не заметил. Не почувствовал. Не прожил... Он, по сути, спустил в унитаз эти двадцать лет. Вместе с очередными рвотными массами, когда успевал до него добежать. А это получалось не всегда, потому что гораздо чаще он в этой блевотной субстанции засыпал. Даже, когда под воздействием слёз и уговоров матери, он первый раз закодировался, то продержался всего три недели. Затем кто-то из знакомых мужиков сказал ему, что кодировка - это фуфло полное, мол, пей смело, ничего не будет. Он и пил. Прямо по Довлатову, "пил каждый день, а иногда уходил в запой". Были и нарколожки, числом семь или восемь, он толком не помнит. Только первых два раза, он держался что-то около месяца, а затем сразу по выходу, бодрой, энергичной походкой (капельницы - величайшее изобретение человечества!) направлялся прямо к пивному ларьку. Мать ещё возила его к бабкам, а потом заваривала траву, жгла заговорённые берёзовые поленца и заставляла дышать ими… Даже в то время, ему с похмелья это было смешно, и он охотно посмеялся бы, если бы ему так отчаянно, так безнадёжно не было плохо.

Жена, пока не наступил тот период времени, когда её начинало тошнить только при одном взгляде на его пьяную физиономию, тоже пыталась каким-то образом сделать из этого пропившего честь и совесть алкаша, более или менее приемлемого для совместного проживания человека. Она таскала его по психологам и экстрасенсам. И даже как-то отвезла к знаменитому астрологу. Тот долго и путано что-то говорил о влиянии Сатурна на его судьбу. Или наоборот Меркурия. Затем маг посоветовал сделать определённую татуировку на левом плече, вполне правдоподобно уверяя, что это изменит его жизнь. После чего не моргнув глазом, принял оговоренную, действительно, астрономическую сумму за приём и вежливо попрощался. Он сделал татуировку. Согласно чёткой инструкции астролога. И в тот же вечер напился так, отмечая это событие, что потерял обручальное кольцо. А возможно он его попросту пропил. Но кое-что в его жизни всё-таки изменилось. Он снова остался без работы. И уже не пытался её искать. Жена развелась с ним и запретила даже приближаться к ней и их ребёнку. Он переехал к матери. Единственному человеку, который не мог послать его ко всем чертям, как это сделали все остальные. Он устал и готовился к смерти. И больше уже ничего не ждал. Просто был слишком труслив, чтобы покончить со всей этой мерзостью самостоятельно, раз и навсегда. Хотя всё время думал об этом. И даже просил неизвестно кого. Особенно, когда трясся от озноба в абстинентном, предрассветном бреду. Или когда вздрагивал от случайного телефонного звонка. Или когда снова и снова умолял соседей поверить ему в последний раз и дать взаймы немного денег. Или когда сшибал мелочь на углу нового торгового центра. По сути попрошайничал. Его не волновало, что о нём думают, как называют. Он торопливо благодарил, когда кто-то кидал десятку, неуверенно улыбался, если интересовались, почему он не идёт работать (а такие находились всегда), извинялся, если ему советовали отвалить и, стараясь унять безумную дрожь в руках, лихорадочно подсчитывал, сколько ещё не хватает… Нужно было наскрести хотя бы на чекушку. Или на литр чернильного дешёвого пойла. Обязательно. Чтобы хоть ненадолго забыться, выпасть из этой отвратительной, ужасной реальности. Не быть, не чувствовать, не думать, не жить…

-2

А потом он случайно узнал о сообществе анонимных алкоголиков, сокращённо - АА. И стал ездить на собрания в область. И вдруг смог без кодировок, гипноза, лекарств и наркологии сохранить трезвость дольше месяца. А потом дольше трёх. Он был счастлив. Но группы были вечерние, добираться нужно было больше двух часов, и это только в одну сторону. В их посёлке групп не было. И тогда ему сказали, что любые два человека, признающие, что у них имеются проблемы с алкоголем, могут создать группу. Им просто нужно найти помещение, а литературу и прочее вышлют бесплатно из центрального офиса. Он уговорил одного перманентно запойного кореша Витька на создание новой группы АА.

В поселковой администрации его весьма доброжелательно выслушали. Зам. главы даже хохотнул, мол, нам тут доброй половине надо к вам в сообщество, и неожиданно легко распорядился предоставить помещение. Когда стали договариваться о плате за аренду, ему сказали, что администрация может и бесплатно дать комнату для такого нужного дела.

- Спасибо, но дело в том, что мы не можем принять безвозмездно, - ответил он, - Иначе это плохо скажется на нашем выздоровлении.

Договорились о минимально-приемлемой сумме.

