«Смех убивает страх, а без страха нет веры».–(с) Умберто Эко «Имя Розы»
Человек смеялся при виде разрисованной им ракушки 15 тыс. лет назад, смеялся, когда видел растущие плоды у себя в саду и зреющие колосья пшеницы в поле. Смеялся, когда в голову приходила совершенно новая идея, и он стремился поскорее зафиксировать ее, или, во всяком случае запомнить. Человек смеялся дома, в кругу родных, смеялся на казни, смеялся на карнавале, во время творчества, во время боли и потрясений, когда был одинок или среди людей, когда человек был абсолютно несчастен, или же наоборот–безмерно счастлив.
Смех стал отдушиной человека, его оружием и защитой. Он помогал людям на протяжении всей жизни, неважно как они его выражали–смеялись «внутри» или «снаружи».
Это чрезвычайно интересная и сильная эмоция, она может быть притягательной, или же раздражающей. Смех противоречив, однако, все зависит от того над кем смеются и кто смеется. От восприятия самого человека, его отношения к этому феномену.
В чем же состоит природа этой эмоции? Как мы знаем вся наша жизнедеятельность–это реализация совокупности условных и безусловных рефлексов. Смех с этой точки зрения является врожденной особенностью, присущей всем млекопитающим, только несколько в ином виде она выражается у животных: оскал, звукоподражание, приподнятостое настроение, восторженность–это и есть выражение смеха.
Представители духовенства практически во все времена ненавидели все, что было связано с юмором, ибо он был беспощаден абсолютно ко всем, юмор не знал высших и низших слоев общества, он не сдерживал ухмылки, если монарх или то же крестьянин были в неловком положении. Все пороки и нелепости попадали под наточенный зуб комедии. В этом ее прелесть, в этом ее изъян. Настоятели и епископы запрещали юным монахам смеяться, они запрещали даже думать о комичности тех или иных ситуаций. Смех считался признаком чего-то потустороннего, инфернального, если хотите.
Когда мы смеемся, то нам ничего не страшно. Кажется, что нет ничего, что создавало бы дискомфорт, внушило бы в нас ужас, причинило бы боль. Смех был лекарством для угнетенных крестьян, обреченных искуплять свою вину за «первородный грех» непосильным трудом; лекарством для монархов, каждый день принимающим судьбоносное решение, терпящих дворцовые интриги и многое другое. Если человек мог себе позволить смеяться, то это значит, что в человеке этом гораздо меньше страха, если последнему вообще было место в разуме такого человека. Значит, он не знает необходимости в боязни бога.
Такой расклад был совершенно невыгоден европейскому духовенству, так ловко и безжалостно манипулируя постулатами и высказываниями из Священного Писания. Интересно, что интерпретировали все эти фразы священники именно так, как было удобно им самим, страх–был замечательными оковами и поводьями для тех, кто исповедовал эту веру, можно было дергать за эти веревочки сколь угодно. А европейские священник тогда был самым педантичным и безумным кукловодом.
Смех уверенно, с легкой усмешкой подрезал эти веревочки лезвиями сатиры, ножницами иронии, топорами критики. Со временем властители стали понимать, что народу не выжить без этой эмоции, иначе народ станет задумываться о бренности бытия, терять смысл жизни и погибнет с пузырьком мышьяка, ножиком или, намного позже, с книжечкой «Страдания юного Вертера» в руках. В худшем случае поднимет мини-восстание, которое с легкостью может разрастись во всеобъемлющий мятеж, в зависимости от напряженности в обществе. Именно поэтому людей нужно было как-то развлекать, разрешить им веселиться, хотя бы раз в год.
С развитием городской культуры в Средневековье появляется культ фестивалей, карнавалов, различных театральных представлений, чтобы увеселить народ, отвлечь его от безумия, которое творится вокруг. Раз в год выделялся день, когда можно было освободиться от труда, нарядиться и потешаться как угодно. Это был тот самый карнавал, на котором позволялось вести себя девиантно, проявлять «неуважение» к высшим чинам, под покровом масок. Все это было необходимой процедурой для «разряжения обстановки». Напоминает нынешние концерты, мероприятия. Теперь Вы знаете их природу, а еще, наверняка вспомнили фильм «Судная ночь» Нила Маршалла–да, это та же идея. Стоит ли вводить такой «фейерверк эритроцитов» для общества–решите сами. Во всяком случае карнавалы здорово помогали людям «перезагрузится» и идти дальше.
Если есть юмористическая составляющая, театральные постановки в таком же роде, то не обойдется и без главного персонажа– шута. Того самого трикстера, плута, беса, который творит все, что ему вздумается и бесконечно смеется над и без того уморительной природ человека. Недаром шуты в Средневековье были «представителями» дьявольской, мистической культуры. Только взгляните на их одежду–рваная, неотесанная, изнаночная; посмотрите на их выражение лица–странная ухмылка, Вам, небось, от нее уже становится не по себе.
Мы не случайно с Вами упомянули слово «бес», шуты действительно считались «гостями из преисподней». Из-за их нестандартного поведения, странной реакции на происходящее, шуток, что, по сути, является неким искажением реальности. Почему же их не привлекали к ответственности перед «Великой» инквизицией? Шуты были хорошим инструментом, с помощью которого можно было проследить общественные настроения, снять напряжение в различных ситуациях. Они были более податливы, да и к тому же практически не имели какой-либо серьезной позиции по отношению к религии и государству в Европе. Кроме того, шуты самоотверженно переносили любые телесные наказания.
