Уважаемые друзья и ученики, читатели и недоброжелатели! Перед вами мистический детектив моего собственного производства. Эта сага жила в моей голове достаточно долго, чтобы я наконец решилась выставить ее на суд. Перед вами книга о мифическом городе, где следователь может быть поэтом, трупы обретают посмертное существование, а в готических особняках имеются тайные комнаты с таинственными постояльцами... Любителям готики и аналитических многоходовок посвящается.
1.
Елисей сидел и с тупым усердием рассматривал отвратительно составленную ябеду. Корявым почерком, выдающим умственные усилия, на залапанном листе бумаги было выведено следующее:
"Уважаемые менты города Синеморска! Отойдите в сторону и чисто конкретно не мешайте нам делать бабло. Давайте вы сами по себе будете всяких фраерков сажать, а мы сами по себе разбираться с неправильными пацанами".
Подпись стояла соответствующая - Доброжылатели. Так и написали - с буквой Ы. А внизу, уже другим косым почерком было нацарапано:
" PS . Люди пропадают. Ищите лучше в ваших рядах... "
- И опять, главное, мне подсунули... - капитан как будто продолжал неоконченный монолог. - Видно же, что обнаглели до крайности люди самого мера, и обнаружить их не удастся, даже если они джигу голые под окном придут танцевать. А мне надо изображать бурную деятельность и заводить бессмысленный бумагомарак, чтобы козырнуть начальству. Да пошло оно всё... Живешь, как какая-то крыса в лабиринте: и бегаешь вроде, и крутишься, и огрызаешься даже, если тебе на хвост наступают, а толку нет, стена все не кончается.
- Что, роман пишешь, - раздался за плечом Елисея бодрый баритон. Он принадлежал коллеге и хорошему знакомому Климу Климову. Бодрый, как малосольный огурец, он постоянно был в первых рядах на службе. Непрошибаемый оптимизм и ограниченный объем фантазии делали его великолепным исполнителем. Впрочем, верным товарищем он тоже был. Иногда.
- Ага, - с энтузиазмом подтвердил Елисей, - "Бандитский Синеморск" называется.
Клим слегка поиграл бровями, прищурился и с подозрением посмотрел на коллегу.
- Что-то название какое-то знакомое. Ты что на старости плагиатом занялся?
Елисей вздохнул.
- Ничем я не занялся, понимаешь, ничем!! Я вот уже семь лет как ничем не занимаюсь. А надо написать стихи, открыть литературный салон, читать свои творения экзальтированным дамочкам и смотреть, как они рвут друг на друге волоса, пытаясь пробиться к моему звёздном телу...
Клим хохотнул.
- Классно это ты описал про волосы. Знаешь, даже как-то поэтом стать захотелось, но Родина зовёт. Я к тебе, кстати, по поручению пришёл. Петрович просил передать, чтобы ты ехал в морг и разобрался там с трупами, а то их, неопознанных, так много развелось, что места не хватает. И начальник морга накапал нашему, что если мы дела не разрулим и не закроем, то он к нам в контору пару жмуриков припрет. Типа, чтобы мы шевелились быстрее.
Елисею захотелось запрокинуть голову и тихо взвыть. Даром, что луны на небе не было. Стоял весёлый июльский день, всего час по полудни.
Морг был тем местом, куда ему по службе хотелось идти в последнюю очередь. Его нервная творческая натура не выносила вида и запаха того, что когда-то было гражданами Синеморска. Слишком все это было пошло и безрадостно и слишком уж навевало мысли о конечности бытия, которые Клим, любивший краткие и ёмкий выражения описывал так: "Всё там будем!".
Елисей там быть не хотел и в морге, соответственно, тоже. Место это, представшее из себя старый мрачный особнячок с отваливающимися от стен кусками штукатурки, он предпочитал обходить стороной, хотя по слухам там работала симпатичная барышня-патологоанатом. Большой ценитель женской красоты, он не раз порывался хоть одним глазком посмотреть, что представляет из себя эта специалистка, но все как-то не получалось. В морг гораздо чаще наведывался предприимчивый Клим, а Елисей предпочитал работать с живыми свидетелями, а лучше с симпатичными свидетельницами происшествий.