И затем три раза в неделю в 19.00, в маленьком помещении, рядом с сельской библиотекой включался свет, зажигалась свеча и открывалась книга «Анонимные Алкоголики». Он зачитывал преамбулу. А потом по очереди с Виктором они озвучивали 12 шагов и обсуждали тему из Ежедневника. Или говорили о том, что наболело, что помогает держаться на плаву, а что сильно мешает. Через короткое время Витёк сорвался. Начался запой, из которого он так и не вышел. Это были не первые похороны на его памяти, которые целенаправленно и планомерно осуществляло смертельное и прогрессирующее заболевание имя которому Алкоголизм. Он остался один. Но продолжал трижды в неделю приходить, зажигать свечу и читать книгу АА. Кроме этого он раздавал визитки, разговаривал с употребляющими людьми, которых узнавал всегда безошибочно, говорил, что есть у них в посёлке группа поддержки. О том, что он в ней пока один, рассказывал не всегда. Случалось, подходил к весёлой компании, представлялся и говорил, о том, что выход есть. Чаще всего над ним добродушно подшучивали и советовали «бежать из этой секты, пока не поздно». Он не обижался. Он воспринимал это нормально. Ведь он такой же. Один из них. Тем более что иногда кто-нибудь, хоть и с улыбкой недоверия, но всё же брал визитку. Это обнадёживало. Он ездил в наркологию и оставлял телефон, вдруг кто-то поступит из его посёлка. Он клеил объявления на остановках, возле опорных пунктов и больницы, в которых говорилось о том, что помощь зависимым людям есть и она рядом, стоит только протянуть руку и набрать телефон. Бесплатно, доступно и анонимно. Но никто не шёл. Зависимые люди предпочитали спиваться и умирать, но не сдавались.

«Это секта или мафия, они заставят тебя переписать квартиру на них!» - снова говорили ему те, кто не был ни на одном собрании. «Просто ты слабак…» - пошатываясь, уверял его Некто без передних зубов и со свежим густо-фиолетовым бланшем в пол-лица.

Так прошёл год, затем второй. Постепенно наладились его социальные связи. Появилась хорошая работа. Начались новые отношения. Но на группу никто не приходил. А он всё также исправно открывал ключом дверь, в ставшее почти родным помещение, включал свет, зажигал свечу и раскладывал материалы по сообществу. Ведь кто-нибудь мог прийти. В объявлениях указан этот адрес. Днём здесь работала какая-то детская студия, а совсем рядом, через стенку находилась поселковая библиотека. Прислушиваясь к тишине в комнате, особенно после молитвы, ему иногда казалось, что он один не только в этом здании, этом населённом пункте, но и в целой Вселенной… От отчаяния его спасало твёрдое внутренне убеждение, что он делает что-то нужное и правильное. Он вспомнил, что читал в каком-то фантастическом рассказе, как после катастрофы обычный мир был разрушен. И в одном маленьком городке остался один человек. Это была женщина. Библиотекарь. И только одно держало её на плаву всё это жуткое время. Только одно… Надежда на то, что ещё остались выжившие. И они могут прийти сюда, в библиотеку. Так же, как к нему…

Три года он открывал дверь, зажигал свечу в семь часов вечера. Ставил чайник. Проводил собрание. Молился. Читал Большую Книгу и Ежедневник. Один. А ровно в восемь, убирал книги и документы в ящик стола, гасил свечу, выключал свет и закрывал дверь. Через три года как-то раз вечером он услышал в коридоре шаги. Затем в дверь несмело постучали. Он почти не удивился. Было такое чувство, что он всегда знал, что этот день наступит.

Сейчас в этой группе девять человек. Деятельных, активных и, самое главное, трезвых. Это немного, конечно. Но если вспомнить, что от злоупотребления одного человека в среднем страдает порядка двадцати человек (родственники, друзья, коллеги, соседи и т. д.), то возможно, это не так уж и мало. А если предположить, что каждый из этих девятерых, делая 12-й шаг, может спасти хотя бы одного страдающего от этой смертельной болезни, то это, пожалуй, даже много. Чертовски много, я бы сказала...

Недавно Его не стало. У него было почти десять лет неукоснительной, продуктивной и счастливой трезвости. Его нет, а группа живёт. И развивается. И время от времени в неё вливаются новички. Неуверенные, боязливые, тревожно переживающие, а не секта ли это.

Здесь уже давно никто не думает, что он один в целом мире. Потому что точно знает, что не один. Но для того, чтобы это случилось, кто-то первый должен был открыть дверь и зажечь свечу, чтобы её свет увидел усталый, измученный Путник. Кому-то нужно было начать делать эти 12 шагов, ведущих к исцелению души и тела… Ибо, как известно абсолютно всем без исключения анонимным алкоголикам: от любви до ненависти - один только шаг, а от ненависти до любви - двенадцать.

-3

Памяти всех тех, кто был Первым…

-4