В 2002 году Коля принимал участие в гастролях балета Большого театра по городам Америки. Это был один из крупнейших проектов основанного мной и моей супругой агентства «Ардани Артистс». В программу входили «Баядерка», «Лебединое озеро» и «Щелкунчик». Для исполнения первых двух спектаклей на весь период гастролей танцовщики были четко распределены по ведущим составам. Коля танцевал с Галей Степаненко, Андрей Уваров — с Надей Грачевой, Сережа Филин — с Аней Антоничевой. Такой порядок выступлений давал возможность получить отзывы в прессе на каждый состав в разных городах, и в этой ситуации был мирно решен самый болезненный для артистов вопрос: кто главный? Главными были все. Благодаря такому решению, мы изначально исключили какие-либо конфликтные ситуации, и ребята спокойно и дружно работали. Отзывы на Колины спектакли всегда были не просто хвалебными. Ему выпало танцевать первый спектакль в Калифорнии, где известный критик Льюис Сигал буквально взахлеб писал о том, что такого танцовщика никогда в своей жизни не видел!
Когда в 2004 году возникла идея проекта «Короли танца», который в тот момент еще не имел названия, я понимал, что кто-то обязательно должен быть от России. И у меня даже сомнений не было в том, кто. Я знал, что это должен быть Коля. Во-первых, уже на тот момент было понятно, что он один из самых ярких артистов, признанная звезда, человек, который сумел делом доказать, кто он есть. Несмотря на то, что он тогда был травмирован и не танцевал, я верил, что за два года, которые оставались до намеченных выступлений, Коля восстановится и сможет достойно вписаться в наш проект. И я не ошибся! Он стал душой нашей первой четверки, стал членом команды «Королей танца».
Это не только дань его таланту и его любовь к этому проекту. Он — человек, с которым ты можешь приехать в любой уголок мира, и его везде знают. Мне приходилось гулять с Колей и по Парижу, и по Лондону, и по Москве. Порой я сам удивлялся, когда подходили люди, чтобы спросить, он ли это. Действительно редкий случай, когда артист имеет такую популярность, и он всегда очень достойно выходит к поклонникам, которые его ждут.
Кроме таланта, в Коле меня поражает еще одна черта: он может позволить себе сказать все, что думает. И это несмотря на то, что он жил и живет в стране, где далеко не всегда можно себе это позволить.
Сила Коли, я думаю, именно в том, что выходит ли он на сцену в качестве танцовщика, или артиста, участвующего в мюзикле, или даже в кукольном спектакле (а я это видел, мне повезло!), он умеет своим талантом доказать свое право делать то, что делает, и говорить то, что говорит.
За долгие годы общения я убедился, что он часто бывает прав. Он бывает правее самых правых, которые боятся высказать свою точку зрения. Правда, не всем нравится то, как он это делает.
Иногда ты понимаешь, что за его словами есть что-то, что должно тебя заставить задуматься. А когда осознаешь, что тебе есть над чем задуматься, ты начинаешь на себя злиться, а ответить тебе нечего.
Благодаря Колиной природной склонности к самообразованию (а это качество, которым обладают далеко не все артисты), ты понимаешь, что перед тобой человек образованный, который не станет говорить о том, чего не знает досконально. Но он часто критикует, не предлагая альтернативы. В результате ты задумываешься, но не меняешь курса.
Самые интересные моменты в нашем с Колей общении — это не те мгновения, когда мы спорим с ним об искусстве — а чем более близкими друзьями мы становились, тем больше спорили, — а те дни и часы во время гастролей, которые мы с ним провели в книжных магазинах и музеях. Люди ходят в магазины Картье смотреть драгоценности, а мы с Колей ходили смотреть книги, изданные по коллекции Картье, и из этих книг он позднее черпал какие-то детали своего сценического образа. Он — человек, который любит литературу, музыку, оперу. Для меня незабываемы те встречи, когда он мог сидеть у меня дома, смотреть «Травиату» Дзеффирелли и вместе с главными героями петь на итальянском языке все главные партии.
