Ася трудилась соцработником первый год. Платили немного, но у Аси выбора особо не было - надо было кормить маленькую дочку. Глупо, конечно, что Ася родила так рано. Глупо, что от Олега, который её бросил сразу, как узнал о беременности. Доказывать отцовство, подавать на алименты - всего этого Ася не делала, не умела, а помочь и подсказать некому. Сама виновата - думала девушка. Ведь как банально всё вышло! Ася выросла в детдоме. Училась на медсестру, а как только ей исполнилось 18, должна была получить квартиру. Но не получила - в результате каких-то махинаций жильё её ушло кому-то "по блату". Спорить она не стала. Пока у неё ещё была возможность жить в общежитии училища.
А тут ещё встретила Олега, влюбилась без ума в него, не до квартиры было, не до споров - любовь да молодость. Олег снял им комнату, стали они жить вместе, Ася училась и подрабатывала уборщицей вечерами. А скоро забеременела. Олег растворился в тумане. Пока она всё ждала и верила, живот рос и других вариантов не оставалось, кроме как рожать. Учёбу пришлось бросить - не тянула. Устроилась на ещё одну работу, в собес, чтоб хоть декретные получать. И почти сразу с новой работы ушла в декрет. Родилась у Аси доченька - Катя. Единственная, получалось, родная душа. И ради неё, поняла Ася, надо держаться, надо. Как только коллеги помогли устроить Катю в ясли, Ася вышла на работу. Вот работала. Работа не сложная - обойти подопечных, в основном стариков, убраться, принести продукты и лекарства. Ася легко со всеми ладила, не спорила, не ругалась, но старалась и не привязываться ни к кому - у неё своей боли хватало по самое некуда.
Кроме Елизаветы Сергеевны. Из Асиных подопечных эта пожилая женщина, старушкой язык не поворачивался её назвать, была, наверное, самая самодостаточная, если можно так сказать. Вот парадокс. Ася присматривала и за старичком без обеих ног, часто стонущим от давних болей, и за очень очень старой одинокой бабулей, которая была такая несчастная - постоянно плакала Асе о своей жизни, о том, как мала пенсия, и ту отправляет она внукам в большой город. Ася старалась, свою работу делала хорошо. Но ни к кому особых чувств и личного интереса не испытывала. А вот другое дело Елизавета Сергеевна. Поджарая, аккуратная, спокойная и немногословная, вежливая и ненавязчивая пожилая дама, казалось, меньше всех нуждалась в соцработнике. Вроде и сама могла всё делать. Но Асе она почему-то так нравилось, всегда приятно было к ней приходить, хотя они почти не разговаривали.
Ася прибиралась у Елизаветы Сергеевны, хотя видела, что было и так почти чисто - женщина явно убирала и сама. Ася ходила в магазин и аптеку, нечасто, правда - Елизавета Сергеевна без проблем выходила из дому. Пожилая женщина не склонна была о себе рассказывать, не была фамильярна - просто вежлива. А Асю, вопреки привычке, так и подмывало у Елизаветы Сергеевны узнать про её жизнь. Она даже злилась немного - зачем этой даме соцработник, она сама всё может, Ася только время тратит. "Барыня какая, подавай прислугу" - однажды в сердцах посетовала на Елизавету Сергеевну Ася своим коллегам. Пока умудренные опытом тётки с работы не объяснили Асе, что соцработник положен этой пожилой даме по статусу, она ветеран труда, одинокая, инвалид - были проблемы с одной рукой и Елизаветы Сергеевны. Из её пенсии, между прочим, вычитают хоть и небольшие, но деньги, а Асе за неё платят. Как и за других. Откажись Елизавета Сергеевна от Асиных услуг, за ненадобностью или чтоб пенсию сэкономить, и Ася сразу лишится части дохода. "Ася, у тебя что, деньги лишние что ли? " - ухмыльнулась бухгалтерша Ксения Петровна на Асины возмущения. И правда. Стала Ася дальше к Елизавете Сергеевне ходить, спокойно, хорошо работать, с благодарностью.
Только любопытство, Асе в общем-то не свойственное, так её и одолевало. Но поведение Елизаветы Сергеевны, такое, как бы точнее сказать, отстранённо вежливое, тактичное, сдержанное, не допускало ни малейшей возможности для манёвра. В аккуратной небольшой квартирке мыслям не за что было зацепиться - ни фотографий детей или внуков, ни открыток нигде при уборке Ася не встречала, не висели на виду какие-нибудь медали или, там, грамоты, не валялись на трюмо в прихожей письма. Ни даже кошечки или собачки дома не было, хотя внимательная Ася обратила внимание, что в кухне иногда лежат недорогие пакетики с собачьим или кошачьих кормом, как-то раз на полочке холодильника стояла начатая упаковка с каким-то звериным лекарством. Сплошные загадки. И сама Елизавета Сергеевна. Никогда не жалуется, такая спокойная. И не сразу Ася обратила внимание на взгляд светлых глаз, обрамлённых обильной мелкой сетью морщинок - такой, даже трудно подобрать слово, печальный что ли. Ничто в чертах пожилой дамы не выдавало грусти или тоски, ни изгиб бровей, ни опущенные уголки губ - у неё было совершено спокойное выражение, как будто даже и умиротворённое лицо. И только глаза по непонятным причинам казались бесконечно, невыразимо грустными. Ну, может Ася это уже выдумала.
