Не секрет, что Новое время известна в первую очередь как эпоха всеобщего образования, эпоха Просвещения, которая разогнала туман средневековых упований на божества любых видов и подарила человечеству прогресс, а главное - достоверные знания. Особая ставка на достоверность подсказывает, что предлагаемое здесь знание прошло проверку сомнением и критикой, и именно в этой рефлексивности заключается его благонадёжность.
Рефлексия, доставшаяся нам от Рене Декарта, с которого и принято на уровне философии - т.е., собственно, знания, - отсчитывать Новое время, неслучайно лежит в основании этой эпохи, но неслучайности этой ещё нужно дать место. Очевидно, что если рефлексия не является тем, чем её пытаются представить - неким нейтральным способом смотреть на вещи, подвергая их критическому анализу, который уже по природе своей хорош тем, что не принимает всё на веру, - то и эпоха Нового времени, уповающая на рефлексию, устроена иначе, чем она о себе говорит.
Противоречия этой эпохи следует искать не на уровне тех проблем, которые она сама считает "мировыми проблемами", а на уровне знания, которое сегодня достигло планетарного масштаба в своей распространённости: поскольку на особое критическое знание в Новое время делают ставку, предлагая его в качестве своей самой сильной и продуманной стороны, то как раз здесь и стоит искать разницу между тем, что Новое время говорит о себе, и тем, что является его судьбой.
Работу такого знания можно увидеть на примерах разговоров о смерти, современной педагогики и критики Голого короля - т.е. знание представляет собой нечто такое, что буквально заставляет детского психолога, психоаналитика и социального критика высказываться в строго определённой манере, особенно настаивая на определённых вещах. Если обратиться к более наглядным примерам, то это же знание заставляет Собчак нападать на Сатью, т.е. особым образом высказываться по темам, которые считаются "общественно значимыми", затрагивающими такие области бытия субъекта, где он делает свои ставки на жизнь. Здесь буквально заранее знают каковы должны быть вещи, - скажем, воспитание того же ребёнка матерью, - и готовы на этом со знакомой нам поспешностью настаивать, поскольку полагают, что в этом являет себя некое Благо.
Хотя здесь очевидно есть знание, устроенное строго определённым образом, - это можно понять и увидеть, - тем не менее, здесь нет истины. В этом странном соположении знания и истины находится эпоха Просвещения, поскольку как только субъект Декарта говорит, что он знает сам себя и знает как ему достичь Блага, постепенно сливаясь с миром, то он тут же проваливается в область, о которой ничего не знает - собственно, в открытое Фрейдом бессознательное. Т.е. хотя это знание говорит, что рефлексивно само себя знает - и именно в этом заключается его благонадёжность, - на деле же само введение перспективы "знания самого себя" немедленно приводит к поломке, которая обнажается тем сильнее, чем сильнее на способности себя знать здесь настаивают, поскольку само это настаивание производится средствами, никак не связанными с этим знанием.
Если говорить ещё точнее, истина здесь являет себя через собственное отсутствие. Хотя на истину здесь напирают, поскольку центральным вопросом эпохи Просвещения, как и христианства, остаётся вопрос "что есть истина?" - однако сама постановка вопроса предполагает такие отношения с истиной, где она почему-то не дана и её нужно искать, хотя должно быть очевидно, что истина ситуации дана с самого начала на уровне её устройства, т.е. истина всегда предшествует ситуации. В этом смысле задаваться вопросом о том, что есть истина - значит не желать иметь с ней дело. Здесь-то и можно ухватить то противоречие, которое закладывается в эпоху Нового времени с самого начала: если истиной интересуются, если ей поют гимны и всячески стараются найти к ней проход, как если бы она обитала в заоблачных далях, недоступных простому смертному, то эти упования следует прочитывать не буквально, а строго как работу описываемого здесь знания, которое ставит вопросы таким образом, чтобы полностью закрыть проход к ответу.
Если прислушаться к интонации приведённых до этого примеров, то видно, что именно на истину напирают и Собчак и социальный критик и детских психолог, однако каждый раз оказывается, что их разоблачительная риторика высвечивает не истину, а её отсутствие - ведь они ошибаются вдвойне, думая, что разоблачают заблуждения, хотя на самом деле поддерживают их ещё более тонким и опасным образом. В этом ракурсе хорошо видно, что в критическом знании и в помине нет обращённости-на-себя, за которую его принято нахваливать - но есть новые упования на революционный и разоблачительный потенциал критики и огромный кредит доверия самому критическому жесту.
Истина больше не в руках разоблачителя, но нет её и у толпы: не даваясь никому, она даёт о себе знать каждому через своё небытие. Ведь и толпа и критик продолжают крутиться возле Голого короля, либо подыгрывая, либо протестуя, но так и не понимая что заставляет их вокруг него крутиться - и в этом непонимании и заключена истина. Другими словами, сегодня истина дана в качестве всеобщего заблуждения - но это такое заблуждение, которое показательнее и влиятельнее любого позитивного утверждения.
Поэтому несмотря на огромное количество "знаний", которые сегодня повсеместно впариваются, - о воспитании, о лучшей жизни, о психике, о правильном мышлении, о глубинах океана и динозаврах, - все они оказываются бессильны, поскольку с самого начала повернуты к истине спиной. И именно бессилие, буквально разлитое в воздухе на пару с тем же планетарным знанием, от которого мы задыхаемся, накапливая его в бесконечных библиотеках и энциклопедиях, является судьбой этого знания.
#знание #истина #рессентимент #наслаждение #критика