Обычно шуты надевали яркую и незаурядную одежду, чаще всего сшитую из лоскутков, колпаки с бубенцами, а также знаменитые пулены. Одежда надевалась с изнаночной стороны, чтобы привлечь внимание, зачастую шутов били, толкали и всячески издевались над ними в ответ на их «озорство», именно поэтому осталось знаменитое выражение «на изнанку–до слез», или «будешь битым» (обращение к тому, кто надел одежду на изнанку).
Шут–это противоположность, сама «изнанка». Этот образ часто противопоставлялся чему-то праведному, например, королю (чувствуете влияние идеи на массовую культуру?). Шуты часто пародировали королей и духовенство Европы, но никто не воспринимал всерьез роль шута. Однако, Шекспир стал человеком, который отводит шуту одну из главенствующих ролей: в своем произведении «Король Лир» шут сопровождает короля и именно из уст первого звучит истина, пусть и в искаженном, незаурядном виде.
Отсюда мы понимаем, что юмор является мощным и крупнокалиберным оружием, способным облечь серьезные вещи в такую незаурядную, интересную и животрепещущую оболочку. Шут, а затем Комик (более современный вариант)–это и есть посредник между народом, королем и тем метафизическим, нематериальным началом, которое так любит выделять народ, посредник между сразу тремя мирами– небом, землей и подземельем. Кто-то остерегался шута, зная его неоднозначную природу, а кто-то, как мы уже упомянули, отчаянно наказывает, ибо слишком горько, или, во всяком случае, неприятно слышать правду, впивающуюся как змей в тело людей, а затем пускающий свой саркастический яд в их жила.
Мощную и неподатливую природу смеха и юмора, как напрямую взаимосвязанных явлений прочувствовало множество людей. Они въелись во все сферы жизни общества, а источник их, в виде физиологической составляющей самого человека, практически неиссякаем. Ведь как широк и бесконечен спектр причин, которые вызывают смех, самые различные жизненные обстоятельства, вне зависимости от норм и ценностей, башни и пирамиды которым возвел сам человек. Юмор всегда боролся и будет бороться с какими-то традициями и правилами общества, ибо то, что смешно для одного–оскорбительно для другого. В ХХ веке люди показали превосходство смеха над всеми устоями, однако, к сожалению еще существуют табуированные темы, к которым, якобы, не применим юмор. Но все это иллюзия, юмор–всеобъемлющ, «всепроникающ», его не остановить. Кто-то может запретить смеяться в открытую над какими-то аспектами, но никто не запретит шутить «в голове» и так же смеяться.
Итак, юмор проникал в литературу, живопись, театр, кинематограф, телевидение, архитектуру и скульптуру (иронический и саркастический посыл в шажах и карикатурах). Потому как шутки всегда и везде были востребованы, даже в фронтовых, экстремальных условиях, тем более, что мы с Вами помним о том, что можно облечь самые интересные и противоречивые вещи в комическую форму. Понятно, что развитие юмора, его визуализация напрямую связана с развитием технического прогресса, спрос на юмористические проекты, которые можно было транслировать, рос в соответствии с увеличением портативности самих девайсов.
Мы с Вами помним, что кто-то всегда пытался «контролировать» смех–над чем можно и нужно смеяться, а над чем–нет. Это любопытно, ведь искусственно такой расклад возможен, нужно лишь создать необходимые для этого условия: настроить клипарное мышление, навешать ярлыки на всевозможные общественные явления и предметы, вещать одними и теми же категориями, на одни и те же, как правило пустые темы. Тогда есть шанс слепить нужную вам модель мышления. Вы же помните, что смех–это безусловный рефлекс, а значит можно его подкреплять и «откреплять» в том или ином направлении. Человек, словно собака И.П. Павлова, будет реагировать тогда, когда загорится та самая «лампочка».
Тем не менее, современное общество добилось возможности смеяться над тем, что само считает нужным (хотя элемент массового мышления исключать не стоит). Юмор, что выходит за рамки морали стали называть «черным», по сути они ничем особо не отличается от обычного юмора, если у юмора вообще стоит выделять какие-то «цвета» и «разновидности», просто его смысл не совпадает с принятыми в обществе нормами, которые опять таки, вероятно, продиктованы религиозными устоями, извращенным гуманизмом, лицемерием и напыщенностью.
Человек, умеющий шутить и «умеющий смеяться» над различными явлениями достоин многих похвал. Ведь далеко не каждому удастся грамотно, интересно, да еще и виртуозно воспользоваться таким колоссальным и внушительным снарядом, который мы именовали юмором. Некоторым удается лишь играть с ним, невинно развлекаться, иногда вытворять дикую безвкусицу, а порой мастерить из него нечто весьма впечатляющее.
Сравнивать тогда–шута, теперь–комика можно с кем угодно (они сами между собой отличаются лишь уровнем профессионализма и некоторыми организаторскими моментами): иллюзионист, ловко перебирающий в руках карты слов, фаерщиками, что вливают масло в воспламеняющие слова, нейробиологи и физиолого-анатомы, экспериментирующими с рефлекторной дугой и внимательно следящими всем великолепием реакций, живописец, пишущий радужной амальгамой в своей палитре, патологоанатом, с интересом и педантичностью вскрывающий наполненные эмоциями тела и изучающий все причины и следствия, тот самый неподкупный судья, что раскрывает все пороки и преступления, хоть ангел во плоти, хоть сам дьявол–шуту идут все роли. А у смеха много обличий, его не укротить, за ним не успеть, кого-то он ломает, а кого-то–лечит, смех страшен, но прекрасен, если он кого-то и убьет, то поверьте, его же он и воскресит.
By Epochal Creation ✨