Ей нравилось проводить время у Елизаветы Сергеевны. Почти через год знакомства они уже имели вполне добрые взаимоотношения. Могли поддержать, что называется, светскую беседу, вполне, впрочем, тёплую. Со стороны пожилой дамы тоже чувствовалось расположение. Хотя о себе Ася, конечно, тоже не смела рассказывать. Ася привыкла с детского дома, что никогда у неё ничего своего не было, всегда в любой момент всё могли отобрать, могли прикасаться к ней, даже грубо, хватать за руки или ударить - ну, что уж скрывать, в детдоме не сладко. Наверное такое бережное отношение к своему личному пространству Ася испытывала впервые, даже не знала, что так можно. И очень это ценила. Поэтому, не смотря на желание и любопытство, взаимно уважала Елизавету Сергеевну. Так они и общались. Ася приходила, помогала своей подопечной, в процессе они поддерживали приятную беседу на нейтральную тему, потом тепло прощались до следующего посещения через неделю.
Пока однажды случай не сблизил двух женщин.
Ася шла к Елизавете Сергеевне, как обычно. И, переходя дорогу, заметила от обочины кровавые следы. Времени было не много - через пятнадцать минут надо быть на месте, а ещё два квартала идти, зима. Ну нужно быть совершенно железным человеком, чтоб не проверить не случилось ли чего, всё-таки мы же не дикари. Вот и Ася пошла по следу и нашла через десяток метров то, что меньше всего бы хотела. В снегу на обочине лежал пёс, крупный, лохматый, страшныыыый, в смысле некрасивый - совсем дворняга, худой, шерсть лохматая, грязная. Пёс прижимал к покрытому льдышками животу передную лапу, неестественно согнутую, кровь капала с неё. Судя по всему собаку сбил какой-то лихач и умчался, как будто так и надо. "Смотри какая беда у меня, Ася" - говорили его испуганные глаза, полные отчаяния. "Ну что ж такое! - чуть не плача подумала девушка - ну почему мне так не везёт? " Ася, как любой нормальный человек, конечно, не могла не испытать сострадания к живому существу. Но она ещё и животных любила. Завести себе не могла, да, некуда было, помогать приютам тоже не было возможности - сама считала каждую копейку. Но при случае всегда собаку бездомную покормит, если с собой что-то было в кармане, котика уличного угостит. Немного. Просто посильно делала жизнь слабых и беззащитных капельку лучше. Как могла. А мечтала, что когда-нибудь возьмёт и пустит в уже свой дом и в своё сердце встреченого несчастного пушистика. И оставит навсегда. Это чтоб вы понимали, что за человек Ася.
Но а сейчас Ася была в отчаянии и растерянности. Что делать? Уйти невозможно. Денег сто рублей до зарплаты, а ещё почти неделя. Вести несчастного пса домой, в съемную комнату, где они ютятся с дочкой? Да едва ли хозяйка будет согласна, она Асю-то недолюбливала, за то, что ребёнок шумит, что платит Ася мало, хоть и исправно. И надо бежать к Елизавете Сергеевне, она всё -таки на работе, не в гости ж идёт. Мобильных телефонов тогда у простых смертных не было, чтоб позвонить хотя бы, предупредить, что опоздает. А пока что-то придумать.
Но голова, на беду, думать отказывалась. И вокруг никого, ни одного человека, хоть кого-то попросить помочь. Только недалеко маленьки ларёк, где торгует овощами и фруктами смуглый черноволосый мужчина с характерным акцентом - Ася как-то покупала там для Елизаветы Сергеевны картофель. Единственная идея пришла в голову Асе, правда, без особой надежды. Она подошла к псу. Он девушку подпустил. "Пошли со мной, пошли, милый" - ласково манила она его. Пёс осторожно на трёх лапах двигался за, как он хотел бы надеятся, своей спасительницей. Ася умоляла восточного мужчину - хозяина ларька, пустить к себе раненого пса на часок, пока она за ним не придёт. А она точно, придёт, честное слово. И Ася знала, что правда вернётся, только сбегает к Елизавете Сергеевне, всё-таки непорядочно не явиться на работу, когда тем более пожилой человек тебя ждёт. Вот правда, Ася не знала, что будет делать потом, как придёт. Но этого, конечно, она ни смуглому продавцу, ни испуганому псу не сказала. Назим, так звали того человека, согласился. Ну что ж я, звэрь что ли, пускай сэдит, такой волк, дам ему сасиску.
