Миазмы дыма и гниения густо напитали воздух. Кронтон захлёбывался в них, кашлял в агонии, как умирающий - от чахотки. День ото дня город отмирал по частям. Совсем недавно пришлось запереть Нижний Кронтон. Вспышка психокровия накрыла самые глубокие и мрачные его трущобы с неудержимостью лесного пожара. Хаос и паника затопили тесные улицы, кровь заструилась по камням. Люди барона Фонгертройста ценой огромных потерь сумели изолировать обезумевший район, но это стало лишь небольшой передышкой, отсрочкой перед кошмарным продолжением кровавой пьесы. Как загнившую ногу нельзя исцелить припарками, так и психокровие нельзя удержать за сколоченными наспех заборами. Когда-нибудь хворь вырвется из заточения.
И тогда в дело вступил Белый Круг. Церковники в ослепительно белоснежных одеждах вошли в огороженную часть Нижнего Кронтона и начали свой безжалостный танец очистительного пламени. За одну ночь весь район превратился в пепелище. И стар, и млад – все становились пищей для чёрных столбов дыма, что вздымались к небу. Отсветы зарева разгоняли ночь, и к утру от части Нижнего Кронтона не осталось ничего, кроме золы.
Лайон наморщился и сплюнул. Дым противно ел ноздри, а гниение добавляло к нему свои приторно-сладкие, омерзительные тона. Это всё, что умел Круг. Жечь и резать. Как невежественные мясники, они надеялись усечением конечностей спасти Кронтон. Но Лайона их попытки лишь смешили. Скверну нельзя сдержать. Она всё равно найдёт себе путь. Если не на эту Всенощную, так на следующую. Сколь бы бдительным ты ни был, но Скверна никогда не дремлет. Поэтому нужно уподобиться ей, ступить в её владения, войти в ночь Всенощной и стать хирургическим ножом, отсекающим болезнь.
Одёрнув плотный кожаный плащ, Лайон поднял взгляд к небу. Око Аранайи лишь начало свой долгий путь к вершине. Огромная радужка полыхала кроваво-красным, а в зрачке плясали искры похоти и истомленного желания.
- Привет, моя ненаглядная, - ухмыльнулся Лайон и поднёс к зубам мундштук трубки. – Снова эта ночь принадлежит только нам с тобой?
Глубоко затянувшись, Лайон выпустил белое облако дыма в недосягаемый глаз. Хотя все стоики и понимали, что это не так, каждый из них в глубине души всё же верил, что Аранайя смотрит именно на него в ночь Всенощной. Лайон исключением не был. Наблюдая за оком Порочной Матери, он ощущал внизу живота ответное желание, жгучее и ненасытное. Если задуматься, всё это казалось странным, даже болезненным, ведь в эту ночь Стоики выходят на улицы Кронтона, чтобы убивать её отпрысков.
Церковники из Белого Круга утверждают, что всякая мать любит своё дитя более собственной жизни. Так установил Пречистый, ибо се есть правильный путь вещей. Но не Порочная Мать, которой ведомы лишь неутолимые похоть и гордыня. Потому чада её, лишённые материнской любви, становятся омерзительными и жестокими тварями. И из зависти терзают человечество, благословлённое Пречистым. Хотя учёный мужи из Университета Драйкхофф возражают им, утверждая, что дело тут не в материнской любви, а в неких контагиях витальной трансмутации, которые и приводят к появлению таких жутких созданий.
Что ж, дом духа и дом разума мало в чём сходились и могли спорить хоть до Третьего пришествия по любому поводу. Лайон не интересовался глубинными законами бытия, ему вполне хватало его Служения. Вытряхнув пепел, он убрал трубку в карман на поясе и потянулся к Левиафану, прислонённому к стене. Огромный, ростом с человека, меч, отозвался утробным рычанием, а зубья на режущей кромке слабо затрепетали в предчувствии скорого пиршества.
- Проголодался? – Лайон привычным движением взвалил клинок на плечо.
