Верх-Суетка
Месяц или два мы жили на квартире вместе с Машей Пола. Но нас было слишком много, и я оказалась лишней. Пришлось мне уйти на другую квартиру, как оказалось, совсем рядом с семьей Шлотгауэр – Карлом Карловичем и Верой (Бертой) Ивановной.
Помню, в начале учебного года мы всем классом наблюдали за игрой на волейбольной площадке. Один из игроков выделялся ростом, красивыми волнистыми волосами. Кто-то сказал: «Смотрите, это Отто Шлотгауэр, такой зазнайка, цены себе не сложит!».
Для меня это имя, произнесенное к тому же скороговоркой, было странным, и я переспросила: «Кто?». Мне повторили это имя трижды, но я так и не поняла.
Однажды моя квартирная хозяйка взяла на постой еще двух парней – покорителей целины. Они поселились в той же комнате, что и я. Парни вдвоем спали на одной кровати, а я с двумя хозяйскими детьми – на другой, ближе к двери.
И вдруг я ночью ощущаю, что один из парней пытается лечь рядом со мной. Говорю ему, что хочу пить, и ухожу на кухню.
Так я всю ночь и простояла, спрятавшись между вытяжной трубой и стенкой, а утром пошла искать себе новую квартиру.
Я попала к одинокой женщине по соседству с двоюродной сестрой Отто Викторией, с которой я потом подружилась на всю жизнь.
…
Как-то мы с Отто отправились покататься на лыжах, и там, под стрехой за сараем, он неожиданно поцеловал меня. Была очень светлая лунная ночь и много снега.
Мы стали встречаться.
Иногда он надолго исчезал. Говорили, что он встречается и с другими девочками тоже. Я была терпеливой, не искала с ним встреч. Иногда он приглашал меня в кино, причём он выглядел вполне взрослым и покупал себе полный билет, а для меня – детский, за пять копеек.
Позже я в шутку говорила, что он всегда на мне экономил. А Отто вспоминал, как приезжал ко мне в Ивановку и ночевал у нас (этого я не помню). Его поразило тогда, как бедно мы жили.
А потом к нам, ивановским, присоединилась Лида Латкина. Это была яркая, красивая, прилично одетая девочка. Внимание парней сразу перекинулось на неё.
…
Помню, как мы шли пешком из Верх-Суетки в Ивановку на зимние каникулы. Зима была очень снежная, но никому и в голову не пришло послать за учениками пару подвод. Пришлось нам, голодным и плохо одетым, идти двадцать пять километров пешком.
Вот уже и деревня показалась, а силы у меня кончились. Я отстала от других, легла на дорогу и стала засыпать. Очнулась я в первой по ходу движения хате, на печке. Кто-то растирал мне руки. Прибежала мама (она жила на противоположном конце деревни) – ей, наверное, Маша сказала, что я отстала.
…
В восьмом классе мне хорошо давалась математика. Я любила решать задачки. На контрольных я успевала решить свой вариант, два других, и первой сдать работу.
Ещё я любила поэзию, знала наизусть «Евгения Онегина», многие стихи Лермонтова. Помню, что учительница хвалила мои сочинения.
В 1955 году я окончила восьмой класс и уехала в Барнаул: не хотелось напрягать маму.
В Барнауле я поступила на шестимесячные курсы ФЗО (фабрично-заводского обучения), с полным обеспечением одеждой, питанием, а позже и общежитием.
С началом учебного года меня уговорили пойти в вечерний текстильный техникум. По окончании техникума я бы получила среднее образование и профессию текстильщика. У меня других планов не было, и я согласилась.
В техникуме учились уже весьма солидные люди.
У преподавательницы математики родился ребенок. Тогда еще не было отпусков по уходу за детьми, поэтому она фактически сделала меня своей заместительницей: прибегала на пять минут, давала мне план урока, и я его вела, а она шла к ребёнку. И самое удивительное – никто не возмущался, были какие-то другие люди и понятия.