Всю дорогу Ася сдерживала слёзы. И жалость разрывала ей сердце, к несчастному, бесприютному существу, которое по вине какого-то подлеца страдало ещё больше. И злость на себя, на свою никчемную жизнь, нищету, которая не даёт ей сделать самое простое в жизни и самое главное - помочь тому, кто нуждается в помощи. Со звучащим в ушах пёсьим поскуливанием в голове всплыли разом все обиды - на судьбу, на детский дом, на предателя Олега, на мошенников, отобравших положенную ей квартиру, на оставившую когда-то в доме малютки грудную дочь Асину мамашу. И главное, злость, злость от собственной глупости и бессилия.
Ася не плакала. Ей надо взять себя в руки. Кому хочется видеть у себя зарёванного работника. Да и придумать что-то надо. Только ком в горле всё нарастал, глаза предательски наполнялись слезами. Она зашла как обычно к Елизавете Сергеевне, вполне уже держа себя в руках. Тепло поприветсвовала женщину, сняла верхнюю одежду, помыла руки и собиралась лезть снимать в стирку тюль - об этом они договорились в прошлый раз.
"Ася, что с Вами? " - неожиданно, нехарактерно участливо и встревожено спросила Елизавета Сергеевна, даже позволив себе деликатно дотронуться до Асиной руки. И тут Ася не выдержала. Знаете, как это бывает - держишься, уверяешь себя, что нельзя показать слёзы, стыдно это и вообще лишнее, до десяти считаешь, вдыхаешь глубоко, стараешься не моргать, чтоб накопившаяся в глазах влага предательски не потекла по щеке, краснеешь весь, и вдруг понимаешь, что всё, ну его, не могу больше, будь что будет!
Вот и Ася, отбросив всякие приличия вдруг расплакалась. Неприглядно, хлюпая носом, вытирая рукой слёзы, всхлипывая. Нет, вопреки Асиным ожиданиям, Елизавета Сергеевна не сделала ей замечание, не пристыдила, не выгнала и не сделала вид, что ничего не происходит. А выяснила, что случилось. Ася рассказала. Конечно, не про детдом и Олега, нет. Только про пса. Большого раненного пса.
"Пошли, Ася, одевайся, пошли за собакой, не будем терять время" - уверенно сказала Елизавета Сергеевна. Она всю жизнь, больше тридцати лет, проработала ветеринарным врачом. Выучилась после войны. Сначала в совхозе работала, с коровками, лошадьми. В армии служила, в мирное время уже - служебных собак лечила. Потом в город переехала, в государственной больнице ветеринарной трудилась, даже в частной подрабатывала - хорошим была хирургом, на весь город одна. Вот почти десять лет, как на пенсии - руки не те, здоровье не то. Теперь только уличным кошкам и собакам во дворе помогает, лечит, кормит, на пару с соседкой возит бездомышей в свою бывшую ветлечебницу стерилизовать, выхаживают потом. Пенсия у обеих небольшая, но что делать, не голодают, а слабым надо помогать. Это всё Елизавета Сергеевна всхолипывающей Асе по дороге рассказывала, успокаивала своими разговорами. И Ася правда успокоилась. Вместе легче все проблемы решить, а решить можно любые проблемы.
Пёс лежал тихонько на постеленном для него Назимом старом свитере, к предложенной сосиске не притронулся, согрелся, только лапку прижимал. Елизавета Сергеевна так ловко нашла к нему подход, уверенно и аккуратно без страха подошла, осмотрела лапу. Перелом закрытый, кровотечение не сильное. Но надо бы везти к доктору - конечно, Елизавета Сергеевна и сама может всё сделать, как никто другой, но ведь нечем дома такое лечить, надо в больницу. И туда их всех - пожилую даму-доктора, заплаканную молодую девушку и раненного пса отвёз Назим. Вот так. Закрыл свой маленький ларёк, написал табличку "сегодня закрыта" и поехал делать добрые дела на старенькой машинке. Он же мужчина. Так он сказал.
Ася потом всем эту историю рассказывала. Она вообще общительнее стала, появились у неё друзья. Но первым другом стала пожилая интеллигентная женщина ветврач. Елизавета Сергеевна. Волчок, так назвали того пса, кстати, остался с ней жить, со своим первым в долгой бездомной жизни доктором. Но теперь-то жизнь домашняя, сытая. Вообще-то Елизавета Сергеевна не хотела его брать - непростая судьба научила её ни к кому не привязываться, да и возраст уже. Но Волчок уговорил - послушанием, лаской, верностью и любовью. Правда, Асе пришлось дать обещание, что если Волчок хозяйку переживёт, то она его уж не бросит, заберёт. Тем более, что теперь есть куда. Ася ведь восстановилась в училище, доучилась и, не без помощи старых знакомых Елизаветы Сергеевны, получила малюсенькую, но свою квартирку, где жили они с подрастающей Катей. Катя посещала детсад, Ася работала в больнице. И каждые выходные они с дочкой покупали гостинцев и ходили в гости. К Елизавете Сергеевне и Волчку.
И одним тёплым летним вечером Асино любопытство, наконец, было удовлетворено. И Елизавета Сергеевна, глаза, которой, кстати, заметно повеселели, рассказала молодой подруге свою историю...