Коля — один из тех редких танцовщиков, которых интересует все новое, он стремится танцевать новое и не желает стоять на месте. Его поездки в Мариинский театр, например, объяснялись стремлением расширить репертуар. Что-то получалось лучше, что-то чуть хуже, но факт остается фактом: Коля не боялся осваивать новое, не останавливался на «Лебедином озере» и «Спящей красавице». Но даже в этих спектаклях он выступил в партиях, в которых его не ожидали увидеть: Ротбарта в «Лебедином озере» и Феи Карабос в «Спящей красавице». Он был первым танцовщиком Большого театра, который станцевал хореографию Кристофера Уилдона, работал со знаменитым испанцем Начо Дуато и танцевал в его балете в нашем проекте «Короли танца», первым, кто столь необычно станцевал «Урок» Флеминга Флиндта, что когда балет вошел в репертуар театра, хореограф доверил ему работать с другими солистами в качестве педагога-репетитора.
На том же стремлении к новому он сделал очень интересную работу с Борисом Эйфманом. Он был открыт этому сотрудничеству. И когда я сообщил, что Борис Яковлевич согласен делать ему номер, Коля не побоялся объявить об этом в прямом эфире по телевидению на всю Россию. Он ждал этой встречи, но в то же время очень перед ней волновался. Я помню, он позвонил мне перед отъездом в Петербург и сказал: если завтра позвоню, — это значит, я возвращаюсь, и у нас не получилось. В итоге позвонил через неделю и сказал, что вернулся, но вернулся с победой: ему номер понравился, и он хочет его сделать. А если Коля хочет что-то сделать, я знаю, он это сделает. Он продолжил работу — поехал в Чикаго, где шли гастроли театра Эйфмана, посмотрел, как работает труппа, сколько сил вкладывает в свое дело сам Эйфман, ходил каждый день на спектакли, очень вдохновился и даже изъявил желание станцевать в одном из его балетов.
Природа одарила Колю колоссальными сценическими данными. Он потрясающе сложен, всегда следит за своей формой, чертовски обаятелен, может быть душой любой компании, откровенный лидер, порой жесткий, не всегда справедливый, излишне субъективный, но зато целеустремленный, знающий, чего он хочет и к чему стремится. Вот уже несколько лет он является не только артистом балета, но и телеведущим. Не каждый артист, и не только артист балета, может достойно выступить в этой роли. А Коле всегда есть что сказать, он обладает достаточным талантом, чтобы правильно определить свою позицию, в любой компании может поддержать беседу — найдет подход и к рабочему сцены, и к королеве. Поэтому люди, которые занимают более высокое социальное положение, но уступают ему интеллектуально или творчески, всегда чувствуют в его присутствии некоторую ущемленность и закомплексованность и стараются избегать общения с ним. При слове «Цискаридзе» машут рукой: «Только не Цискаридзе!». Но в этом проявляется слабость человеческая, а не сила.
Я иногда задумываюсь над тем, могло ли быть в Колиной жизни что- то еще, кроме Большого театра, Мариинского, Парижской Оперы, но прихожу к выводу, что нет в мире других трупп его масштаба. Он настолько яркая и мощная фигура, что я не могу его себе представить ни на сцене Королевского балета в Лондоне, ни с артистами Ла Скала, хотя по темпераменту они, возможно, ему и близки, ни на сцене Американского балетного театра.
Его театр — это тот театр, в котором он вырос, который он досконально знает изнутри, знает, чем пахнет каждый его закоулок. Он может не любить отдельных людей, которые там работают, но сам театр любит всей душой. Когда говорим «театр», мы имеем в виду какие-то эзотерические понятия. Мы говорим «Мариинский театр», «императорский театр» и понимаем, чем дышат эти интерьеры. Коля очень переживает, что закат его сценической карьеры попадает на период работы на новой сцене. И если по ее завершении ему выпадет шанс выступить в театре в какой-то более масштабной роли, он станет одним из редких «экспонатов» Большого, потому что хранит в себе дух того старого Большого театра, которым он всегда очень дорожил. Я не знаю никого другого, кто любил бы этот театр до такой степени, чтобы его беспокоило, чем вытирают лицо артисты, чем пахнет в гримуборной, идут ли часы на стене в репетиционном зале, правильно ли высвечены костюмы в спектакле... Коля в этом смысле уникальный человек, редкий! Он действительно «дух» этого театра.
В 2007 году, когда мы гастролировали в Москве и показывали программу «Королей танца», в вариации во время первого выступления на сцене Большого театра Коля упал. Я спросил: «Коля, как это могло случиться?» И он ответил: «Я волновался». В отличие от трех других своих коллег, он танцевал ДОМА, на сцене, где перетанцевал все, что возможно, и он ВОЛНОВАЛСЯ! Это дорогого стоит. Если человек с такой карьерой, с таким положением, с такими регалиями возвращается домой и волнуется, это потрясающе!
Сергей Данилян (2010 год)