Перед сном я смотрю на потолок в темноте, и этот потолок со стрекозками. У меня на потолке стрекозки, потому что те, кто делал ремонт в моем доме, думали, что это будет детская. Так вот, этот потолок со стрекозками, если долго не спать, исчезает, и остается небо, чистое небо со звездами и бесконечной вселенной. Вся эта недосягаемая вселенная отвернулась и не знает обо мне. Она пугает своими размерами, которые я даже и представить себе не могу.
Когда я смотрю на горизонт на земле, я знаю, что до любой точки, что я вижу, я могу добраться. Не буду этого делать, если не захочу, но могу. Когда я смотрю документальные фильмы про дальние страны, я знаю, что я могу и до туда добраться. Я могу постараться, накопить денег и оказаться под пальмами на белом песке или в горах.
Но, когда я не могу уснуть или просто ночью смотрю в небо, меня пугает картина этого неба, потому что все, что я вижу сверху, я никогда не смогу потрогать. Там громадные расстояния, но и расстояния эти - ничто, потому что они исчислимы. Пугает меня только то, что мне установлен предел. Я не могу до них добраться, потому что жизнь конечна. Все эти световые года и парсеки, невозможность преодолеть скорость света - это ведь не ограничения. Это ведь не было бы ни для кого проблемой, если бы мы жили вечно.
Какая разница, сколько лететь до Магелланова облака, если у тебя на руках бесконечность: два года или полмиллиона лет? Какая разница, где чалиться: на планете Земля или в космическом корабле, если ты доподлинно знаешь, что рано или поздно ты куда-нибудь да доберешься. Обязательно куда-нибудь доберешься, ведь у тебя вечная жизнь. Но ее нет, нет вечной жизни, и от этого страшно. Не от того, что ты ничего не успеешь, не сделаешь или не сделал, а от того, что чтоб ты не сделал, ты все равно умрешь.
Ты можешь быть великим изобретателем, композитором, баловнем судьбы, но случайно попадешь в ДТП. Едешь ты на симпозиум, где тебе будут вручать награду, что-то наподобие оскара, только в научных кругах, и бам - лобовое. И все, тебя больше нет. Страшно не то, что ты не получил статуэтку и будешь ходить призраком по обочине и переживать, что не доехал 5 километров. А страшно, что ты этого делать не будешь. Ты не будешь призраком, ты не будешь ни о чем жалеть или думать, что все было правильно, и ты прожил хорошую достойную жизнь. Тебя просто не будет, ведь смерть это конец.
Я не понимаю, почему люди воспринимают смерть, как небытие, как какое-то другое существование. Дескать, будешь ты сидеть на облаке и смотреть на родственников, следить за политическими событиями за партией в шахматы с Шопенгауэром. Кто-то думает, что будет бродить привидением, переместиться в астрал. А кто-то думает, что он атеист и во всю эту чушь не верит, поэтому он будет плавать в обволакивающем ничто, в темноте, в тишине и покое. Нет, никто и нигде не будет плавать, потому что сознание после смерти нет. Никто не оценит себя со стороны, не взглянет на свою жизнь и не скажет: "Да, всё было ништяк", или: "Нет, я прожил никчемную жизнь".
Мы или что-то недопонимаем в природе смерти, или вы что-то знаете, но не договариваете. Потому что согласно современным научным представлениям смерть - это не противоположность жизни, это не какая-то другая форма существования, это не темная сторона силы, смерть - это конец жизни. Если жизнь - это плюс, то смерть - это не минус, это ноль. Ты не перешел на другую сторону, не переродился, ты просто сгинул, пропал, обнулился, перестал существовать. И это самая удручающая мысль, которая меня посещает, а посещает она меня постоянно.
Мне удивительно, что люди обижаются, когда их называют толстыми или в чем-то несовершенными. С современным уровнем доступности улучшений практически все в себе можно изменить, все, чем тебя могут оскорбить. Ты можешь похудеть, если тебя называют толстым, можешь успешно косить под интеллектуала, если тебя называют тупым. Ты можешь даже исправить свои физические недостатки хирургическим путем. Это, безусловно, дорого, но, в сущности, в твоих силах заработать деньги и все-таки исправить свой нос или прикус. Все можно изменить, кроме того факта, что мы все умрем. Поэтому, мне кажется, что самое мрачное оскорбление, которому ничего нельзя противопоставить - это сказать: "Ты умрешь". Люди им не пользуются, только потому что в ответ на него с той же легкостью можно услышать: "И ты тоже умрешь".
Но это все праздные рассуждения, пока ты просто произносишь слова "смерть" и "умрешь", не задумываясь, что они обозначают. Это все почти ничего не значит, даже когда ты сталкиваешься со смертью в реальной жизни. По-настоящему страшно (я, честно, не знаю, испытываете ли вы это) - это когда ты понимаешь, что ты умрешь. Вот ты. И я. И все, кого мы знаем и любим, умрут. Это не разговор о том, что может кого-то из нас не коснутся. Когда я кого-то осуждаю или критикую в своих статьях, вы смело можете думать, что я не имею ввиду конкретно вас. Всех вокруг, кроме вас. Но когда я говорю, что вы все умрете, и обращаюсь именно к вам, я имею ввиду именно вас. Это самое ужасное и самое печальное.