Левиафан утвердительно рыкнул и снова содрогнулся. Усмехнувшись, Лайон левой рукой достал из кобуры на бедре массивный пистоль. Прокрутив пальцем колесцовый податчик и убедившись, что тот полностью заряжен, он вернул его обратно в кобуру и, наконец, зашагал вдоль по вымершей улице. Пора служить. Город сам себя не очистит.
В высоких стрельчатых окнах, украшенных лепниной и витражами, царил мрак, но Лайон прекрасно знал, что жильцы в эти самые мгновения не спят. Перепуганные и трясущиеся, они сейчас прислушивались к звукам, доносившимся снаружи, и надеялись, что сегодня Всенощная закончится для них хорошо. К их счастью, эту часть Нижнего Кронтона стоики уже очистили. Наверное, отдельные твари ещё бродили по здешним тёмным закоулкам, но основная волна налетела на них, будто на волнолом.
Вскоре улица закончилась и перешла в длинный мост, связывавший зажиточную и бедную части Нижнего Кронтона. Некогда его освещали изящные кованые фонари, изготовленные по высочайшему заказу в мастерских знаменитого Жерома Дювье. Но сейчас большая часть лежала по среди дороги, выдранная с корнем из своих мест, а керосин, некогда наполнявший их, остался на камне в виде маслянистых пятен. Всенощная прокатилась по Нижнему Кронтону беспощадной косой, оставляя после себя разруху.
Первые жертвы сегодняшней ночи обнаружились на той стороне моста. Врач-плагинацца валялся в луже собственное крови, уставившись нелепой остроносой маской в небо. Жуткие рваные раны исполосовали его серый халат на лоскуты, а вывернутая под неестественным углом нога, вкупе с кровавой дорожкой, говорила о том, что последние мгновения доктора оказались мучительными. Присев возле него, Лайон внимательно изучил нанесённые увечья. Длинные и глубокие. Значит поработал вервольф. Но по какой-то причине он не продолжил свою трапезу. Эти чудища обычно лакомятся своей добычей сразу.
Нахмурившись, Лайон перевернул мёртвое тело на бок, и тут же заметил круглое отверстие в спине. Вспышка понимания заставила его резко метнуться вправо, и сделал он это, как оказалось, вовремя. Секунду спустя что-то пролетело мимо, задев край треуголки. Перекатившись по брусчатке, Лайон вскочил на ноги и повернулся лицом к мёртвому плагинацца. В это самое мгновение в воздухе мелькнул толстый червеподобный хвост телесного цвета и скрылся за телом врача.
Лайон немедленно бросился к доктору и оказался рядом в тот момент, когда извивающийся хвост почти заполз под него. Затянутые в перчатку пальцы ловко обвились вокруг оставшегося на виду кончика и выдернули обратно нечто продолговатое и осклизлое, увенчанное мерзкой лысой головкой, отдалённо напоминавшей человеческую.
- Ого, - присвистнул Лайон. – Уже вырос? Я смотрю близость мамаши идёт тебе на пользу.
Тварь в ответ извернулась и попробовала прокусить кожаный рукав плаща своими мелкими, но острыми зубками. Этого у неё не получилось, и тогда существо издало пронзительный визг, сверкая злобным взглядом. Брезгливо поморщившись, Лайон бросил тварь на землю и раздавил ногой. Червеподобное тело лопнуло, словно надутый пузырь, разбросав в стороны зелёную жижу.
- А вервольф-то оказался умнее меня, - заметил Лайон, поднимая Левиафана, и тот в ответ проурчал, подтрунивая. – Колеквона нашла доктора раньше и успела отложить личинку. Вервольф понял это и не стал есть беднягу.
Левиафан понимающе рыкнул. Он бы тоже не стал, хотя мечу бы это никак не повредило. Просто брезговал. Никому не хотелось подселять к себе приплод колеквоны.
Забросив Левиафана на плечо, Лайон подошёл к телу плагинацца и немного постоял рядом. Наконец, он сплюнул и зашагал дальше. Наивный дурак, гневно подумал он, бредя по безлюдной улице. Очередной идеалист, решивший, что сможет всех спасти. Иногда в стенах Драйкхоффа появлялись подобные люди. Они не страшились ни запретов самого Драйкхоффа, ни того, что ожидало за стенами университета. Большинство из подобных глупцов погибало от рук стражи, но находились и те, кому всё же удавалось выбраться. Что ж, таких находил Лайон. И в лучшем случае они к этому моменту уже представляли из себя мертвецов.
