Эта история случилась в конце 90-х годов, летом. Попал я в травматологическое отделение районной больницы с диагнозом – легкое сотрясение мозга. Таких как я, мужчин с сотрясениями и различными переломами, полученными по причине потери вертикального равновесия в состоянии алкогольного опьянения, было в отделении большинство. Были и женщины, одна палата рядом точно была женская. Не хочу себя перехваливать, но очнувшись среди ночи на больничной койке с головной болью и похмельем я всерьез решил пройти положенный курс лечения и больше никогда в жизни не напиваться до потери памяти в таком объеме, ибо я не помнил ни где я упал, ни при каких обстоятельствах я упал, ни как меня везли на скорой помощи. Сурово-укоризненный взгляд и скупость фраз жены при утреннем ее посещении еще больше укрепили меня в желании на какое-то время забыть об алкоголе.
Однако большинство пациентов отделения, по-видимому, моих намерений не разделяло: если с утра они еще как-то придерживались больничной дисциплины то ближе к обеду начиналась у них какая-то предпраздничная суета, а именно, поиски денежных средств и засылка знающего местность гонца, и уже к концу дня, когда оставались только дежурные медсестры, отделение напоминало что-то вроде вечернего курортного городка, где встретить трезвого человека большая редкость, пациенты вальяжно прогуливались по коридору, вели задушевные беседы и заглядывали в каждую палату, не осталось ли у кого чего выпить.
Нас в палате было пятеро: я, дедок лет 70-ти на дневном лечении, Саша, рабочий, 50-ти с лишним лет (тоже с сотрясением), Коля, человек с криминальной биографией, лет 40 с лишним (с чем лежал, не понятно), парень лет 18 (косил от армии, его скоро выписали). Саша с Колей периодически примыкали к «курортникам» или «отдыхали» самостоятельно, пока были деньги. Палата представляла из себя обычную прямоугольную комнату на третьем этаже с пятью железными кроватями, пятью прикроватными тумбочками, одной деревянной кушеткой, одним умывальником, одним окном. Дверь в палату открывалась вовнутрь. В стенах были пробиты штрабы и уложена новая электропроводка, штрабы были не заштукатурены. С одной стороны наша палата граничила, как я уже говорил, с женской, с другой – с подсобным помещением. Я так подробно все описываю, потому что в дальнейшем все эти детали будут иметь значение (все как у Чехова: если описано ружье, то оно потом обязательно выстрелит).
На второй день моего пребывания в больнице парня, что косил от армии, выписали, а на его место после обеда положили парня по имени Витек, лет так 35-ти, роста где-то 180, худощавого и совсем не атлетического сложения, с сильным сотрясением мозга. И вот тут, внимание, начинается самое интересное! Как рассказал о себе Витек, работал он сантехником в какой-то коммунальной конторе, в больницу попал по причине внезапной потери сознания и падения на лестничной площадке, и, что примечательно, будучи абсолютно трезвым, правда, все дальнейшие события заставили нас сильно в этом усомниться. Вечер прошел как обычно: уколы, таблетки, ужин, чтение книг; Саша с Колей ненадолго отлучались к «курортникам», Витек, вроде бы, отказался; поболтали и легли спать.
Проснулся я, наверное, в пятом часу, когда уже рассвело. Витек разговаривал во сне, как я сначала подумал. Но прислушавшись, я засомневался, что во сне можно вести такие длинные разговоры, задавать кому-то вопросы и отвечать на них. А присмотревшись, я понял, что Витек вовсе и не спит, глаза у него открыты и он ведет конкретную беседу с кем-то невидимым, помнится, что-то про работу было. Не совсем поняв спросонья, что происходит, я продолжил спать, а когда опять проснулся, то странное поведение Витька обнаружили уже все в палате. Коля в свойственной ему блатной манере безапелляционно заявил: «Беляк!» Саша кивком головы согласился с авторитетным мнением. И они наперебой начали описывать известные им случаи белой горячки. Пришедший на дневные процедуры дедок и я, никогда раньше не сталкивавшиеся с подобным, с интересом и опаской наблюдали за Витьком.
Надо сказать, никакой агрессивности Витек не проявлял, лишь вел себя суетливо, разговаривал с пустотой, ходил туда-сюда по коридору, выходил на улицу, но если сильно не присматриваться к нему, то, вроде бы, и ничего такого, имен наших не путал, лекарства принимал. Курил, правда, так, как обычно семечки лузгают: только выбросил и уже другую достает. Свои сигареты так у него быстро закончились, начал стрелять у нас, но после нескольких угощений, мы, видя его ненасытность, сказали, что и у нас сигареты закончились. А сами припрятали их под матрацы, также как и ножи сразу после оглашения Колей диагноза. Медицинский персонал как-то вяло отреагировал на произошедшую с Витей метаморфозу, что говорило о том, что столь нехарактерный для травматологического отделения недуг не является для них никакой экзотикой. «Ну что!? Белочка», - ласково произнесла медсестра, а на мое требование отправить его в психушку так презрительно на меня посмотрела, что больше я в лечебные процессы не вмешивался. И еще забрала у Витька одежду, так что он остался в одних трусах и попросила следить за ним и не пускать на улицу, потому что у него серьезная травма головы и ему может стать хуже. Куда уж хуже-то?
Ближе к вечеру первого «белого» дня Витино расстройство стало приобретать все признаки драматического представления, с интригующим сюжетом и действующими лицами. Но об этом в следующей публикации.
Подписывайтесь, ставьте лайки – будет интересно.
Продолжение следует!