Конец любой истории - это самое печальное, что можно придумать. Самое печальное, что описало человечество - это смерть. Все упирается в смерть. Капулетти и Монтекки могли подружиться, но в самом конце, в возрасте 93 и 92 лет история Ромео и Джульетты все равно бы закончилась их смертью. И история каждого из нас закончится смертью.
Я не понимаю современный кинематограф и литературу, которые в рассказах о бессмертных всегда делают акцент на какой-то там скуке. Скучающие 600-летние вампиры, изнывающие от однообразия Дунканы Маклауды, другие отягощенные бременем вечной жизни существа. Но разве не только бессмертие дарует смысл всему сущему, разве не только с бессмертием вообще стоит что-либо делать? Вы знаете, в конечном итоге, когда интеллектуалы говорят о никчемных миллиардах людей, когда активисты кричат о том, что никто не хочет спасать землю, в самом конечном итоге, я понимаю большинство человечества. А зачем?
Я стараюсь не марать планету, но в самой последней точке мысли я понимаю, что мне плевать на вырубку леса в Амазонии, мне плевать на экологию и на озоновый слой. Мне при всех этих проблемах растаявших ледников все равно не жить. И когда революционеры кричат: "Свергни царя, он тебя угнетает!", я ничего не делаю в том числе потому, что царь смертен. И я смертен. Либо царь умрет, и все наладится, либо я умру, и будет плевать. Несправедливость не продлится вечно. Я не жертвую денег на лечение от рака, потому что лекарство от рака не лечит от смерти. Оно просто дает несколько лишних лет, но рано или поздно и здоровый, и больной - все умрут.
"И в разрушенном загнивающем мире будут жить твои дети, и ты в своих детях!", - скажут мне люди. Это все красиво и литературно. Я люблю своих детей, но мои дети - это не я, мы не живем в своих детях. Не верите? Взгляните на них, почему ваши дети не любят ту же музыку, что и вы, не любят то же кино и считают вас отсталыми? Потому что ваши дети - это не вы, их личность - не продолжение вашей. В детях бессмертия нет, они тоже умрут, а их дети, ваши внуки, будут еще меньше похожи на вас.
Нет жизни и в памяти, после смерти мы не живем в чьих-то сердцах, как поется в песнях. Наш вклад в мировую историю, если даже мы великий политик - это все не мы - это все чужие воспоминания нас. Это представления, записи на бумажках, на кинолентах, документы, счета, письма, старый фотоальбом - это все не мы. Мы умерли, сгинули в небытие, остались только следы. Был человек и нету.
Если мы - это память детей, это добрые дела, это написанные нами великие романы, то почему все эти вещи не едят сыр, который мы так любили, не пьют любимое наше вино, не спят с рыжими женщинами, ведь мы все это делали при жизни? Воспоминания не спят с рыжими женщинами, потому что воспоминания - это не мы. И могильные плиты, памятники и фразы, каким хорошим был Петя - это все буду не я.
И все это исправило бы бессмертие. Не абсолютное. Представьте, что умереть можно было бы только насильственной смертью, от болезни, от пули, от несчастного случая, но от старости - никогда. Мы все стали бы как эльфы в фильмах Питера Джексона, только лучше. Представьте, какая появилась бы мотивация искать лекарство от СПИДА и рака, потому что вопрос бы стоял, не проживешь ли ты два года или несколько десятков лет. Вопрос бы стоял умрешь ли ты или будешь жить вечно.
Меня лично сразу бы стал волновать озоновый слой и леса в Амазонии, потому что если бы что-то пошло не так, то в мире "Безумного Макса" жили бы не какие-то теоретические потомки, а я. Прям вот я, настоящий. Все, что происходило бы на планете, касалось бы именно меня. Я бы следил за политикой, потому что если ничего не менять, то и я, и диктатор, который меня удручает, мы ведь будем так вечно, а это уже совсем другое дело. Вечно под гнетом - это совсем другое дело. Я бы следил за собственным весом, потому что таскать 150 килограммовую тушу даже 150 лет - это уже неприятно. Я бы думал, что сделать, как мне прославиться и купаться в лучах славы, а не о том, как скоро смерть заберет меня.
Быть может, вы все меня не поймете, может быть, вам все это не близко, но мне очень близко. Мне страшно. Я каждый день и по нескольку раз думаю о том, как скоро смерть заберет меня, как скоро она заберет мою жену, и что я тогда буду делать. Зачем мне вообще что-то делать, если рано или поздно мы умрем и не оценим свой вклад. Не узнаем, стали ли наши картины классикой, читают ли наши стихи. И потому что бессмертия все-таки нет, зачем мне стараться? Кому нужен мой след, мои гениальные творения? Зачем мне мир, экология и лекарство от рака, если я умру? Это будет не сон, я не буду бродить по новым мирам, ничего не будет происходить. Я не буду думать, мыслить и рассуждать, просто мир погрузится во тьму, без ничего. Не в холод, не в жар, не в вакуум или пустоту, не в сырую землю. Я не хочу думать о будущем, потому что это все не про меня. Я умру, стану старым, буду лежать и смотреть в потолок. А потом просто погаснет свет, и пропадет звук, потому что это конец.
