Начальник войскового стрельбища Помсен после всех служебных и личных передряг наконец-то решил взяться за ум под прапорщицкой фуражкой. Военнослужащий Советской Армии пришёл к выводу, что оставшиеся десять месяцев надо стойко перенести тяготы и лишения воинской службы по пятилетнему контракту, который неумолимо подходил к финалу.
(часть 1 - https://dzen.ru/media/camrad/praporscik-kantemirov-63272f4f79b35b0f41bc5f9e)
Гвардии прапорщик Кантемиров принял волевое решение – выдержать слово, данное лично прошлому командиру части, подполковнику Григорьеву – служить нормально, как все прапорщики 67 гвардейского мотострелкового полка. Больше никаких комитетчиков, спекуляции и валюты…
Всё! Аллес капут! И денег у него сейчас вполне достаточно для спокойной и обеспеченной демобилизации из славных рядов Вооруженных Сил СССР. Что ещё надо для состоятельного и состоявшегося начальника советского полигона?
И потом, как гласит народная мудрость: «Жадность фраера губит…» А мы не фраера дешёвые. Мы – прапорщики Группы Советских Войск в Германии. И всегда сможем сказать твёрдое «Хальт!» авантюрным и не всегда законным амбициям. Слово прапорщика ГСВГ – кремень! Прапор сказал – прапор сделал…
Примерно так, мудро и здраво, рассуждал товарищ Тимур, глубоко вдыхая свежий и пьянящий воздух свободы родного стрельбища. Молодой человек, в самом деле, после крайней посадки в изолятор дрезденской гауптвахты больше не хотел никаких приключений на свою жопу.
Да и по сроку службы уже давно пора остепениться и дослуживать контракт спокойно и солидно, как и подобает старослужащему прапорщику Советской Армии...
Первый удар по светлым и правильным помыслам прапорщика Группы Советских Войск в Германии, как это ни странно, поступил от начальника особого отдела мотострелкового полка, который начал сдавать дела заместителю и со дня на день ждал перевода в штаб дивизии.
Лично для начальника стрельбища данная перестановка особистских кадров ничего не меняла. Войсковое стрельбище Помсен секретным приказом полковника Полянского так и осталось закреплено за майором Яшкиным.
Прошёл месяц после того, как тайная приставка к советскому телевизору вместе с хитрой антенной перекочевала из ленкомнаты полигонной команды в квартиру командира полка и комсорг полигона, прапорщик Кантемиров, лично доложил особисту о верности коммунистическим идеалам всего личного состава полигонной команды.
Доверительные отношения куратора и агента армейской контрразведки закрепились ещё больше. Начальник войскового стрельбища Помсен перешёл в разряд ценного, доверенного и проверенного агента.
Майор Яшкин, чтобы постоянно не мотаться за город на полигон, сам предложил встречаться с прапорщиком в конспиративной квартире, любезно предоставленной коллегами из Штази.
Уровень работ и заданий майора на новом месте в непростом и особом мире вырос до возможности встречи с агентами в тёплой квартире обыкновенного жилого немецкого дома.
Это вам не на тёмной улице или в салоне УАЗа получать информацию от доверенных лиц, здесь комфорт и секретность встречи располагали к откровенным разговорам под чашечку немецкого кофе.
Место встречи, которого нельзя было изменить, оказалось обычной двухкомнатной квартирой в немецком пятиэтажном панельном доме, со стандартным набором мебели в большой комнате: стенка, диван и два кресла рядом со столиком. Во второй комнате находилась спальня.
И если в Советском Союзе такую мебель «днём с огнем не сыскать», особенно в последние годы перестройки и гласности, то в ГДР данные изделия продавались в каждом мебельном магазине...
Ангелика Шмидт жила точно в такой же квартире. Прапорщик Кантемиров ещё в первый день встречи обратил внимание на полное собрание сочинений В.И. Ленина за стеклом серванта. Совсем как у себя на полигоне, в домике, на книжной полке с секретной дверью в русскую баню.
Сегодня, в прекрасный августовский день за окном, начальник стрельбища решил разнообразить общение с контрразведкой, вытащил книгу на немецком языке, полистал и спросил у начальника особого отдела:
– Товарищ майор, похоже, здесь активист живёт?
– Преподаватель марксизма-ленинизма в фахшуле, – с гордостью сообщил контрразведчик.
– У нас в ЛГУ этот предмет вообще отменить хотят. А в прошлом году мы сдали зачёт вместо экзамена.
– А ты, студент, и рад до жопы? – с некоторой обидой спросил защитник советского строя от внутренних и внешних врагов.
– Натюрлих, – спокойно ответил студент ленинградского университета. – Товарищ майор, вы же знали про мою бывшую подружку Ангелику? Так вот, мы с ней и поссорились из-за марксизма-ленинизма, когда я ещё год назад посоветовал выбросить на помойку точно такие же книжки.
– А немка чего? – оперативник заинтересовался отношением местного населения к их светлому будущему.
– Сказала, что я продался империалистам. Мы здорово поругались в этот день. Даже отказала в доступе к телу.
