Найти тему
Мария Митасова

Наших мудовых рыданий слышно даже в Хабаровске, не то что в Москве

Пардоньте, не могу остановиться. Мы меняемся, ребята. И ни хрена мы не остаемся по жизни одними и теми же людьми. И это бы еще пол беды; с нами меняется всё. Даже наши фильмы. Точнее, то, как мы их понимаем.

Один маленький, но гордый автор
Один маленький, но гордый автор

«Вдох-выдох» Дыховичного, кто знает. Ради себя самих – посмотрите на досуге. Шикарный, шикарнейший, наишикардовейший фильм.

Посчитаю-ка: вышел в 2006-м, победоносно поступала я на журфак в 2003-м. Несколько лет спустя, вы не поверите, пришла наша пахучая землёй и влажными камнями в оттаявших прошлогодних водорослях волжская весна, проглядывал уже сухой асфальт. Начинался фестиваль кинодокументалок «Саратовские страдания» (погуглите, крутая вещь), и мы с одногруппницей взяли моду бегать после пар в Дом кино. Его, кстати, тоже погуглите. Самобытнейшая вещь эта Нижне-Волжская студия кинохроники; дом так и вовсе в середине XIX века строили на месте кладбищенской часовни на территории мужского монастыря, после революции там стали жить простые (ну или не вполне простые - центр все ж таки) люди.

Наше студенческое "намоленное" место, где располагалась Нижне-Волжская студия кинохроники, или просто Дом кино. Саратов
Наше студенческое "намоленное" место, где располагалась Нижне-Волжская студия кинохроники, или просто Дом кино. Саратов

Высокочувствительные мы были филологические барышни с душевной организацией тоньше не бывает. Говна по жизни на тот момент никто из нас еще лаптем не хлебнул, а кожей уже по-животному, но еще по-детски умели чувствовать киношное, артхаусное, духовное, не-для-всех-которое. Там практически во всех фильмах всегда присутствовала чуток поехавшая крышей человеческая драма. Книги нас тоже торкали, разумеется; прошли крым и рым – как у нашего земляка поэта Машенцева, от Гомера до Пригова - ну так это всегда было у нас в базовой комплектации. Читать, понимать, слушать, писать. Четыре кита журналиста, его кислородно-витаминный коктейль. Хреново – делай что-нибудь из этого списка. Авось полегчает.

Это было в другой жизни и в другом измерении. Мы доезжали от вокзала на троллейбусе до нужной остановки, вбегали в полутемный кинозал, заполошно вдыхая: не опоздали почти. Не могу описать вам тот запах. Резкий, совершенно наркоманский запах кинематографической ленты, пыли, лака на дереве, красного истершегося бархата старых стульев. Кидали рядом сумки, приспускали пальтишки. Начиналось.

Таким был старый зал Дома кино. Справа был еще один сектор, и мы всегда сидели именно там. Феллини только отчего-то смотрели посередине
Таким был старый зал Дома кино. Справа был еще один сектор, и мы всегда сидели именно там. Феллини только отчего-то смотрели посередине

… Впоследствии вышли после «Вдоха-выдоха» как прибитые мешком с картошкой. Долго, медленно гуляли по набережной. Сумерки – будто кто разбавленные чернила разлил над Волгой. Облачка, облачка красноватые. Потом – звезды. Волга плескалась мощной волной; перегибались над перилами, и внизу – черная-черная вода, как нефть. Всегда говорила и говорю: кто вырос на большой воде – не такие, как те, кто родился без водоемов. Вода мотивирует либо думать, либо плавать, либо помирать.

Фильм, конечно же, о людях и о любви – странной химере, амебе, волшебном карлике-великане-фее, который плюёт на физику, логику и хронику. Меняет себе обличия, то гладит по головке, то макает мордой в собственную лужу. То убивает тахикардией боли, то служит сиропом, от которого вырастают крылья. Одно только не меняется: нахер без нее жить? Не так: нахер без нее жить.

Кадр из фильма
Кадр из фильма

Сюжет – пять с плюсом, съемки – пять с плюсом, музыка – пять с плюсом, диалоги – пять с плюсом. Для каждого фильм будит какие-то глубинные, странные ощущения. Вам будто бы уже все это знакомо; либо снилось, либо было наяву. Истории, лица, картины то сливаются в одно, то, как масло в воде, расщепляются на элементы. Это вызывает сначала удовольствие, потом шок, потом оцепенение – то самое, когда хочется взять алкоголь, сигарету и махнуть (дальше вставьте свое самое сокровенное место). Сидеть там, курить (бросили все, как же), пить (ага). Стокгольм или Питер. Финский залив или Патриарший мост. Вас просто окружают ваши любимые привидения. Их не боишься; их ждешь, зовешь, а когда приходят – сидишь в полном кайфе с закрытыми глазами и открытой памятью. И все-все понимаешь.

Наконец, это тупо красивый фильм. Потому что любовь красива, даже когда она не такая, какой ее ожидаешь. Хе, поторопитесь. Там этосамое. Пропаганда, ну. Нынче небезопасно. Впрочем, ничего там нет сверх того, что можно показать, но как же, зараза, красиво. Есть сцена: звуки капель воды, дыхание, взвивающие вверх перья, призрачные огоньки на фоне. Сухая трава, ее шелест, искренный смех, искренние глаза, перебирание струн арфы и фортепианных клавиш. Радость - тихая и громкая. Ревность, которую маскируешь или не маскируешь. Боль, когда уходят дорогие люди. Внезапное счастье, ничем не объясняемое. Детство, его маленький рай. Там столько всего понаверчено, и как же это прекрасно, ребята. Сейчас-то тем более: говна уже все хлебнули, так что втройне слаще. И вдесятеро понятнее, о чем в фильме речь. Мы такие же люди. Мы живем так же. И любим так же. И так же уйдем. Как вдох-выдох.

Кадр из фильма
Кадр из фильма

Я, собственно, сегодня пересмотрела этот фильм. На моей памяти он показывается мне сам - четко на переломах, перекрестках, точках размышлятельной бифуркации моей дурацкой, зато забавной жизни. И он опять мне показал свое новое лицо. Блин, да блинский блин, я еще больше его поняла! Да как так-то, Господи?

Ради себя самих: посмотрите на досуге, пока не убрали. Переживите это. Оно такое, такое! (Опять я на этих домкиноэмоциях, мать моя в коньках на босу ногу. Ни черта за пятнадцать почти лет и не изменилось)...