Мост закончился, и Лайон ступил под арочный проход, ведший в бедную часть Нижнего Кронтона. На входе лежала массивная груда толстых балок – всё что осталось от карантинной ограды. Прошагав по обломку толстой воротины, Лайон ступил в черту трущоб. Зажиточный и бедный районы Нижнего Кронтона отличались разительно. Дома тут стояли плотнее друг к другу. Маленькие квадратные окна не украшала лепнина, пропали низенькие металлические оградки с цветочными клумбами, а удушающий смрад будто бы стал ещё плотнее.
Дома выглядели не просто притихшими, а полностью вымершими. Незакреплённые деревянные ставни, заменившие собой витражное стекло, безвольно покачивались из стороны в сторону. Древесная щепа, оставшаяся от выломанных дверей, щедро усеивала землю. Если богатый район и успел хоть как-то приготовиться, то здешние жители приняли на себя первый удар Всенощной.
Лайон преодолел несколько пустынных улиц, когда напряжённую тишину расколол близкий вскрик. Где-то совсем рядом, буквально за домом, истошно вопила женщина. Лайон тут же сорвался с места и обогнул щербатую, чёрную от времени стену. Ворвавшись во внутренний дворик, он увидел две фигуры замершие друг напротив друга. Перепуганная женщина в изодранном и грязном платье вжималась кирпичную стену, а над ней возвышался огромный вервольф. Его искажённые пропорции вызывали тошнотворное омерзение. Неестественно длинные передние и задние лапы, огромная голова, худое и вытянутое, но чрезвычайно гибкое тело. Он стоял на задних лапах, в то время как передние касались земли своими чёрными заострёнными когтями.
Лайон понимал, что вот-вот разразится кровавая вакханалия. Вервольф вонзит свои острые клыки в жертву и растерзает её в мгновение ока. Каким образом девушка оказалась во Всенощную на улице сейчас не имело значения. Скорее всего, как и многие, просто пыталась найти безопасное место.
Шагнув навстречу вервольфу, Лайон выставил перед собой Левиафан, довольно заурчавший в ответ. Левая рука, тем временем, обхватила рукоять пистоля и выдернула его из кобуры. Секунда промедления, достаточная для прицеливания в вытянутую мохнатую спину - и грохот выстрела разрезал ночь, отразившись от порушенных стен.
Реакция чудовища оказалась молниеносной. Вервольф отскочил в сторону, и выстрел, который должен был проделать в его теле значительную рану, лишь задел бок, вырвав ошмётки алой плоти и шерсти. Чудовище взвыло от ярости и боли, пошатнулось и развернулось мордой к обидчику.
Лайон щелчком затвора выплюнул пороховой капсюль из пистоля, и прокрутил колесо податчика. Тем временем вервольф уже оправился от боли. Выпрямившись во весь свой огромный рост, он угрожающе ощерил ряд жёлтых, кривых зубов. Послышался утробный рык, густая пена белыми лохмотьями полетела из пасти. Вервольф припал к земле и всеми четырьмя лапами оттолкнулся в сторону обидчика, посмевшего прервать трапезу и ранить его. Лайон мощным взмахом Левифана рассёк перед собой воздух, но вервольф, за мгновение до того, как встретиться с зубьями клинка, воткнул передние когти в землю. Сделав в воздухе кульбит, тварь пролетела над Лайоном. Разворот и вот они встретились лицом к лицу: стоик и порождение Порочной Матери.
Одновременно с тем как Левиафан поднялся в воздух, вервольф взмахнул бритвенно острой пятернёй. Удар сотряс Лайона и меч, которым он успел прикрыться. Вервольф не стал отступать и снова нанёс сокрушительный удар, а затем снова. Лайон крепко держал клинок, защищаясь от потока ударов. Наконец, вервольф взревел и с неистовством первобытной ненависти схватился за оружие, словно бы намереваясь вырвать его. Ухмыльнувшись, Лайон выбросил вторую руку вперёд и ткнул дулом пистоля в раскрытую пасть.