– Правильная девочка, – одобрил действия немецкой девушки советский офицер. – А ты неправильный прапорщик, и гореть тебе в аду.
– «Взвейтесь кострами синие ночи…» – с улыбкой пропел неправильный прапорщик Советской Армии и спросил у куратора. – А если серьёзно, товарищ майор, у нас в Ленинграде уже полным ходом идёт перестройка, а в ГДР – тишь да гладь? Неужели Штази оказались сильней КГБ?
– Не скажи, прапорщик, – вздохнул военный контрразведчик, – вот именно, что пока.
Советские граждане замолчали… И если до прапорщика ещё в прошлом году дошли только слухи, то офицер спецслужб практически знал всю поступившую в особый отдел информацию о прошедшем трехдневном концерте 6, 7 и 8 июня 1987 года ведущих рок-групп западной Европы и США под открытым небом на площади у Бранденбургских ворот.
Организаторы концерта, движимые состраданием к населению ГДР, установили мощную аппаратуру рядом с границей и развернули все звуковые колонки строго на Восток.
Весь ареал Бранденбургских Ворот был пограничной зоной, заходить в которую запрещалось всем. В первый вечер, это была пятница, в Восточном Берлине собрались лишь небольшие группы молодежи, которые легко поддавались на спокойные уговоры пограничников отойти подальше от стены.
На следующий день, в субботу, молодёжи собралось побольше, хотя западноберлинские радио и телевидение, передачи которых свободно принимались практически на всей территории ГДР (в советских телевизорах через приставку и специальную антенну), постарались своевременно известить всех о бесплатном рок-концерте.
Скопления молодежи оказались незначительными, и всё же народная полиция стала разгонять молодых людей. И даже в этот вечер действия полиции не вызвали особого волнения.
Большой геморрой для власти города и страны проявился только на третий день. В воскресенье 8 июня было принято решение вообще не пропускать к Бранденбургским воротам желающих слушать халявный рок-концерт. К концу дня полиция перекрыла аллею Унтер-ден-линден и параллельные ей улицы.
«Verbotene Früchte sind die süssesten» – «Запретный плод сладок», или «Verbot macht Lust» – «Чего нельзя, того и хочется». Так уж устроены люди. Даже немцы, у которых испокон веков: «Ordnung und Disziplin!».
Наложение запрета на какое-либо действие всегда вызывает у человека чувство неполноценности. И он всеми возможными способами пытается эту неполноценность устранить…
За ограждением собралась бесконечная толпа. Где-то к 21.00 начались потасовки, в ход пошли полицейские дубинки, кого-то быстро и ловко оттаскивали в тёмные боковые улицы. Законопослушный народ, до отказа заполнивший Унтер-ден-лиден, непрерывно выкрикивал хором: «Die mauer muss weg!» – «Долой стену!” и звал на помощь последнего генсека СССР: «Горби, Горби!»
Разгонять дубинками простых людей, пришедших послушать бесплатный концерт, было верхом старческого маразма представителей клана Хонеккера. Власть без всякой нужды испытывала чашу терпения своего народа.
Требования собравшихся восточноберлицев на исторической улице Унтер-ден-линден впервые громко и чётко отразили меняющиеся настроения в обществе ГДР. И списать произошедшее на западную провокацию было нельзя, так как сам инцидент прошел мимо внимания западноберлинской печати и телевидения.
Громкость западных рок-музыкантов были настолько потрясающими, что разговоры и слухи о концерте за стеной докатились и до советских военнослужащих в Дрездене. Немецкий народ зароптал и устремил свои взоры на Запад...
Прапорщик Кантемиров в модных светлых брюках и лёгкой рубашке с удовольствием вытянул ноги в кресле, глотнул кофе и доверительно сообщил куратору:
– Товарищ майор, приставку с антенной надо возвращать в ленкомнату полигонной команды.
– С кого хрена? – не показал удивления вполне интеллигентный работник особого отдела.
– Смотрите – каждый вечер, особенно в выходные дни, я точно знал, где найти моих старослужащих – у телевизора «Рекорд».
– За просмотром западных передач, – неинтеллигентно перебил старший по званию и по секретной должности.
– Товарищ майор, вы, в самом деле, думаете, что мы там новости смотрели по ЦДФ и АРД? Или обсуждали прошлогодний рок-концерт у Бранденбургских ворот? Знаете, какая была самая любимая передача у моих бойцов, пока лично вы не приказали снять антенну и приставку? Куда солдаты звали меня постоянно в качестве переводчика?
– И чего тут гадать, натюрлих, эротика…, – ухмыльнулся майор контрразведки и вполне нормальный мужик.
– Эротику они и без перевода понимают, – со знанием дела сообщил молодой гражданин страны Советов.
– Заинтриговал ты меня, прапорщик. И на какую же вечернюю телепередачу тебя постоянно приглашали твои же подчиненные? «Спокойной ночи, малыши» по-немецки?
– ГДР-овские фильмы про индейцев с Гойко Митичем, – с улыбкой привёл сильный контраргумент начальник стрельбища.
