Эта добрая история случилась глубокой зимой, когда сугробы высились, как барханы в пустыне. Мы уходили из дома засветло и возвращались в потёмках. Зато снег искрился в свете фонарей.
Когда я проходил мимо одного из них, то застывал с глупой улыбкой. Снежинки, казалось, появлялись из ниоткуда, превращаясь в белую пыль. Вот ты стоишь в полосе света, а вокруг — темнота. Сделай шаг — и погрузишься в неё с головой, останься на месте — и смотри на таинственный мир старого фонаря. Снег блестит, завораживает, тянет за собой наверх. Выше фонаря, выше домов, выше облаков, выше неба, в свою белую страну. Это магия. Магия снега, холода и тишины. Магия железного фонаря. Мне нравилось так думать, и я стал звать его «дедушкой». Помните, у Чехова был «шкаф-дедушка»? У меня же был фонарь.
В тот особый вечер я пошёл под лестницу. Там всегда царил уютный полумрак, а на стене кто-то вырезал ключом слово «KLUB». Как-то случайно нашёл эту метку и несказанно обрадовался невидимому присутствию кого-то ещё. Мне представлялось, как он (или они?) так же сидел (или сидели?) здесь, как и я сейчас с книгой в руках. Как раз купил её у какого-то заснеженного старичка на остановке.
Если бы по нашему холодному городу ходили сказочники, то они бы выглядели именно так: в длинном пальто с огромными карманами. Пусть у каждого в кармане лежит коробка с леденцами. У этого старичка она точно лежала. Книга, к моему удивлению, не была старой, но зато сладко пахла детством. Наверное, потому, что на обложке в причудливых вензелях красовалось слово «Ёлка». Сразу представлялся тёплый и безмерно радостный праздник с сахарными куклами в доме советника Штальбаума.
Улыбнувшись, я стал перебирать удивительные страницы дивной книги, когда на мою ладонь выпало несколько зелёных иголочек. Они пахли застывшим благородным зимним лесом. Не сдержавшись, перебросил их через плечо, на счастье. Мечтая о таинственном незнакомце, поводил пальцем по надписи на стене. Мне почему-то вдруг захотелось, чтобы он был здесь со мной сейчас.
В эту минуту я услышал смех. Детский смех. Он ведь бесценен и неповторим, как капли росы. Он лёгок. Он похож на лютики. Обернулся — за спиной красовалась огромная ель. Она ещё росла и вытягивалась, ещё просыпалась и как будто удивлялась сама себе. А запах, милые мои! Что это был за запах! Рождественского волшебства.
Раскрыв рот, я побежал по лестнице вверх, чтобы охватить мою новую знакомую всю целиком. От её верхушки мне навстречу стали спускаться дети. Они тоже были волшебными. Всё в этот день внезапно оказалось таким: и старичок, и лестница, и книга, и ёлка, и дети. Они скатывались по перилам, кувыркались, баловались и озорничали так мило и невинно, как могут только дети. Они держали в руках ёлочные игрушки, сладости и зажжённые свечи. Вскоре вся ёлка была унизана этими незатейливыми украшениями. Дети подарили мне её. Представляете? Просто так, ради этой лестницы.
Ель сияла, мы все собрались под ней, трогали ветви, ели пастилу и пели хором песни. У нас был праздник. Дети захотели сказок, но я их не знал, потому стал как можно более вычурно рассказывать про себя. Потом упомянул и старичка.
— Да это же наш дедушка! — завопили они и побежали на улицу, подпрыгивая и кружась.
Их смех провожал меня до самого дома. Было легко и радостно. Хотелось всех обнять и расцеловать в раскрасневшиеся от мороза щёки. Сняв на лестнице ботинки, я тихо прошёл в комнату и лёг, не раздеваясь, на кровать. Так и уснул.
Утром обнаружил, что где-то посеял мою чудесную книгу. И обрадовался. Значит, у того, кто её найдёт, тоже будет эта ёлка и эти дети, эти конфеты и этот смех.
Автор: София Хандажинская