Немая сцена застыла во внутреннем дворике Нижнего Кронтона. Огромная мохнатая тварь всё ещё хваталась за меч. Вервольф словно бы до последнего не верил, что всё закончилось и надеялся победить в этой схватке. А затем выстрел взорвал его голову, будто переспелый плод. Фонтан крови, осколков кости и шерсти взметнулся в воздух и обрушился обратно макабрическим ливнем, будто бы из самого безумного кошмара.
- Г-рррр, - буркнул Левиафан, трясясь от негодования.
- Ещё успеешь, - бросил Лайон, отирая пистоль о свой плащ.
Очистив его от останков вервольфа, он направился к женщине, на ходу перезаряжая и убирая пистоль в кобуру. При виде стоика та ещё сильнее вжалась в стену и запричитала:
- Нет, нет, нет! Не трогайте… Он не успел… Меня не… Не трогайтеееее!
Испуганный вопль заставил Лайона поморщиться и остановиться, не дойдя пары шагов о женщины.
- Что ты тут забыла?
Женщину затрясло, от чего измазанный в грязи платок съехал набок, открыв бесцветную паклю волос.
- Маттеуш… мой дом… они вломились и убили мужа, - голос её сорвался на визг. – Я слышала, как он кричал! А потом я взяла Эльзу и побежала… Но эта тварь… Она… она….
Женщина всхлипнула, горячие слёзы брызнули из глаз. Её рука поднялась и тут же опала, указав напоследок в дальний угол дворика.
- Что она? – спросил Лайон, бросая взгляд через плечо.
Женщина лишь затрясла головой, не в силах выговорить то, что сотворило чудовище. Перехватив Левиафан поудобнее, Лайон двинулся в указанном направлении. Там и правда что-то лежало. Нагромождение переломанных досок. Они валялись бесформенной кучей мусора, а поверх них белела какая-то ткань. Склонившись, Лайон внимательно рассмотрел брошенную кем-то детскую пелёнку. Он собрался уже разгрести завал и отыскать тело, но ударивший в нос горьковатый запах миндаля заставил его отскочить в сторону, пропуская мимо губительный удар.
Развернувшись на месте, Лайон обратил свой взор на женщину. Она больше не вжималась в стену. Она висела в нескольких сантиметрах над землёй, расставив руки, словно марионетка в руках ловкого кукловода. Точнее она ей и была. Присмотревшись, Лайон сумел разобрал тёмное, пятно, распластавшееся высоко над женщиной. Паукообразная, с восемью конечностями, тварь висела на стене дома. Вытянув переднюю пару лап, он перебирала ими, от чего тело женщины то и дело подёргивалось.
- А вот и колеквона, - шепнул Лайон Левиафану. Тот утвердительно рыкнул. – Похоже не успела закусить вервольфом.
Тем временем колеквона быстро смотала обратно хвост, которым не смогла достать Лайона, и убрала его под толстое брюшко.
- Спускайся! – крикнул Лайон.
Он уже потянулся к пистолю, но тварь не стала дожидаться выстрела. Бросив тело женщины, она отпрыгнула от стены и спикировала на Лайона. Тот попытался ударить мечом, но прочные передние лапы отвели его в сторону. Лайон почувствовал мощный удар и спустя мгновение уже оказался на земле. Колеквона нависала над ним и вблизи выглядела ещё отвратительнее. Огромные жвала пощёлкивали, множество пар глаз наблюдали за своей жертвой.
Ещё один щелчок и пара острых жвал погрузилась в грудь, ослепив Лайона болью. Не видя ничего вокруг, он ударил рукоятью Левифана. Гневный вскрик колеквоны возвестил ещё большую вспышку боли. Лайон стиснул зубы и снова ударил рукоятью. На это раз вскрик оказался болезненным, хватка на груди пропала. Цокая лапами, колеквона отступила назад, а Лайон тяжко поднялся на ноги.