– Вот, неужели? – усмехнулся старший офицер.
– Серьёзно, товарищ майор. Ну, сами посудите, самый старший у нас по возрасту – рядовой Вовченко. Он же – Пончик. Вы его хорошо знаете, ему двадцать один год. Всем остальным от восемнадцати и до двадцати лет. Они же все, как дети, и эти фильмы про индейцев только в наших кинотеатрах смотрели. И то далеко не все. А тут каждый выходной к ним в гости сам Гойко Митич на лошади и с томагавком, – прапорщик высказал наболевшее, вздохнул и добавил. – А сейчас мне каждого из них отдельно искать приходится по всему полигону. А тут и до самоволки недалеко. Вечером в выходные дни всегда было легче фиксировать старослужащих именно в ленкомнате у телевизора. Яков Алексеевич, считаю надо сделать исключение по поводу приставок для полигонной команды. Так легче контролировать солдат. Да и смотрят они в основном правильные фильмы про наших индейцев и плохих бледнолицых...
Начальник стрельбища замолчал, начальник особого отдела задумался. В самом деле, он сам был не прочь посмотреть дома по выходным вместе с семьёй фильмы с индейцами производства «Дефа». В Союзе Гойко Митича только в кинотеатре и увидишь.
Майор взглянул на собеседника в белых штанах и сказал:
– Хорошо, прапорщик, убедил. Запускайте свою шарманку. Но, только под свою ответственность. И, кстати, о приставке – пошли ещё раз ко мне домой радиомастера в понедельник, когда за продуктами приедешь. Жена жалуется, опять барахлит, АРД плохо показывает.
– Товарищ майор, я же вам говорил – легче новую приставку по нашей схеме спаять, чем вашу постоянно ремонтировать.
– Ладно, согласен. Сделайте пару штук: для меня и для себя.
– Тогда мне надо за микросхемами в Лейпциг сгонять.
– В Дрездене уже закончились? – контрразведчик с ленинским прищуром взглянул на прапорщика.
– Таких нет. Точно знаю. Есть только на нашем заводе «Торпедо» на складе. Там мой зёма, прапорщик с Урала, начальником склада работает.
– Да кто бы сомневался. Потом с Лейпцига в Берлин? – закинул контрразведческую удочку майор особого отдела.
– Товарищ майор, мы оба знаем, что мне, простому труженику тыла, запрещены поездки в Восточный Берлин, – набравшийся опыта на своих ошибках прапорщик не клюнул, дотронулся до левого уха и добавил: – Я хорошо помню историю, которую рассказал один знакомый шахматист. Кстати, как он там? Всё партии разыгрывает?
– Не борзей, Тимур, – вдруг улыбнулся Яков Алексеевич. – И, кстати, был я недавно с женой у него в гостях. Приличные люди, крепкая семья. Двух дочек растят.
– Я знаю, – Кантемиров пока не понимал, куда клонит куратор.
– Ну, раз мы с тобой про Лейпциг заговорили – у меня один вопрос имеется. Риторический. Понимаешь, что это значит?
– Обижаете, товарищ майор. Я же всё-таки прапорщик Советской Армии. Должен соответствовать. Это вопрос в пустоту. Могу не отвечать и пропустить мимо подбитого уха.
– Молодец, студент. Можешь не отвечать. Но, обязательно задумайся над вопросом.
– Слушаю внимательно.
– Тимур…, – Яшкин сделал паузу и посмотрел на собеседника. Прапорщик мгновенно напрягся, обращение по имени от офицера контрразведки ничего хорошего не сулило. Майор спокойно продолжил: – Ты японский видеомагнитофон сможешь достать? Лично для меня?
Гвардии прапорщик Кантемиров, служивший пятый год в ГСВГ, сумел сохранить выдержку и не сказал майору все неинтеллигентные слова, промелькнувшие выстрелом из орудия «Гром» в просветленной голове начальника войскового стрельбища Помсен… (продолжение -https://dzen.ru/media/camrad/dembel-2-63b6b7c6e774c36888c542ec )
P.S. Все полновесные части о прапорщике Кантемирове, далее – засекреченном сотруднике милиции, а затем о военном разведчике на Украине, читаем только на портале Бусти: https://boosty.to/gsvg
ИВС – 8 частей.
Жизнь за Жильё – 10 частей.
Помощник нотариуса – 6 частей
Кресты – 9 частей
Прапорщик Кантемиров – 8 частей (первая книга в электронном виде).
Внедрение – 8 частей.
Банда – 8 частей.
Прапорщик Кантемиров (2) – 8 частей (вторая книга в электронном виде).
Банда – 29 частей.
Питер – 26 частей.
Прапорщик Кантемиров (3) – 12 частей (третья книга)
Фабрика – 43 части.
Германия – 32 части.
Поколение "next" – 21 части.
Родина – 17 частей.
Дембель – 9 частей (заключительная книга о службе в ГСВГ)
Чужбина – уже 27 частей. И контора всё пишет и пишет…