Через год я поняла, что техникум мне не подходит, уж лучше получить среднее образование в школе рабочей молодёжи, а потом пойти учиться на медика.
Отто в это время заканчивал в Верх-Суетке десятый класс. Он регулярно писал мне романтические письма (выдержанные в духе классической русской литературы).
А сам, по слухам, гулял с другими девочками.
…
Я окончила курсы ФЗО и начала работать мотальщицей: наматывала круги около крутящихся бобин с хлопковой пряжей. В цеху стояла пыль от волокон.
Зарплата была не бог весть какая. Платили по выработке, я в передовиках не числилась, вырабатывала рублей на шестьдесят. Да еще постоянно заставляли покупать облигации государственного займа! Пустые бумажки, напрасная потеря денег.
Чтобы сходить в отпуск, приходилось экономить на еде. Мне выделили общежитие: четыре человека в комнате…
Я начала работать в 16 лет и как несовершеннолетняя была освобождена от ночных смен, рабочий день был на час короче. Я мечтала: скорее бы мне исполнилось 18, буду много зарабатывать!
Но оказалось, что ночные смены – это настоящая мука. Я их не переносила, засыпала на ходу, давала брак, а днём, наоборот, спать не могла. Такое мучение!
Законы тогда ещё действовали сталинские, за опоздания или прогулы была предусмотрена уголовная ответственность.
…
В первый свой отпуск я поехала в Ивановку. С собой я везла подарок для племянницы Риммы: говорящую и моргающую глазами куклу.
От станции Леньки мне нужно было идти тридцать километров пешком. Где-то в степи я заблудилась, переходила какое-то болото, шла по солнцу. А в узелке, когда я прыгала по кочкам, горько плакала кукла!
…
В Барнауле в первое время я жила у матери Васи, мужа Фени.
Однажды иду со второй смены и слышу топот за своей спиной. Я побежала. Хорошо еще, что дом был недалеко. Там меня уже ждали, дверь была открыта. Я успела только-только заскочить и накинуть щеколду! Мужик, который за мной гнался, стал молотить в дверь и страшно ругаться.
Думаю, что опять меня спасли от беды мои ангелы-хранители.
…
После десятого класса Отто приехал в Барнаул, поступать в мединститут. По какой-то случайности он снял комнату с другим студентом у женщины, которая дежурила в общежитии, где я жила.
Как только он показал ей письмо с адресом, она сказала, что это одна из лучших девочек в общежитии, и привела его с собой.
Время от времени мы встречались.
Я училась в десятом классе вечерней школы, была отличницей. Меня взяла под свое крыло классная руководительница Лилия Львовна Шапиро. Она была в свое время вывезена из блокадного Ленинграда.
Лилия Львовна была моей наставницей и любимой учительницей. Она не одобряла моей дружбы с Отто.
…
Меня переселили в другое общежитие. Там было очень много женщин, которых в народе называют старыми девами. Поблекшие, измождённые тяжёлым трудом…
Невинность обитательниц женского общежития охранял строгий пропускной контроль. Но Отто пропускали даже в мою комнату!
В это время в меня влюбился один парень, военный. Он всегда приходил в форме. Звали его Модест, у него было чисто еврейское произношение. Я не знала, кто он и откуда он меня узнал. Почему-то он всегда приходил тогда же, когда и Отто. Как будто сидел на заборе и караулил! Если Отто заходил ко мне в комнату, он тоже заходил. Если мы обнимались где-то во дворе, он молча наблюдал.
Это продолжалось довольно долго.
Потом он мне сказал, что заканчивает военное училище, его направляют куда-то. Он очень хотел бы забрать меня с собой, но видит, что нет надежды разлучить меня с этим студентом-немцем.
И он исчез из моей жизни навсегда.
…
Мы встречались с Отто уже три года. К этому времени я заканчивала десятый класс, а он – второй курс медицинского института. Что нас удерживало друг около друга, я не знаю. Но тогда он своими приходами больше меня раздражал.