Чудовище мотало головой, разбрасывая прозрачный ликвор из лопнувшего глаза. Она на время позабыла о своей жертве и это оказалось для неё губительной неосмотрительностью. Одним прыжком Лайон оказался рядом и с радостным рёвом Левиафана, погрузил клинок в округлое брюхо. Продолжая громогласно реветь, колеквона дёрнулась, надеясь слезть с клинка, но Левиафан уже прочно вцепился в неё своими зубьями. Лайону оставалось лишь сдерживать тварь, чтобы та не вырвала оружие. Улучив момент, он дёрнул мечом, заставив противницу пошатнуться, после чего извлёк Левиафан из раны. Взмах и три лапы из восьми отлетели в сторону. Скособочившись, колеквона попыталась утвердиться на оставшихся, но Лайон сделал ещё один выпад. Вертикальным ударом он погрузил клинок в её тело, а Левиафан доделал начатое. С триумфальным рёвом, он начал вгрызаться в плоть чудовища, разбрасывая в стороны ошмётки и уходя всё глубже и глубже.
Отступив на шаг назад, Лайон устало осмотрел внутренний двор. Безголовый вервольф, разрубленная пополам колеквона и груда тряпья и кожи, бывшая некогда человеком, вызывали стойкое отвращение одним своим видом. Хотелось как можно быстрее уйти отсюда и оставить случившееся позади. Сплюнув, Лайон поднял с земли оброненный пистоль и направился обратно на узкую улочку, но резко затормозил на полпути, схватившись за разодранную грудь. Приступ слабости, вкупе с помутившимся зрением, заставили его выпустит меч из рук.
Пошатнувшись, Лайон опёрся о покосившуюся металлическую ограду и сполз на землю. Епитимья, раздосадовано подумал он. Как же не вовремя. Наверное, рана оказалась слишком сильной. Стянув кожаную перчатку с правой руки, он взглянул на тыльную сторону ладонь. Знак Зверя уже начинал проявляться. Кольцо с тремя крючками пока что выглядело как выцветший рисунок, но каждая секунда наливала его жизнью и силой. А вместе с ним менялся и Лайон. На пальцах уже начинала проступать жёсткая, чёрная шерсть, ногти вытягивались, меняя свою форму, а глубокая ночь становилась всё менее тёмной.
- Се - плоть твоя, - прошептал Лайон. Запустив руку в карман на поясе, он достал оттуда небольшой мешочек. Из него на ладонь выпали молочно-белый лоскут кожи и пузырёк с чем-то красным. – А се – кровь твоя, - забросив в рот кусок кожи, Лайон откупорил пузырёк и осушил его. – Пречистый, отпусти мне мою епитимью, ибо служение ещё не завершено.
Слова отпущения сработали. Ногти мгновенно вернулись, к прежнему размеру, чёрный волосы, едва появившись, тут же вывалились, а ночь снова стала тёмной. Поднявшись на ноги, Лайон осмотрел рану на груди. Она уже начинала затягиваться. Хоть какая-то польза от его епитимьи. Переведя взгляд не небо, он упёрся в недремлющее око Аранайи. Она смотрела на него с самой вершины. В эту Всенощную она несомненно смотрела только на него и больше ни на кого.
- Потому что, это наша с тобой ночь, милая, - промолвил Лайон.
Достав трубку, он набил её и запалил. Табачный дым принёс немного душевного покоя. И ночь снова перестала быть такой мрачной, и мёртвые чудища под боком уже вызывали не такое сильное отвращение… Левиафан напомнил о себе недовольным рыком. Он не любил, когда его бросали на земле.
- Да сейчас, - проворчал Лайон. – Всем недоволен, прямо как старая кошёлка.
Левиафан снова рыкнул. Лайон взглянул на перерубленную пополам колеквону.
- Да, согласен, - он кивнул и взвалил меч на плечо, - они умнеют. Может учатся у нас чему-то? Но так или иначе, - Лайон вытряхнул остатки табака и спрятал трубку, - Всенощная ещё не закончилась. Пошли, приятель. Город сам себя не очистит.