Воспоминания были написаны Александром Александровичем Архиповым после возвращения из плена в 1947 году. Долгое время они хранились в семье узника. Обнаружены были случайно сотрудником музея А. А. Шиховой. В 1998 году тетрадь с воспоминаниями поступила на хранение в архив Тотемского краеведческого музея. На основании этой вышли публикации М.Д. Рябкова и судьба уроженца Тотьмы стала известна читателям.
41 –й армейский корпус 177 –ой стрелковой дивизии под городом Слуцком попал в окружение. А. А. Архипову с четырьмя бойцами удалось пробраться в город На следующий день в Слуцк вошли немцы. Было предпринято несколько попыток выхода из города, но безуспешно. Ноги сильно распухли и при ходьбе причиняли страшную боль. 22 сентября 1941 года при очередной попытке выбраться из города я оказался в руках фашистов. Это был самый черный день в моей жизни.
Лазарет
Всех пленных привели на площадь у бывшего царского дворца. Их было очень много. Стоять я уже не мог и сел прямо на мокрую землю. Ноги распухли, как бревна, да и лицо из-за опухоли стало неузнаваемым. Видя мое состояние, товарищи посоветовали зайти в здание, где был расположен лазарет для пленных, обслуживаемый пленными врачами.
Раненые и больные валялись на голом полу, прикрытые своими шинелями. Смертность была очень высокая. Все, кто мог передвигаться, принимали участие в похоронах умерших бойцов. Раскапывали дерн, укладывали умерших и этим же дерном прикрывали их, отчего получалось возвышение на размер лежащего человека.
Во дворце лазарет просуществовал два дня, а затем всех раненых и больных перевели в здание железнодорожной школы, где на голом полу без лечения они провалялись дней пятнадцать. Кормили исключительно кониной.
В первых числах октября лазарет эвакуировали в тыл. Раненых и больных посадили в грузовые машины и повезли в южном направлении, в деревню Выру. Большинство привезенных разместили в здании бывшей школы, а остальных — в крестьянских домах, предварительно выселив из них местных жителей. Территорию лазарета огородили колючей проволокой и поставили часовых. Я попал в здание школы. Сначала ни коек, ни нар не было. На полу постлали солому, на которой вповалку разместили раненых и больных, оставив между рядами узкий проход шириной не более метра.
14 октября выпал снег. В помещении лазарета было холодно. Раненых и больных лечили наши пленные врачи и сестры, а санитаров заменяли выздоравливающие бойцы. Работа врачей была под контролем немецкого врача.
В первое время бани не было, белье не менялось, да и менять было нечего. Солома не обновлялась. Все это породило вшивость. Перевязки на ранах делались через двенадцать дней. Инструментов для проведения операций тоже не было. Не было и посуды.
Умирали не только от ран и болезней, но и от голода. Дневной рацион состоял из ста двадцати пяти—ста пятидесяти граммов эрзац- хлеба и пятисот граммов воды, заправленной листьями зеленой капусты.
Вдобавок ко всем бедам появился еще сыпной тиф, косил без раэбора больных и здоровых, не забывая и охраняющих немцев.
Я думал, что тоже заболею, но, видно, не судьба. Тифом не заболел потому, что еще в 1918 году болел им, и организм мог бороться с этой болезнью. Жизнь подходила к концу, а умирать не хотелось Пришлось распрощаться с наручными часами, единственной вещью напоминавшей о доме. Я продал их повару, за что получил: три буханки хлеба, пятьсот граммов сыру, двадцать граммов комбижиру пятьдесят граммов крупы «Геркулес» и около килограмма фасоли. Это для меня было целым состоянием. К получаемому голодному пайку стал прибавлять из имеющихся у меня запасов и постепенно начал немного поправляться.
Утренние обходы лазарета делал врач-немец. Неизменным спутником ему служила суковатая можжевеловая палка, которую он ежедневно пускал в действие, пробуя ее крепость на телах раненых и больных, а иногда и на лечащих русских врачах. Этот изверг был в лазарете около шести месяцев, а потом его куда-то перевели.
После прибытия нового молодого немецкого врача в лазарете произошли некоторые перемены. Появились двухъярусные нары, началась борьба с вшивостью.
К тифу прибавилась новая, еще более страшная болезнь — дизентерия, так называемый токсический понос, от которого смертность составляла почти сто процентов.
Пришла весна 1942 года, снег растаял, и во дворе лазарета появилась громадная яма, заполненная доверху водой. Этой водой умывались больные, стирали в ней свое белье и выливали туда разные нечистоты. В этой яме развелась масса лягушек, а на берегу появились «рыболовы». Так, каждый рыболов-лягушатник, наловив штук пятьдесят, начинал варить «уху». Не всем нравилось подобное кушанье, большинство предпочитало корни подснежника и щавель.
В конце апреля двое выздоровевших пленных сумели бежать, их поймали и на глазах больных расстреляли на лазаретном кладбище.
В июне 1942 года в лазарет прибыло большое пополнение из- под Мясного Бора, из частей 2-й Ударной армии, которой командовал предатель Власов. С прибытием пополнения с питанием стало еще хуже. Однажды в пищу больным были отпущены консервы — копченые рыбки. Чтобы они не достались больным, немцы признали их непригодными в пищу и решили уничтожить. Консервные банки были распечатаны, а их содержимое высыпали в лазаретную уборную. Изголодавшиеся больные ночью выловили из уборной выброшенную рыбу, промыли водой из ямы и... съели.
Меня в числе тридцати пяти человек зачислили в рабочую команду для заготовки дров. Ежедневно в шесть часов утра команда выстраивалась и под конвоем отправлялась за пять—семь километров в лес
В деревянных колодках идти было невозможно, ноги растирались в кровь, приходилось снимать колодки и топать босиком. Срубленные бревна носили на плечах. Брались за бревно человек пятнадцать и шли к месту складок, иногда метров двести. Работа для истощенных людей была поистине каторжной. Marry пила осень, погода становилась холодная, ноги меркли, хоть и были обмотаны шинельными лохмотьями, Во время обеденного перерыва собирали грибы, а приди вечером в лагерь, варили ив них суп.
Изнурительная работа и лесу и вечное недоедание снопа подорвали мое здоровье. Я вновь опух и был отправлен и лазарет.
В начале февраля 1943 года лазарет облетела радостная месть о разгроме немцев под Сталинградом.
Группа из восьми человек, среди них был и я, стала готовиться к побегу. Все было готово, но рано утром, в день, назначенный для побега, нас всех забрали, повели на станцию Сиверскую, посадили в вагон и повезли в Эстонию.