Мне было очень тяжело: я работала, училась, у меня были проблемы со сном, а он… Он – это я поняла уже позже – был уже сформировавшийся, вполне взрослый мужчина. И он хотел взрослых отношений, а я себе этого позволить не могла.
Мне хватало ума понять: за моей спиной нет защиты. Если со мной случится какая-то беда, такая, как беременность, у меня только один выход – в омут головой. Несмотря на всю любовь.
Я знала, как его родители относились ко мне: они в страшном сне не могли представить меня их невесткой.
…
Я окончила школу с золотой медалью. Об этом было объявлено в газете. Но вышестоящему начальству это было неугодно: на золотые медали был лимит. В итоге пошли на компромисс: мне выдали аттестат отличника, а медаль ушла другому.
…
Как-то Отто пригласил меня домой к своей хозяйке. Она работала где-то поваром и готовила очень вкусные котлеты.
Она мне по секрету сказала, что Отто по окончании занятий уезжает в Москву: там его ждет женщина, на которой он хочет жениться.
Я ей не поверила.
К тому времени я решила, что буду поступать в медицинский институт. Думаю, я могла бы быть неплохим врачом.
Перед подачей документов я поехала в Ивановку – как раз маму должны были положить в больницу в Верх-Суетке на операцию. Я поехала к ней на велосипеде и заехала к своей любимой Виктории. Виктория отвела меня к бабушке Отто Маргарите.
Маргарита единственная изо всей семьи всегда была за меня и говорила, что лучше меня ее внуку не найти никого. Не знаю, за что она так ко мне прониклась…
Маргарита показала мне стопку писем, которые открыто лежали на верхней полке этажерки для всеобщего прочтения.
Она подала мне самое верхнее. Я начала читать… а там – такая пламенная любовь. Женщина писала, что когда она принимает экзамены у студентов, глаза её застилает он, она белого света не видит и только и думает, когда он к ней приедет.
В общем, Шекспир отдыхает.
Я прочитала два-три предложения, и все мне стало ясно.
Это была учительница русского языка, которая в восьмом классе хвалила мои сочинения. Она учила его по десятый класс. И когда только у них возникла такая пламенная любовь?
Бабушка возмущалась. «Что они делают? Вырастили и продали поросёнка, а вырученные деньги Отто на выбор: или ты покупаешь баян (он хотел освоить музыку), или в Москву к любимой».
Он выбрал любимую, и родители его поддержали – лишь бы он оставил меня, а там хоть к черту на рога.
…
Я вернулась в Барнаул. Сказала Отто, что больше не собираюсь иметь с ним никаких отношений. Он провожал меня, говорил: «Зачем?».
В это время моя подруга, ленинградка Тамара, решила вернуться в свой родной город и позвала меня с собой для подачи документов в Ленинградский медицинский институт. Когда мы туда приехали, вступительные экзамены уже закончились, но нам двоим разрешили сдавать. Наверное, сыграло роль, что я дочь погибшего в Великой Отечественной, да и она была сиротой.
Но в сочинении меня понесло на большой объём и много лирики. В общем, я сделала одну ошибку. Так-то мне надо было успешно сдать всего один экзамен, и я была бы принята.
У Тамары таких привилегий не было, поступила она или нет – не знаю. Мы потеряли друг друга.
…
Я поехала к брату Саше в Донецк. Он работал на шахте имени Сталина, жил с женой и её мамой, и у них была дочка Таня. У них было очень тесно.
Содержание
Отто Шлотгауэр
Огород, сенокос и прочие приготовления к зиме
Освоение целины и все, что за этим последовало
Радио, электричество, телевидение
Родители, медицинский институт, женитьба
Галина Шлотгауэр (Тюменцева)
Галина Шлотгауэр (Тюменцева). История моей семьи
Галина Шлотгауэр (Тюменцева). Жизнь с мачехой. Переезд в Ивановку
Барнаул. Брак. Рождение дочери
Жизнь в Барнауле. Дочь. Распределение в Хабары