Но что-то, видимо, действительно подгнило в Датском королевстве, а точнее в Синеморске, и за последние полгода необъяснимых смертей, несчастных случаев и убийств произошло больше, чем за предыдущие пять лет. Приходилось пить горькую чашу ответственности, и, собираясь, Елисей утешал себя только тем, что работница морга окажется лучше последних двух чучел, которые пытались подмигивать ему на допросах. Он переживал тяжёлый период развода со своей второй женой, которая взяла за привычку звонить ему в самый неподходящий момент или приходить на квартиру за несуществующей вещью и устраивать истерики на почве патологической ревности. Длилось все это уже полгода, поэтому требовало разрядки и кардинальных перемен.
- Ну, была не была, - пробормотал про себя Елисей, доставая из сейфа парочку заплесневелых дел, содержащих в себе безнадёжные висяки. И вышел из участка.
По дороге Елисею почему-то вспомнился "Чёрный монах" Чехова. С Антоном Павловичем следователь УГРО г. Синеморска и по совместительству поэт был в целом не в плохих отношениях. Однако навязанный воображением образ неожиданно напугал. В памяти всплыли рассуждения монаха, которые Елисей не раз перечитывал, думая о том, что же он делает со своей жизнью: "А почему ты знаешь, что гениальные люди, которым верит весь свет, тоже не видели призраков? Говорят же теперь ученые, что гений сродни умопомешательству. Друг мой, здоровы и нормальны только заурядные, стадные люди. Соображения насчет нервного века, переутомления, вырождения и т. п. могут серьезно волновать только тех, кто цель жизни видит в настоящем, то есть стадных людей".
Стадным существом следователь себя не считал, но отчего-то по его спине повеяло холодом от этих слов. Он представил себя, разговаривающим с собственным воспаленным воображением. Нет. Не то, не это страшно... А что, если собеседник героя был не миражом, а настоящим призраком, искаженным отражением иного мира, который наметил его в жертву. А потом, сожрав его душу, он стал искать нового носителя, постепенно возвышая его в мыслях и отравляя существование. Как это происходило с ним...
Елисей заозирался по сторонам: ничего и никого. Через два дома, за разросшимися деревьями уже виднелся морг.
- Всё это нервы, - рассудительно заметил поэт сам себе, - и, конечно, подавленные страхи. Они тревожат мой мозг, а он фонтанирует идеями и неожиданными метафорами. И...
Дверь мертвецкой с долгим протяжным скрипом отворилась.
- Заманивает, - слегка лязгнув зубами, пробормотал поэт.
Как и следовало ожидать из двери никто не вышел. Помедлив секунд пять и взявшись для верности за кобуру, Елисей одним махом преодолел последние несколько метров и зашёл внутрь.
***
В морге попахивало. Видимо теми, кого патологоанатомы грозились переместить на постоянное место жительства в участок. Стены, как в образцовых фильмах ужасов, были покрыты багровой с потеками краской, а ещё, усиленные каменными сводами, до Елисея доносились тяжёлые гитарные аккорды.
- Тук-тук-тук! Кто в теремочке живёт, выходите!...
Ну, всё... Голова мне больше не служит, что я несу, какой теремочек...
- Те, кто здесь временно живёт, к вам выйти не могут, но, может быть, я тоже сгожусь?
Навстречу оперу отворилась дверь, из-за которой шагнула девица в белом халате и с фиолетовыми волосами. Довольно высокая, худощавая, но с явно неплохими формами. Халат слегка топорщился на груди.
- Капитан убойного отдела Елисей Александрович Сенин, - замороженным голосом представился Елисей. - А вы, простите?
- Василиса Андреевна, судмедэксперт.
Продолжение следует...
Следующие главы уже ждут вас!